Остров Русь 2, или Принцесса Леокады - Станислав Буркин

– Друзья! – начал он. – Я думаю, вам известно, что сегодня перед вами должна была выступить знаменитая певица Леокадия?!

Я выпучил глаза, но Стас шепнул мне:

– Молодец, Веня! Уж об этом-то ей точно доложат!

– Ле-о-ка-ди-я! Ле-о-ка-ди-я! – принялась скандировать толпа, но продюсер продолжил:

– Но она, понимаете ли, сказала, что не собирается петь в таком захолустном провинциальном городишке, как ваш...

– А-а-а!!! – взорвался народ негодованием, и имя певицы потонуло в этом реве.

– Да и ладно! – заявил Перескоков. – Не больно-то и надо! У нас есть звезды покруче! Встречайте: дуэт «Тот-Того»! – Площадь потряс новый взрыв зрительских эмоций, но теперь это был восторг. – Тем более что наши мальчики, – продолжал хитрый продюсер, – легко исполнят для вас пару ее хитов.

Толпа взвыла от радости, зазвучала фонограмма, и мы со Стасом, уже привычно прыгая и пыхтя в отключенные микрофоны, «запели» неизвестно чьими голосами:

Милый, милый, милый,Зацелуй меня,Милый, милый, от тебяЯ млею как свинья!

Честно говоря, на этот раз я прыгал и кривлялся даже с некоторым удовольствием. Приятно было доставить радость всем этим людям и досадить к тому же зловредной Леокадии. Но следующий куплет все испортил:

Милый, помнишь, мы в «пис-пис»Играли во дворе?Обмочили гаражиИ штанину мне.

Вот черт! А я уже и забыл про эту проклятую тематику. Но уж тут все пошло без сучка и задоринки – именно так, как и задумывали наши великие и ужасные продюсеры. Ну конечно! Это ж вам не глухой таежный Киреевск, это крупный областной центр! Громовым эхом подпевая припев, все эти, только что такие симпатичные мне люди враз принялись радостно справлять малую нужду.

Я уж не знаю, как эта сволочь Перескоков сумел так настроить десятки тысяч людей, наверное, дело тут в силе телерекламы. Но если так, то, учитывая, что этот концерт тоже транслируется, сейчас вместе с нами мочилась и вся наша необъятная, многонациональная, многострадальная Родина-мать!

Вот это был настоящий ночной позор. Хуже и представить себе трудно... Но был и забавный момент. Откуда ни возьмись, на площади появился раскрашенный цветочками дрессированный слон и, набирая хоботом воду из фонтана, принялся обливать ею всех окружающих.

Наконец на подмостки выскочили Самогудова с Леликом, Перескоков стал их витиевато объявлять, а мы спустились вниз. Настроение было отвратное. Чуть-чуть грела мысль, что, возможно, это позорище все-таки выведет нас на Леокадию, но это было слабое утешение, так как верилось с трудом.

– Здорово придумали! – счастливо скалясь, хлопнул меня по плечу безумный Вольфрам. – Долой условности! Свобода, непосредственность и еще раз свобода! Ну а теперь – ко мне? И – по бальзамчику?!

– А что, поехали? – утомленным голосом предложил мне Стас. – Пока нас Перескоков не поймал.

– Поехали, – согласился я и поискал глазами телохранителя, но Стас, поняв меня, поторопил:

– Да черт с ним, пошли быстрее, а то, не дай бог, еще Веничка увяжется.

Вольфрам поразил нас размахом своего быта и глубиной воображения. Во-первых, выяснилось, что живет он прямо в старинном особняке областного исторического музея в центре города, которым, как он нам объяснил, до революции владел архиерей. Во-вторых, губернатор оказался чрезвычайно эрудированным и артистичным человеком.

– А это мой лучший друг! – воскликнул он, когда в фойе музея, громко топая, встречать нас выбежала огромная собака лабрадор и принялась, крутя роскошным хвостом, слюнявить пухлые пальцы хозяина. – Ее зовут Шланга. Очень умная, хотя, как вы, наверное, уже поняли, ленивая псина.

Собака исподлобья посмотрела на хозяина, продемонстрировав свои красноватые белки, пошатнулась и рухнула у его ног.

– Просто удивительно ленивая, – посетовал Вольфрам. – Шланга, вставай! Кому сказал! – попинал ее губернатор и глянул на часы. – Друзья, уже третий час ночи! Вы, наверное, ужасно устали, а мне так хочется многое вам показать...

– Да нормально! – воскликнул Стас. – Мы отлично выспались днем.

– Ах так?! – обрадовался Вольфрам. – В таком случае я смогу продемонстрировать вам свои метаморфозы! Перевоплощения – одно из моих любимых занятий. Больше всего на свете я люблю две вещи: Шлангу и перевоплощения!

