Фартовый. Лихие 90-е - Георгий Лавров

class="p1">— Ты что, нет, конечно! — Ирина смотрит сердито. — Сам ведь слышал, что нельзя тебе работать.

— Так Серов же сказал, что играть нельзя.

— Какой Серов? — градус электродрельности повышается. — Или ты с этой дальше мутить хочешь?

Она пристально и не очень добро вглядывается мне в лицо.

— Ты же знаешь, да, что с клиентами любые отношения запрещены?

Она укоризненно качает головой и уходит. Переодеваюсь, но домой не спешу. Со стороны кухни доносится аромат солянки. Кто-то намекал на ужин, решаю его дождаться, а потом уже двигать. Всё равно дома делать мне нечего. Опять придётся выслушивать плач о теперь уже полутора штуках баксов.

А, может… может, к матери заглянуть? Не поздно ли? Нет, к ней лучше завтра после школы заскочу, чтоб без обязательств. Разведаю, что у меня за семья, что за отношения.

Тарелочка солянки творит чудеса. Выхожу на улицу через служебный вход и вдыхаю вечернюю прохладу. Ну, что, Рома, жизнь налаживается, да?

Я молод и вроде здоров, тело есть, ума не надо. Имеется работа, какие-то знакомые, Ирка вон, не даст пропасть. У неё, в случае чего и пожить можно. Это так, на всякий случай. Но главное, мозги и опыт, остались прежними. Так что, как есть вторая жизнь. Ну и, главное — картишки пока не подводят. Тьфу-тьфу-тьфу!

— Романыч, покурим? — из служебного входа в темноту выныривает несколько парней.

— Я же не курю, — бросаю я и остаюсь на месте.

Впечатлений от общения для меня на сегодня достаточно. Да и мысль о том, что в этой толпе я тоже могу оказаться кому-то должным, не радует. Ребята докуривают и уходят, а я остаюсь в ночной темноте. Блин, поздно, конечно, к матери идти, а домой далеко. На тачку бабла нет. Метро, короче, закрыто, в такси не содють.

Ладно, ходить пешком полезно. Попрусь воспитывать свою женщину. Интересно, сколько мне потребуется времени, чтобы сделать из неё что-то приличное?

Я отхожу от гостиницы и, повернув в сторону Ленина, двигаю по тротуару. Вдоль дороги стоят припаркованные машины. Думаю, их хозяева сейчас испытывают судьбу в казино.

Когда я иду мимо вишнёвой «девятки», у неё неожиданно открываются двери. С переднего пассажирского сиденья выскакивает человек в чёрном и бросается на меня. Я не успеваю отреагировать, как в тот же миг он толкает меня назад, а сзади чьи-то крепкие руки тянут в машину.

— Вы чё творите! — успеваю крикнуть я и больно бьюсь затылком.

7. НЭП, кабак, разврат

Мужик в чёрном утрамбовывает меня на заднее сиденье и захлопывает дверь. Я начинаю нащупывать ручку, чтобы открыть дверь и выскочить, но ничего не нахожу.

— Тихо-тихо, нэт ручки, — с характерным акцентом сообщает тот, кто затянул меня внутрь, и из-за кого я долбанулся затылком.

Тот, что заталкивал меня в машину, возвращается на переднее сиденье.

— Вы кто такие, печенеги? — удивлённо спрашиваю я. — Вам чего надо? Вы меня с Брынцаловым спутали наверное?

— Да подожди ты, не кричи, — отмахивается передний пассажир. — Гейдар, поехали! Чего ждёшь!

— Ильдар, ты что ли? — восклицаю я.

— Ну, а кто ещё, Рома, бл*ть, — усмехается он. — Дед Мороз, да?

Движок ревёт и мы срываемся с места в «спортивном» стиле.

— Вы тут все боевиков что ли насмотрелись⁈ В чём проблема-то? Мы же договорились, что ты подождёшь.

Я быстро оглядываюсь. Слева от меня пыхтит толстый Марат. Вытирает шею платком. Ильдар оборачивается вполоборота, задумчиво трёт подбородок.

— Чего подожду? — переспрашивает он. — Ты про что?

— Про то, чтобы долг тебе вернуть.

Я не понимаю, что происходит, и мне начинает надоедать эта ситуация.

— А, Рома, забей, — он добродушно отмахивается. — Хочешь вообще тебе его прощу?

Хм… Лучше признай неправомерными свои притязания.

— Смотря, чего ты от меня хочешь, — говорю я. — За шишку на затылке я по-любому пятьдесят процентов с вас снимаю. Говорите, чего надо.

Глаза привыкают к темноте, и я начинаю более детально различать мимику. Ильдар сомневается. Он порывается что-то мне сказать, но вроде как слова подбирает.

— Ладно, — произносит он. — Тут такое дело, братан…

Он мотает головой, вроде как не зная, как объяснить, чего ему надо. Опасность, по крайней мере, от них не исходит.

— Ладно, — повторяет Ильдар, — как пойдёт. Значит, так, Ромик. Мы сейчас зайдём в одно местечко. Нужно будет сыграть.

— Во что? — уточняю я, хотя прекрасно знаю ответ.

— В карты, конечно, дурака из себя не строй! — вмешивается Марат, но Ильдар тут же осаживает его на своём родном языке.

— А зачем мне это? — изображаю я независимость, хотя мурашки уже побежали.

Я им нужен, это ясно, как Божий день. Но нужны ли они мне? Пока точно понимаю, что на провальные условия соглашаться больше не буду.

— Расклад такой, играешь за нас. Выигрываешь — твои двадцать процентов. Минус… Ну, это будет мой минус. — Ильдар старается говорить твёрдо, но я считываю нотки неуверенности.

Сомневается? Хорошо. Значит, я могу продавливать свои условия.

— Двадцать процентов? — переспрашиваю я и усмехаюсь. — Ты же несерьёзно, да? Типа прощупываешь, на что я соглашусь?

— Долг прощу! — отрывисто добавляет он.

Вот это уже лучше. При упоминании карт чувствую знакомый мандраж. Сегодняшняя игра и победа доставили удовольствие, но… недостаточно. Мне нужно ещё!

— Выигрыш пополам, риски на тебе. — Я вкладываю в голос максимальное безразличие. — Иначе игры не будет.

Ильдар мотает головой.

— Вообще-то это ты мне должен… — начинает он, но я его прерываю.

— Долг забываем. Сразу как только я сажусь за первую партию. Мои условия пятьдесят на пятьдесят… И это чисто по дружбе, Ильдар. И только один раз.

— Бл*ть, Ромик, — Ильдар зло выдыхает, но я чувствую, как азарт захватывает и его. — Ты мне должен, сука. Я тебе шанс даю, а ты жопой крутишь! Хрен с тобой, тридцать тебе, семьдесят мне. Бабками я рискую, не ты!

— Я от долга не отказываюсь и поблажек не прошу. Как договорились, так и верну. Это чисто твой движ.

— Что за движ, а?

— Ты предлагаешь, а я соглашаюсь или отказываюсь.

Марат что-то нервно говорит по-азербайджански. Ильдар отвечает. Они начинают спорить, но вдруг резко замолкают. Непереводимый местный фольклор, короче.