Гилгул - Иван Сербин

– Нет, – прервал его Аннон. – Ты должен сделать так, чтобы посланники Дэефета не увидели странника.

– Но, мой Царь, – Исав явно растерялся. – Я не могу выгнать их из дворца. Царь Дэефет воспримет это как знак неуважения к нему и его народу. И страшен будет гнев иегудейский против народа аммонитянского.

– Делай так, как я тебе говорю, – резко ответил Аннон.

– Да простится мне моя дерзость, – негромко сказал Исав, – но царедворцы обеспокоены тем, что происходит в последнее время, мой Царь. Они верно служили вашему отцу многие годы…

– Поэтому и стали царедворцами, – перебил стройную речь Аннон.

– Да, это так, – согласился Исав. – Но теперь… Мы отказались платить дань Царю Дэефету, как это делают прочие – фелистимляне, арамеи, ваш брат, Царь Моавитянский, и другие цари, – но мы также не собираем армию для войны с иегудеями. Теперь вы пренебрегаете Дэефетовыми посланниками ради какого-то странника… Вам лучше, чем кому бы то ни было, известна жестокость Царя Иегудейского и…

– Мне надоели пустые речения! Делай так, как я тебе говорю! – крикнул Аннон и быстро пошел через зал к двери. – И знай, Исав, мой Первый царедворец, мудрость которого славится на все Аммонитянское царство и за пределами его, – он остановился в шаге от советника и понизил голос до угрожающего шепота, – если посланники Дэефетовы увидят странника, которого я ожидаю, утром следующего дня твоя многомудрая голова украсит жертвенный алтарь в храме Господнем! Это говорю тебе я, Аннон, Царь Аммонитянский, сын Нааса. Теперь иди! Исав помрачнел. Он не понимал происходящего. Ему еще никогда не доводилось видеть Аннона в столь дурном расположении духа. «Неужто, – размышлял советник, покидая притвор, – какой-то странник, бродяга, даже не пророк, дороже мира с Царем Иегудейским? Царь Дэефет, несомненно, будет взбешен. Но известно даже последнему глупцу, какого можно сыскать от Кархемиса до Рефидима‹Кархемис и Рефидим – города Сирии и Египта.›, насколько велик и страшен бывает гнев Царя Дэефета. Стоит ли искушать судьбу?» Исав украдкой оглянулся на дверь тронной залы, рядом с которой застыла стража.

– Даром ли ты назвал меня мудрым, мой Царь, – пробормотал он сквозь зубы. – Я докажу тебе, что моя мудрость сильнее твоей злобы. Послы Дэефетовы – двое дородных мужей, облаченных в дорогие одежды ашбейского виссона, алые плащи, с драгоценными наперстниками царских левитов на груди и золотыми запястьями, украшавшими правые предплечья, – дожидались в открытом дворе. Один восседал на циновке, потягивая вино, второй стоял, рассматривая богатую отделку фонтана и поглаживая густую, умащенную маслами бороду. Завидев Исава, сидящий посланец нахмурился и отставил чашу. Встречать посланцев Царя Иегудейского должен был выйти сам Царь Аммонитянский. Появление на пиаццо советника означало, что что-то пошло вопреки общепринятым правилам. Исав нарочито неторопливо спустился по лестнице и остановился в нескольких шагах от посланников. Он специально встал так, чтобы вход в Темничный двор‹Темничный двор – специальное помещение при дворце, в котором располагалась стража и помещения для пленников.› оказался в двух шагах за его спиной, а между ним и посланниками располагался фонтан. Сидевшие левиты поднялись. Они не получили ни привычных почестей, ни должного уважения.

– Царь Иегудейский Дэефет будет очень рассержен, что его посланцам не выказали почтения, – сообщил один из левитов негромко, глядя Исаву в глаза. Тот усмехнулся и, наклонив голову, рассматривая гостей исподлобья, ответил:

– Твой Царь будет смеяться, узнав о том, что случилось с тобой. И не только он. Когда вы пойдете в Иевус-Селим, все, кто попадутся на вашем пути, тоже будут смеяться, и по всей земле, от Арамеи до Гесема, станет известно, что Царь Аммонитянский Аннон обошелся с посланцами Царя Иегудейского подобающим образом. Ко мне! Ему не пришлось кричать. Дворец Нааса был спланирован таким образом, чтобы из любой комнаты Царь мог позвать стражу, лишь немного повысив голос. Через секунду из Темничного двора и олеи‹Олея – наружная пристройка к зданию, предназначенная для дворцового караула и слуг.› выбежали солдаты. Под бряцанье мечей они оцепили открытый двор, а четверо копьеносцев встали за спинами чужеземцев. Сотник дворцовой стражи застыл за спиной Исава, ловя каждое его движение. Советнику стоило лишь шевельнуть пальцем, и солдаты растерзали бы левитов. Те побледнели.