Вольфрам свернул в зал русского Средневековья, крикнул нам, чтобы мы не входили, а сосчитали сначала до сорока. Мы посчитали и вошли. Вольфрама в зале не было, зато на деревянном престоле сидел настоящий русский царь. Суровый монарх сжимал в руках скипетр и державу, а на голове его красовалось нечто вроде шапки Мономаха. Я сперва подумал, что это восковая фигура, но царь шевельнулся и грозно объявил:

– Расхитили бояре казну земли русской! Воеводы не хотят быть защитниками христиан православных! Отдали Русь на растерзание Литве да ханам, да псам немецким! Каждый думает лишь о своей мошне, забыв напрочь об отечестве! – Он выдержал паузу и продолжил спокойнее, но строже: – А посему, повинуясь великой жалости сердца, беру снова государства свои, буду владеть ими самодержавно.

Он ударил скипетром, и мы вздрогнули.

– Похож? – вдруг спросил он заискивающим тоном. Колдовство развеялось, и перед нами вновь сидел прекраснодушный губернатор Вольфрам.

– Здорово, – признали мы со Стасом.

– Идем дальше! – позвал он и побежал, разбрасывая на бегу регалии. – Не забудьте сосчитать до сорока, – попросил он, влетев в следующий зал.

На этот раз губернатор сидел в бамбуковом кресле в образе японского императора-самурая, немного смахивающего на Будду, в златотканом кимоно.

– Хирамота хасаяма? – произнес он. – Сарамата, э-э, харакири...

Мы сложили руки ладонями и поклонились.

– Похож?! – взволнованно воскликнул Вольфрам снова.

Мы стали кланяться еще усерднее.

– Жалко язык не знаю, потому – коротко! – вскричал он, вскакивая. – Но я выучу, выучу! Я – гений метаморфоз! Шланга, ко мне! – крикнул он. Большая, лающая басом собака, обгоняя нас, грузно проскакала по паркету и вместе с ним скрылась в следующем зале.

– ...тридцать девять, сорок! – крикнули мы, досчитав, и вошли.

Приторно пахло розовым маслом. По углам широкой кровати дымили чаши с ладаном, а на перине, обнимая лежащего рядом пса, покоился человек в белом плаще с кровавым подбоем и с печатью муки на лице.

– Боги, боги! – хрипло простонал он, не открывая глаз. – Шланга!.. То есть Банга! Меня мучает страшная болезнь. Гемикрания называется. Принеси мне, пожалуйста, яду, Банга. – Он страдальчески прикрыл глаза рукой, приоткрыл ладонь, выглянул из-под нее одним плутоватым глазом и спросил: – Похож?

– Воистину, Эгемон! – признал Стас и зевнул. Я посмотрел на него и понял, что тоже не отказался бы уже и вздремнуть. Лучший Понтий Пилат из всех, что я видел, вскочил с ложа и хотел уже броситься в следующий зал, но я его остановил:

– Останьтесь, пожалуйста, так, – попросил я его. – Вам очень идет этот образ. Я это еще на мосту заметил.

– Правда? – застенчиво улыбнулся тот и, повертевшись туда-сюда перед зеркалом, кокетливо оглядел свой наряд. – А я так на работу завтра пойду! – заявил он. – Ну что ж, ладно. Вижу, теперь вы все-таки утомились. Давайте поужинаем – и на покой.

– Интересный вы человек, – заметил Стас по дороге в столовую.

– Да у нас тут все такие, – довольно махнул рукой губернатор. – Что ни дворник – писатель-фантаст, что ни сторож – рок-н-ролльщик. Есть даже один журналист, так тот себя и тем и другим возомнил, всему городу уже своими талантами плешь проел... Да все поголовно – художники, артисты... Еще эти, как их... Дизайнеры! А работать некому. Все поэты, в кого ни плюнь...

– А вы не плюйте, – посоветовал Стас.

– Трудно, – честно сказал Вольфрам и вздохнул. – Я же все-таки губернатор.

Вдруг со стороны входа еле слышно раздался хриплый вопль:

– Караул! Убивают!

«Вот тебе и раз! – удивился я. – Кто кого тут может убивать, если кругом одни добренькие?»

– Мне это кажется? – спросил я Стаса.

– Это голос Перескокова! – крикнул тот. – Бежим! – и мы бросились на звук через залы. Значит, продюсер нас все-таки выследил. Но кто-то настиг и его...

– Постойте! Подождите меня! – путаясь в полах плаща, прокуратор кинулся нам вдогонку.

Мы пробежали два выставочных зала, вестибюль... Хриплые вскрики и шум борьбы становились все яснее. Наконец, мы влетели в актовый зал и увидели, что лежащего на столе Перескокова душит висящий над ним на тонких, едва заметных струнках человек в черном трико и черной матерчатой маске, закрывающей все лицо.

– Я им ничего не сказал... – прохрипел синий уже Перескоков.

– Да ты ничего и не знал, болван! – ответил ему черный, и тут они оба увидели нас.

– Помогите! – простонал Перескоков.

Я схватил стул и запустил им в загадочного злодея. Но тот увернулся, резво взлетел на своих нитках к потолку и побежал по нему на четвереньках, раскорячившись, как паук. Миг – и он выскользнул в форточку под куполом зала.