Царевна Софья и Пётр. Драма Софии - Андрей Богданов

Под предлогом мщения за смерть Феодора, который был будто бы отравлен[93], стрельцы произвели такое кровопролитие между знатными, что если бы Софья, видя бунтовщиков, зашедших слишком делеко, не вышла к ним из царских палат, то они продолжали бы резню виновных и невинных[94], присваивая себе их имущество[95].

Бояре, или сенаторы, и патриарх[96] со своей стороны спешили остановить кровопролитие[97], и когда жар мятежа несколько утих, царевич Пётр Алексеевич был ими коронован царем ко всеобщей радости русских.

Пётр очень красив и строен собою, и острота ума его дает большие надежды на славное царствование, если только будут руководить им умные советники[98].

Принцесса Софья не очень была довольна его избранием, ибо она предпочитала видеть корону на голове Иоанна Алексеевича, брата единоутробного и единокровного, который был бы царем одним, без сотоварища, причем ей по праву принадлежало бы регентство[99].

Честолюбие не допустило царевну скрывать долго свое неудовольствие; она публично противилась коронованию Петра, утверждая, что этим наносят оскорбление его старшему брату. Бояре и патриарх представляли ей неспособность Иоанна, принца больного, слепого и наполовину парализованного[100].

Для достижения своей цели Софья решилась снова возмутить стрельцов, которых всегда 18 000, разделенных на 28 полков, находится в Москве для охранения царей. Боярин Хованский, начальник приказа этих воинов, сделавшись приверженцем Софьи, посредством возмущения столь огромного числа войск легко заставил провозгласить и короновать при Петре Иоанна, и даже старшим царём, определив ему царствовать вместе с Петром[101]. Потом тем же самым средством, так как оба царя были несовершеннолетние, Софья захватила правление в свои руки[102].

Можно было после этого надеяться, что все смятения кончились и что все останется уже в совершенном спокойствии. Но тогда снова возник заговор среди милиции, составленной частью из стрельцов, частью из граждан этого города, большинство которых очень богатые купцы, охотно зачисляющиеся в ряды и считающиеся весьма лестным для себя числиться на службе[103].

Для случая, когда всем надлежит быть в карауле, им выдают одежду, которую необходимо возвратить в её первоначальном виде; в противном случае они получают столько ударов палкой, сколько на платье оказывается пятен, ибо одежды эти всегда остаются в Москве, исключая тех, которые выдаются стрельцам, следующим в походах верхом за царём; гражданам же разрешено, если наступает их очередь, замещать себя в таких случаях слугами. Обыкновенно, чтобы избегнуть палочных ударов, они покупают новые платья, так что последние обретаются всегда в чистом виде[104].

Получив известие о начале нового бунта и не зная еще причины его, но подозревая великую опасность, двор тайным образом удалился из Москвы в Троицкий монастырь, находящийся в 12-ти немецких милях от столицы. Через несколько дней по удалении двора милиция возмутилась снова, и отсутствие двора увеличило смятение и беспорядок[105].

Боярин Хованский допустил стрельцов грабить и убивать всех людей противной ему партии под предлогом, будто они участвовали в погублении царя Феодо-ра[106]. Главный врач покойного царя, обвиненный в отравлении его, был изрублен стрельцами в куски[107], а великий канцлер временщик Долгоруков и сын его были умерщвлены[108]. Словом, буйство и свирепость были таковы, что неприятно даже о них рассказывать.

Софья, слыша, что происходит в Москве, и полагая, что все это делается ради неё, послала благодарить Хованского за его усердие в отмщении за смерть её брата, уверяя, что весьма ему за то обязана. Она принуждена была употребить такую хитрость, так как надо было обольстить безумца, который был страшен с оружием в руках[109].

Но ласковость царевны имела последствия, каких она вовсе не ожидала: Хованский подумал, что после всего сделанного им для Софии и после изъявлений ее дружбы и благодарности он может надеяться достигнуть многого, и даже царского престола.

