Пьющие ветер - Буис Франк

Когда Мабель уходила из дому, он прижался носом к стеклу, и от него ничего не ускользнуло: ни слова матери, которую он не мог видеть, ни Мабель, которую он мог видеть и которая ничего не говорила. Но он видел, как изменилось после слов матери ее лицо. Он бы так хотел поцеловать сестру своим стеклянным ртом, принять на себя насилие, выплюнуть его, а потом дать ему стечь по холодному окну, измазанному его страхом. Но он не мог вернуть прошлое. Он сам рассказал про Мабель. С этого все и началось.

Помимо гнева матери, он думал о том, что Мабель делала с мальчиком, о том, что, как он думал, его ожидало, а также о секрете, который она просила его хранить, секрете, которым он дорожил и который стал считать большой ошибкой.

Он пришел к мысли, что то, что они делали вместе, было плохим поступком, тем, чего нельзя делать, когда ты брат и сестра. И все же он не мог забыть счастье экстаза и сладость после него. Когда Мабель объяснила ему, что то, что находится между бедер девочек, лучше, чем рука, Люк хотел, чтобы она показала ему, но она отказалась. Она сказала, что другая девушка покажет ему, как это выглядит вблизи и даже как это используется, но что той, вероятно, придется заплатить, что нет лучшего способа научиться, что сестра может это делать только рукой. Он вспомнил, как они купались в реке, хотел бы он тоща рассмотреть сестру лучше, но тогда он был слишком мал, чтобы разглядеть между бедер сестры хоть что-то.

Как избавиться от этих противоречивых мыслей и наконец-то оторвать свое лицо от стекла? Думай, думай. Может, измазать стекло кремом, может, позвать на помощь Джима Окинса? Да, Джима, а потом ему будет сниться окровавленная лиса с перебитыми лапами. Стать Джимом и найти пиратский клад, который позволит ему купить корабль, а также заплатить одной из тех девушек, которые за деньги показывают, что находится у них между бедер, как школьная учительница учит своих учеников тому, что важно в жизни.

Люк часто думал о школе. Это был не очень хороший опыт. Он пробыл там недолго. Учительница сказала, что она ничем не может ему помочь. Она продержала его несколько недель на задней парте, достаточно долго, чтобы он выучил буквы алфавита наизусть, как попугай, но потом никто не нашел времени объяснить, как использовать их для написания слов, которые он слышал. Знаки, которые он видел в тетрадях своих братьев и сестер, завораживали его; они представляли собой безымянные надгробия, аккуратно выстроенные в ряд, разделенные проходами для циркуляции тишины. Инстинктивно Люк подозревал, что если бы не было тишины такой же длины, как ряды слов, то она была бы бессмысленной, как вдох, за которым не последовало бы выдоха. Он мечтал откопать трупы под надгробиями, чтобы они наконец заговорили с ним. Может быть, Джим Окинс сможет раскопать и это.

Тело Люка росло нормально, но голова — нет. Мать часто говорила ему об этом. Джим был его шансом добиться успеха, принять свою истинную сущность. Джим Окинс был начеку, ему удалось забраться в бочку с яблоками, чтобы подслушать заговорщиков. Люк нечасто жил в реальности, но Джим был более чем реальным, он смог бы противостоять пиратам и найти Мабель, чтобы она все простила. Чтобы наконец больше не смотреть в окно, прижавшись носом к стеклу. Дорогу Джиму Окинсу! Порядок действий стал очевиден: снова увидеть Мабель, потом найти сокровища и выяснить, что спрятано между бедер девушек. Три кусочка головоломки, которые нужно собрать вместе, чтобы стать человеком, чтобы стать богатым в разных областях. Может быть, для этого стоит лишь собраться вчетвером на виадуке. Только тогда он сможет отправиться в плавание, зная все, что нужно знать о жизни.

