Я слышу - Наталия Никульшина

нарассказывала!

- Ой, ты ее меньше слушай! Она у нас дама впечатлительная!

- Кто бы говорил! – засмеялся Гоша. – Киса, ты без аппарата ведь уже? Там че под пластырем?

- Там уши! Без аппарата и слышу тебя почти прекрасно!

- Как классно! – обрадовался он. – То-то я и смотрю, что ты больше мне в рот не заглядываешь!

Я в шутку толкнула его в плечо, а Гоша меня обнял.

- Я рад, что ты решилась и что ты уже почти не глухая тетеря, киса! – перенял привычку Лизы называть меня «кисой». Но я и не возражаю.

Я смеялась вместе с Гошей, а потом почувствовала на себе взгляд. Джинсы, майка, за плечом рюкзак. Коршун, пройдя от нас на приличном расстоянии, застрелил меня взглядом и вышел из больницы. На душе потемнело, настроение тут же пропало. Во-первых, мой доктор ушел домой и увижу я его теперь только завтра, во-вторых, теперь он точно ко мне не подойдет, даже если и решил наплевать на жену, думая, что Гоша – мой парень. Все, накрылось мое чаепитие.

ГЛАВА 8

ГЛАВА 8

Смену моего настроения Гоша заметил сразу, встревожился, стал выпытывать причину. Я догадалась сослаться на вчерашнюю операцию, на усталость, Гоша состроил взволнованный вид и, пообещав еще забежать, как появится свободное время, проводил меня на пятый этаж, помогая дотянуть пакет с «вкусняшками». Кстати, интересуясь моим здоровьем, Гоша не забыл и про новую татуировку узнать, от которой девчонки по палате, когда заметили, были в восторге. Как и доктор, впрочем. Я отрапортовала, что не ленилась и ухаживала за своей птичкой даже в больнице. Друг остался мной доволен и, наконец, убежал.

Перед тем, как лечь спать, я решилась посетить местную купальню. Не хочу опять салфетками протираться! И хочу, наконец, вымыть голову. Девчонки меня от этой идеи стали отговаривать, но я была решительно настроена. Ну что со мной может случиться? Тело меня уже отлично слушается, уши Коршун заклеил намертво, да и голову я буду мыть, наклонив ее вниз, чтобы вода все же никак не смогла туда попасть. В общем, я была в себе уверена, девочки – нет. Так же они уверяли, что пока снимать уже ставшие мне ненавистными чулки категорически нельзя, а мне не терпелось сделать это хотя бы на несколько минут, пока буду в душе. Ноги из-за чулков чесались невыносимо, расчесала я их уже прилично, теперь придется половину оставшегося лета забыть обо всем коротком, а то люди могут подумать, что я лишайная.

В общем, я, собрав пакет с душевыми принадлежностями, благословленная соседками по палате (Оля искупалась недавно, Таня пока не решалась рисковать), устроилась на кушетке перед дверью душа, ожидая, когда там будет свободно, и удивляясь, что эти двери все же закрываются изнутри, в отличие от дверей туалета. Интересно, как думали те, кто решал, где ставить замок, а где – нет? В туалете нельзя, вдруг человеку там плохо станет. Что ж потом, двери из-за каждого доходяги выбивать? Ничего, и так нужду справят. А опасаясь, что кто-нибудь ворваться может, дело даже быстрее пойдет. Ну, а вот в душе можно уже без страха замыкаться! Уж если человек до него добрался, значит, все, полегчало ему!

А желающих сюда было немного, особой очереди я тут ни разу еще не видела, один – два человека. Большинство больных полудохлые, а те, кто способен мыться – делали это в течение всего дня, чтобы не создавать толпу. Это мне на ночь глядя приспичило. Ну, и еще тому, кто сейчас там плескается. Но ничего, я пока подумаю о Коршуне. Что он решил, когда увидел меня, обнимающуюся с Гошей? Взгляд у доктора был так себе… эх, как бы не передумал насчет чаепития! Спит, наверное, уже мой Коршун… ну, не мой, конечно, но помечать-то я могу!

- Кузнецова, а ты чего тут сидишь? – раздалось рядом. Я подняла глаза. Передо мной стояла медсестра, которая вчера забирала меня с операции, глядела на меня с подозрением. – Ты что, в душ намылилась?!

- Ну да, - пожала я плечами, не понимая, чего она такая подозрительная. – Голову надо помыть.

- А ну, марш в палату! – возмутилась она. – Еще чего не хватало! Вчера только с операционного стола!

- Но я хочу нормально помыться! – заныла я.

- Потерпишь! Нельзя тебе еще! Салфеточки дать влажные? Вот это – можно.

Я упрямо отвернулась, делая вид, что ее здесь нет. Не станет же она меня силой держать! А я хотя бы быстренько ополоснусь. Такая жара, а человеку и освежиться нельзя! Это у них в сестринской кондиционер стоит, а у нас в палате духотища жуткая!

- Кузнецова, ты понимаешь, что тебе там плохо может стать?! – не унималась медсестра.

- Не станет! Я обезбольку уколола, ничего не болит у меня, кровотечения тоже нет. Все будет отлично! Я быстренько, обещаю! – я засияла уверенной улыбкой, чтобы она отвязалась, мысленно ругаясь на того, кто застрял сейчас там в душе. Утоп он там, что ли?

- Или ты идешь в палату, или я доктора сейчас позову! А тут сегодня Гаврилюк, уж она тебе выскажет! – пригрозила она. – Тебе плохо станет, а я потом крайняя останусь, что не уследила! Оксана Валерьевна! – обрадовалась медсестра мелькнувшей на горизонте женщине в белом халате.

Та подошла ближе, давая мне возможность прочитать фамилию «Гаврилюк» на бэйдже. А вот и дежурный врач, о котором я слышала не очень приятные отзывы. Но на вид женщина выглядела иначе. Элегантная, с уложенными короткими волосами, худенькая, наверное, ей чуть больше сорока. Лицо строгое, ухоженное, взгляд холодный. Ей бы в морге работать с таким видом.

- Что случилось? – строго поинтересовалась Оксана Валерьевна.

Я закатила глаза.

- Да вот, у нее операция только вчера была, а уже в душ намылилась! – наябедничала медсестра. – Ну, объясните, что нельзя ей! А то меня потом ее лечащий порвет, если пущу!

- Идите в палату, - холодно приказала мне Гаврилюк.

- Я что, в тюрьме? – возмутилась я. – Я хочу искупаться.

- А я хочу, чтобы вы шли в палату! – отбила она. – Вы чего все тут такие умные!?

- Послушайте, оставьте меня уже в покое! Мой доктор о душе ничего не говорил! – я стала злиться и не упустила шанса отомстить Гаврилюк за своего