Эффект серфинга - Юрий Тупицын

Прощаясь с Иваном, Кирсипуу на секунду задержал в рукопожатии его большую ладонь.

— Простите мою навязчивость, но мне бы хотелось дать вам несколько советов. Самого общего порядка, разумеется. Скорее даже не советов, а рекомендаций, вовсе не обязательных, но, как мне представляется, полезных.

Лобов улыбнулся этой деликатности.

— Давайте.

Кирсипуу несколько секунд молчал, собрав гармошкой кожу высокого лба, потом прикоснулся кончиками пальцев к широкой груди Ивана.

— Вам придётся проявить терпение, командир.

— Я умею быть терпеливым.

— Догадываюсь. Но речь идёт о терпении особого рода. Кирсипуу заглянул в самые глаза собеседника и снова отвёл взгляд. Психолог был подчёркнуто сосредоточен, и Лобов невольно проникся чувством ответственности к разговору. — Удар орнитеррского геновируса по психике Лены Зим был не только жёстким, но и глубоким. Я говорил вам о частичной амнезии. И это правда! Но не вся правда. У Лены была нарушена не только сознательная, но и более глубокая, подсознательная память, хотя и в меньшей степени, разумеется. В ходе сна, который подошёл к самой границе смерти, была частично разрушена не только память, но и сама личность девушки-стажёра.

Заметив некое, скорее не тревожное, а огорчённое выражение, промелькнувшее на лице Лобова, психолог-обсерватор предупреждающе поднял руку.

— Нет-нет! Вы ошибаетесь в своих догадках. Лена Зим вполне психически здорова, если не считать биофобных явлений, церебральный комплекс у неё отменный, но… Когда я говорил вам о том, что это девушка в образе молодой женщины, я несколько приукрасил картину. Правильнее было бы сказать, что она — девочка-женщина, ребёнок в облике взрослого человека, заново постигающий окружающий мир, который представляется ей то прекрасным, то, когда побеждает биофобия, ужасным и даже отвратительным. Понимаете?

— Понимаю.

— Вы будете сталкиваться с резкими переходами настроений. С раздражительностью, меланхолией, восторженностью и… некоторой инфантильностью. Лена, если она примет вас, будет задавать вам массу откровенных вопросов. Отнеситесь к этому с пониманием, не отпугните её.

— Я не отпугну.

По виду Кирсипуу можно было догадаться, что он настроился на обстоятельный разговор. С профессиональной привычкой в ходе беседы он фиксировал выражение лица Лобова. Но догадаться о его настроении трудно было даже опытному специалисту. Рубленые черты его лица были почти неподвижны, лишь слабые отзвуки, легчайшие тени вазомоторных реакций оживляли их. И тем не менее, когда Лобов сказал: «Я не отпугну», Кирсипуу помедлил, сделал одному ему известные выводы и свернул намеченную беседу.

— Желаю вам удачи, Иван.

— Спасибо.

Глава 6

Лобов провёл в Йеллоустонском профилактории три недели. Лена медленно оттаивала. Возвращение интереса к жизни сопровождалось у неё рецидивами болезни: то презрением к себе самой, то вялым равнодушием ко всем людям. И хотя равнодушие это распространялось и на Ивана, общества его она не чуралась. Лена привыкала к Лобову насторожённо, нелегко преодолевая свою депрессию и заторможенность. Она обращалась к нему только на «вы», держалась официально и не допускала даже самых маленьких вольностей, словно встречались они не в парке среди сосен и берёз, а в служебном кабинете, где Иван Лобов был на положении старшего. Лобов спокойно, даже охотно принял эту манеру общения, которая большинству других людей показалась бы искусственной, может быть, нелепой и, уж во всяком случае, утомительной: в простой атмосфере естественного общения, лишённой женского кокетства и мужского острословия, он чувствовал себя как рыба в воде. Такие отношения позволяли ему естественно, без лишних усилий оставаться самим собой: сдержанным, немногословным, но доброжелательным по отношению к Лене человеком. Заметив, что Лена не тяготится его молчанием, Иван не навязывался с разговорами, но на вопросы её отвечал охотно.

Не договариваясь об этом заранее, Иван ежедневно, как бы само собой разумеющимся образом встречался с Леной после завтрака возле той самой старой сосны, где состоялось их знакомство. Обменявшись приветствиями и новостями, они читали, вели неторопливые, перемежавшиеся паузами разговоры или отправлялись на прогулки, с каждым днём становившиеся все более дальними и продолжительными. Стараясь не быть навязчивым, вторую половину дня Иван проводил без Лены. На прогулочном глайдере он побывал во всех окрестных декорумах, летал в ближайшие мегаполисы, а когда надоедало одиночество, отправлялся планетарным тоннелем на космодром — на мыс Канаверал. Там он отдыхал в обществе товарищей по профессии, отдавая должное и спортивному комплексу, и кафе космонавтов, оттуда же он связывался по видеофонной линии с центральной лунной базой и отводил душу в разговорах с Климом и Алексеем. Не раз Иван приглашал с собой в такие поездки и Лену Зим. Сначала она просто отказывалась, но потом, привыкнув к Ивану, стала отвечать более уклончиво: «Не сегодня». Все больше протягивалось между ними незримых связующих нитей, все больше их тянуло друг к другу. В один из вечеров, получив в ответ очередное «Не сегодня», Иван не оставил Лену, а предложил пройтись по новому, дальнему маршруту, где они ещё не бывали, — по едва нахоженной тропе к ручью, за которым начинался заповедный лес.

Шли они медленно, нога в ногу. Окрепшая Лена не устала, и когда они добрались до ручья, ей загорелось перебраться на ту сторону и хоть одним глазком заглянуть в заповедник, ближний угол которого был открытым для посещения резерватом. Этот ручей можно было перейти по камням, они были специально полуобтесаны, чтобы облегчить переход. Однако Лена у этого препятствия замешкалась, она ещё не привыкла прыгать с камня на камень, да и течение воды, в которой сновали радужные тени форелей, сбивало ориентировку. Заметив колебания девушки, Лобов обхватил её за талию ладонями сильных рук и без видимых усилий переправил на другой берег. Лена не успела ни опомниться, ни слова вымолвить — будто качнулась на качелях, перебросивших её с одного берега на другой, а Иван как стоял возле неё, так и остался стоять рядом.

— Я не думала, что вы такой сильный, — сказала девушка, когда они снова двинулись вперёд.

Иван пожал плечами.

— Не сказал бы, что я очень сильный… Да и не главное для современного человека — сила.

— А что главное? Может быть, ум?

— Может быть. Для учёных, например.

— А для вас?

— Для меня — нет.

— А что для вас главное?

— Все главное. Для человека все главное. Если это, конечно, настоящий человек.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});