Я люблю Капри - Белинда Джонс

— Я не знала, что сказать, — меня уже давно никуда не приглашали.

— Я знала, что порочная сущность женщин семьи Риз рано или поздно проснется в тебе! — смеется она.

— Уверена, ты хотела сказать комплимент, — говорю я.

— Конечно! — отвечает мама, хватая меня за руку. — Смотри, я хотела показать тебе вот это…

Мы останавливаемся у витрины магазинчика и взираем на мириады серебряных цилиндров, трубочек и стеклянных бутыльков, расставленные вдоль стен.

— Вдохни! — инструктирует мама. — Что ты чувствуешь?

— Лимон, — начинаю я.

— Конечно, это же Капри.

— Апельсин, персик…

— Да… — подбадривает она.

Я задумываюсь на секунду.

— Сандаловое дерево?

— У тебя всегда было хорошее обоняние, — смеется мама и щиплет меня за нос. — А цветы можешь назвать?

— Ландыш и… — Я еще раз вдыхаю. — Определенно жасмин!

— Очень хорошо.

— Это парфюмерная лавка?

— Не просто парфюмерная лавка, это та самая «Картузиа»! — торжественно говорит мама. — Легенда гласит, что в тысяча триста восьмидесятом году королева Джованна д'Анджио посетила монастырь Святого Иакова…

— Вон тот? — спрашиваю я, показывая в сторону отеля.

— Тот самый! — кивает она и продолжает: — Отец настоятель хотел, чтобы королева почувствовала, что она здесь дорогая гостья, поэтому он собрал самые прекрасные цветы острова и сделал для нее букет. Воду не меняли три дня, а потом, когда цветы выбросили, он заметил, что вода приобрела притягательный аромат. Он отнес эту воду к отцу алхимику — и это были первые на Капри Духи.

— Какая прелесть, — говорю я, хотя сомневаюсь, что мне бы захотелось разливать во флаконы какую-нибудь воду из-под цветов. По крайней мере, тех, что мне в жизни попадались.

— Твой дедушка пользовался мужскими духами, — улыбается мама. — Я покупала их ему на каждый день рождения. Их делали из дикой малины и корабельного дуба. В тот день, когда мы с бабушкой Кармелой уехали, я вылила немного его духов на манжет моего кардигана, чтобы вдыхать это запах и думать об отце. — Голос у нее дрожит.

— Это тот маленький синий шерстяной кардиган, который висит в шкафу? — спрашиваю я.

Она кивает.

А я все понять не могла. Он не подходил ни к одной из ее вещей, но пережил все переезды и весенние уборки.

— Ужасно есть хочу, а ты? — спрашивает мама, чтобы сменить тему.

Удивительно, но из «Ристоранте Фаральони» не открывается вид на знаменитые скалы, однако он находится на дороге к ним. А еще на Виа Камерелле находятся самые эксклюзивные магазины — «Гермес», «Тодс», «Альберта Ферретти» и тому подобные, и клиентура у ресторана соответствующая. Втайне мне нравится, что, когда моей маме приходится соперничать с наследницами и моделями, она все равно притягивает взгляды, входя в комнату.

— A! Buona sera, signoras! — Официанты чуть ли не на головы друг другу наступают, стараясь заманить ее на свою территорию. Победителем выходит приятный малый по имени Массимо, он с шиком размещает нас в одном из отдельных шатров на улице.

Массимо ставит на стол небольшую вазу с цветами и улыбается:

— Из моего сада.

Мы смеемся — как же! А потом я замечаю, что на других столиках цветов нет… Он бы очень понравился Клео, думаю я. наблюдая, как официант, огибая на бегу аквариум с лобстерами, несется на кухню: милый чуть неуклюжий щенок с телом атлета.

Мы игнорируем предрассудки по поводу розового вина и заказываем бутылку «Лакрима Кристи», что переводится как «Слеза Христова». Это не только самое поэтическое название во всей карте вин, но это вино еще и производится из винограда, который выращивают здесь, на склонах Везувия. Здорово! Бледно-розовая лава крепка на вкус, и по шкале опьянения мы мгновенно взлетаем еще на пару делений вверх. Это неплохо, потому что Массимо подливает буквально по капле. (Мне кажется, это уловка — чтобы почаще подходить к нашему столику.) Один за другим возникают официанты и высказывают свое почтение, — осмелев после выпитого, я рискую улыбаться им в ответ. Такое впечатление, что мамина кокетливость заразна. Сначала мне не по себе, однако, потом меня охватывает странное, но приятное волнение.

Мама шестым чувством улавливает мое настроение.

— Может быть, тебе стоит поймать Марио на слове и пойти с ним погулять по острову! — подмигивает она.

— Смеешься? А сама ты пошла бы гулять с ним вот так — один на один? — спрашиваю я.

Глупый вопрос. Но я начинаю думать, что, возможно, дело не столько в ее взбалмошности и привлекательности, сколько в уверенности — мама точно знает, что справилась бы с Марио. Если бы тот попытался распустить руки. Совсем как Кэтрин Зета-Джонс, которой удавалось держать на расстоянии Майкла Дугласа почти девять месяцев — она просто обязана поделиться секретом. Хотела бы я понять, как можно иметь столько дерзости, чтобы сказать «нет» с достоинством и затем потребовать уважения к себе, не теряя при этом притягательности. Тут нужна определенная сноровка. Если бы я оказалась в уединенном живописном уголке с кем- нибудь столь же приставучим, как Марио, я бы пришла в ужас. Он бы непременно предпринял попытку пересечь границу дозволенного, не дав мне времени проверить его паспорт, визу и таможенную декларацию. Я в таких ситуациях совершенно теряюсь и свожу все к шуточкам, — когда кто-то позволяет себе лишнее, я лишь шлепаю его по рукам и обзываю «скверным мальчишкой», хотя на самом деле мне хочется закричать: «Ты что? Ты думаешь, меня возбуждает, когда ты хватаешь меня так неистово, будто я одинокая крепость, которую нужно быстро и безжалостно взять приступом?»

— Вы готовы сделать заказ? — обходительно улыбается Массимо, хотя в действительности он спрашивает уже в третий раз.

— Простите, — извиняется мама, взмахивая в его сторону яркими ресницами. — Мы все время отвлекаемся.

Я сосредоточенно разглядываю меню. Никак не могу решить — вермишель или паста с трюфелями? Мне нужна Клео. она задала бы правильные вопросы и помогла бы мне определиться. Я тянусь за своим бокалом и вижу, что мама игриво меня рассматривает.

— Пища для размышлений! — выдает она и, недоговорив, начинает смеяться.

Я радостно фыркаю, и розовое вино течет у меня по подбородку. Мама громко хрюкает от смеха — я никогда не слышала от нее ничего менее элегантного, меня трясет — я безуспешно пытаюсь сдержать хохот.

Наконец мы, немного, успокаиваемся и пытаемся отдышаться — лица у нас пунцовые, и по щекам текут слезы.

— Все хорошо? — спрашивает Массимо, терпеливо пережидая истерию с едва заметной улыбкой. — Воды?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});