– Взять их, – скомандовал Исав. – Срезать обоим бороды до половины, а одежды до чресел. После же выбросьте их из города, как псов. И не забудьте снять наперстники и запястья. – И, глядя в глаза белому, словно соль, посланнику, добавил: – Когда ваши бороды отрастут и вы сможете вернуться в Иевус-Селим, вам уже некуда будет возвращаться. Царь Аннон решил вернуть себе земли, отнятые у его отцов сынами Израиля‹Сыны Израиля – подразумевается двенадцать колен Иакова, получившего имя Израиль (Боровшийся с Богом) после ночного поединка с Ангелом.›. Сотник подал знак охране, и вокруг левитов моментально сомкнулось кольцо мечников. Солдаты обнажили оружие. Все происходило в полной тишине, лишь слышалось потрескивание факелов да тяжелое дыхание посланников. Под ровный топот сандалий по кедровому настилу и негромкий звон ноженных колец группа прошла в Темничную башню. Исав кивнул удовлетворенно. Он не сомневался в правильности предсказаний посланников. Теперь предстояло позаботиться о том, чтобы дело приняло нужный оборот. Исав зашагал к дворцовым воротам и уже через несколько минут растворился в темном лабиринте городских улиц. Он не боялся, что об отлучке станет известно Царю. Всегда можно сослаться на то, что ходил в Храм. Аннон, как и его покойный отец, Царь Наас, полагался на Господа и считался с верой своих подданных. Поплутав по улочкам Раббата, старательно избегая встреч с редкими прохожими, Исав остановился у нищей лачуги, стены которой давно покрылись трещинами толщиной в половину человеческой руки. Дверь была снята с крючьев, – а скорее, ее и вовсе не было, – а проем загораживала лишь легкая занавеска. Исав не стал входить. Он лишь чуть отодвинул полог и позвал:

– Доик. Через несколько секунд из дома выскочил человечек – низенький мужчина, хрупким сложением больше напоминавший подростка. Глаза его были припухшими ото сна, давно не мытые волосы всклочены. От грязных одежд пахло потом и тленом.

– Мой господин, – раболепно прошелестел мужчина, улыбаясь натянуто и оглядываясь через плечо.

– Слушай меня, Доик, – строго и быстро сказал Исав. – Сейчас ты пойдешь ко мне в дом и скажешь слугам, чтобы дали тебе самого быстрого верблюда. Потом ты поедешь в Иевус-Селим, к Царю Иегудейскому.

– К Царю Дэефету? От волнения мужчина сглотнул. Сухой кадык его испуганно дернулся.

– Ты скажешь ему, что Аннон, Царь Аммонитянский, желая унизить и оскорбить Царя Иегудейского, а с ним и весь народ иегудейский, приказал обрезать Дэефетовым левитам бороды до половины и одежды до чресел. Этим днем Царь Аммонитянский Аннон собирается отправить письмоносцев с грамотами к Царям Рехова, Сувы, Мааха и другим дружественным ему арамеям, желая собрать наемников и напасть на сынов Израилевых. Скажешь: посланники Дэефетовы не могут теперь идти в Иевус-Селим и будут ожидать воли Царя своего в Иерихоне. Они подтвердят сказанное мной. Добавь еще, что среди окружения Аннона есть человек, всегда принимающий сторону правого. Он-то и послал тебя в Иевус-Селим. Ты понял меня?

– Да, мой господин, – закивал подобострастно Доик. – Я хорошо понял тебя.

– Но прежде ты заедешь в Иерихон, найдешь первосвященника Елиама и скажешь ему о двух левитах иегудейских, которых надо оставить до времени.

– Да, мой господин, – поспешно согласился Доик.

– И вот еще что, – Исав нахмурился. – Важно, чтобы о твоей поездке не знал ни один человек. Никто, кроме тебя и меня. И сам ты, вернувшись, забудешь о том, куда и зачем ездил.

– Да, мой господин. – Доик многозначительно замялся. Советник понял, снял с пояса небольшой кошель, туго набитый серебряными сиклями‹Сикль – денежная единица у иудеев. Существовал простой (серебряный, реже золотой) сикль и сикль священный. Священный сикль, в свою очередь, делился на бека (половина священного сикля или один простой) и геры (десятая часть священного сикля или двадцатая часть обыкновенного).›, и бросил его собеседнику. Верность, равно как и молчание, дорого стоит. Тот ловко поймал кошель, сжал в грязной ладони, пытаясь на вес определить сумму своего богатства и одновременно с крысиным восторгом глядя на благодетеля. Тот приказал:

– Поезжай немедленно.

– Да, мой господин, – ответил нищий, торопливо пряча кошель в складках лохмотьев. – Я все сделаю. Исав продолжал стоять, и Доик тоже ждал чего-то, может быть, уточнений или разъяснений, однако советник лишь кивнул головой:

– Иди.