Дело казалось ему весьма легким и сбыточным, так как он видел, что, допустив убийство между знатнейшим дворянством, имевшим власть и силу и, следственно, заступавшим ему дорогу, он получил за это похвалу и даже благодарность; потому, заключал он не без основания, милиция всегда будет ему преданной, так как он разрешил ей всякие злодейства и грабежи, и никто из подчиненных его не откажется быть слепо согласным на то, что ему угодно, — одни из благодарности, другие из надежды наживы и возвышения во время смятений.

Он особенно старался распространить между стрельцами нелюбовь к царям, — Иоанну по причине его болезней и неспособности, Петру по его малолетству, и потому что по всем признакам он будто бы подвержен той же болезни, какою страдал брат его Феодор, и, следовательно, нельзя было надеяться видеть в нем государя достойного и умеющего награждать заслуги[110].

Решившись возвыситься насколько возможно, Хованский думал, что он с большим правом и приличием достигнет своей цели, если только ему удастся вступить в родство с царским семейством, каковое обстоятельство легко скрыло бы его замыслы, придавая совершенно другое освещение исполнению их. Он предположил женить сына своего на царевне Екатерине, младшей сестре Софии[111]. Дерзость его предложения не имела, однако, предполагаемого успеха и оскорбила двор царский.

Поняв, что такой союз грозит безопасности молодых царей, Софья сама нашла средство предупредить событие, последствия которого могли оказаться пагубными для Российского государства. Она справедливо рассудила, что честолюбие Хованского гораздо опаснее для её власти, нежели все те люди, которые были им убиты, и потому первая решила отделаться от него и наказать его за все те злодейства, большая часть которых совершилась с её согласия.

В Московии есть обычай торжественно праздновать именины в царском семействе. Принц или принцесса, чьи бывают именины, приглашают вельмож на пир и приветствуются знатнейшим дворянством. Двор назначил праздновать день св. Екатерины — день ангела принцессы, предназначенной Хованским сыну своему, — в Троицком монастыре, и Софья пригласила на праздник всех бояр, но особенно просила она приехать Хованского, продолжавшего свирепствовать в Москве[112]. Делая вид, что одобряет его бесчинства, она приняла между тем меры, чтобы избавиться и от этого претендента на престол.

Боярин князь В.В. Голицын, о котором будем еще иметь случай говорить, посоветовал действовать, не теряя времени, и действительно, 200 конных воинов, находившихся в засаде, на Троицкой дороге, схватили Хованского, свели его в ближайший дом, прочли ему и сыну его смертный приговор и отрубили им головы[113].

Стрельцы были поражены известием о смерти их начальника как будто громовым ударом, но едва прошло первое изумление, как они пришли в величайшую ярость, вопия, что они потеряли отца своего и хотят страшно отомстить за него губителям, кто бы они ни были. Они захватили арсенал и военные снаряды и грозили всеобщим разрушением[114].

Двор, извещенный об опасности, грозившей государству, призвал все другие войска, всегда ненавидевшие стрельцов, и приказал немецким офицерам, бывшим в полках в большом количестве, без замедления явиться в Троицкую обитель[115]. Все они повиновались приказу, оставив в Москве своих жен и детей, и никого из них не остановило опасение, что стрельцы могут на их семействах сорвать свою злобу за повиновение их царям. Такого рода опасения были бы и небезосновательны.

Немцы обитали в предместье Москвы, называемом Кокуй[116], и стрельцы решили было направиться туда с целью сокрушить всё и вся. Но благоразумнейшие из стрельцов уговорили остальных, представляя им, что мужья и отцы будут мстить за жен и детей своих, когда придут с царскими войсками, и что тогда нельзя уже будет ожидать никакой пощады и найти средства к примирению.

Приняв все это в соображение, стрельцы, боясь последствий, решились пощадить предместье и, оказавшись без начальника, стали искать средства к примирению, на что двор охотно согласился, ибо, сказать правду, он только этого и желал[117].

Дело кончилось умерщвлением нескольких стрелецких полковников и офицеров и посылкой ко двору старшин с просьбой о прощении[118]. Они получили его без больших затруднений, и вскоре потом цари прибыли в Москву с дворянами и иностранными офицерами.