В то время Матье уже работал в каменоломнях. Он занимался дроблением гранитных блоков, которые выбили динамитом из склона холма. С шестнадцати лет мужчины в семье должны были приносить домой зарплату. Вскоре после ухода Мабель на работу в каменоломни устроился и Марк. В школе он учился легко и мог бы продолжать учиться, но смысла в этом не было. Мысль о том, чтобы оставить братьев и бросить сестру, даже не приходила ему в голову. В любом случае, его родители не захотели бы этого. Он просто попросил предоставить ему доступ в школьную библиотеку, чтобы брать книги и тайком читать их дома. Мадам Луазо согласилась.

Сокаль, директор каменоломни, сам набирал людей, потому что был убежден, что ему нет равных в выявлении способностей каждого рабочего: он тщательно изучал слова и позы людей на бесконечных собеседованиях, в конце которых выносил свой бесповоротный вердикт. Он прочитал несколько книг на эту тему, основы психологии, и гордился тем, что может проникать в головы людей легко, как по маслу, и выходить оттуда весь пропитанный способностями каждого человека. Он совершил несколько ошибок, но, поскольку никто не упрекал его за них, забыл об этих исключениях.

Учитывая очевидные интеллектуальные способности, было решено, что Марк попробует себя в отделе перевозок, а точнее, будет проверять финальный тоннаж. Испытательный срок прошел хорошо, и Марка утвердили на работе, которая не была ни трудной, ни утомительной и неплохо оплачивалась. Рабочие, которых ставили на тяжелую работу, считали его бездельником и не разговаривали с ним. Марку было все равно, что о нем думают. Эта работа дала ему возможность мечтать, придумывать разные истории.

Он ждал, когда мимо проедут грузовики с полными тележками, тихо сидел в застекленной комнате, расположенной в пристройке к офису администрации, прямо под кабинетом Сокаля. Как только прибывал груз, он выходил и сравнивал бланк заказа с фактическим тоннажем, который затем переносил на страницу журнала, чтобы составить точную статистику для построения умных кривых прогресса в работе. День за днем грузовики следовали друг за другом длинными процессиями, напоминая Марку изображения бесконечных караванов, пересекающих пустыню, встречающиеся в иллюстрированных изданиях. Когда он читал пункты назначения, указанные на листках, представлял себе другие места с названиями, столь же загадочными, как и те, о которых он читал в книгах. У него был дар находить чудесное в этих грохочущих грудах металлолома, он умел приукрасить простую материальность машин, забыть о водителях, чтобы представить себе фантастическое животное, которому предстояло пересечь дикие земли. Он видел горы песка, а за ними — края, населенные мужчинами и женщинами со странными обычаями, говорящими на неизвестных языках, под правлением какого-нибудь немногословного короля с внешностью божества, который получал грузы в обмен на груды золота.

Марк читал между проверками, следя за малейшим скрипом пола наверху, чтобы Сокаль не застал его врасплох. Несмотря на запрет отца, он продолжал читать и в своей комнате, совершенствуя идеальную концепцию мира, которая впоследствии приведет его к тому, что он начнет излагать свои собственные слова на чистой бумаге. Гораздо позже он сможет себе это позволить, потому что уже прочитает достаточно книг. Ночью он укрощал землю, уважая при этом небо, наблюдая, как звезды сообщают азбукой Морзе о своем вечном конце, о светящейся, поддающейся расшифровке смерти. Это была его тайна. Его личное безумие, взгляд на Вселенную. Книги, которые, по словам его отца, скрывали дьявольщину, спасали его. Литература обладала способностью воспламенять его воображение, уносить прочь из долины, превращать камни из каменоломен в необработанные алмазы, изобретать новый язык, который только он был способен понять.

Что-то в нем было одновременно дикое и умное, что-то, что никогда его полностью не оставляло. Эта ясность была для него как широко распахнутое окно в свет собственного сердца. Марк еще не знал, как далеко заведет его этот свет, но надеялся на всю его красоту. На бесконечную красоту.

Перед тем как вернуться домой с работы, Марк взял за привычку заходить в город. Мабель по-прежнему не сообщала ему никаких новостей. Он бродил наугад по улицам, ища ее, не решаясь расспрашивать людей.