Укрощение повесы - Аманда Маккейб

— И Шелдон принял приглашение?

— О да. Он всегда ищет способ выдвинуться, не говоря уже о том, что ему надо продать поместье. Кроме того, я помахал у него перед носом юными наследницами. Он ищет богатую жену с тех самых пор, как от него сбежала племянница Элизабет, и быстро заглотил наживку.

— И ты хочешь, чтобы я помог тебе его подсечь?

— В этом тебе нет равных, друг мой. И ты должен кого-нибудь с собой пригласить, чтобы помочь нашему небольшому сборищу. — Эдвард усмехнулся. — Эти несколько дней будут очень не бесполезны во всех смыслах.

— Кого-нибудь? — Роб снова уставился на огонь, будто там и вправду были видения. Сумеет ли он уговорить Анну на поездку в Харт-Кастл? Может быть, вдали от отца и его друзей, да и вообще от Лондона, он сумеет у нее что-то выведать. Возможно, удастся выяснить, замешаны ли она или ее отец в заговоре.

И тогда поймет, что делать дальше.

— Я приеду, — пообещал он.

Как можно упустить такую возможность. Игра уже началась, и он должен узнать ее окончание, даже если потом испытает невыносимые муки совести из-за Анны, из-за причиненной ей боли. Он уже давно выбрал свой путь. И должен пройти его до конца.

Глава 9

В утреннем воздухе раздавался металлический лязг острых клинков. Мужчины оскорбляли друг друга и хохотали, когда противник отвечал сердитым залпом бесполезных ударов. Это был решающий поединок между двумя враждующими кланами.

Анна посматривала на них с верхнего яруса в перерыве между стежками — чинила порванный театральный костюм. Во время заминок она подсказывала актерам слова и отмечала, что еще надо починить перед спектаклем. Яркий утренний свет — золотистый в отсутствие пасмурных облаков — высвечивал сколы колонн и выцветшие места на фреске, что тянулась вдоль ложи музыкантов и изображала Зевса и других богов.

Один из сражавшихся свалился на застеленный тростником двор и проворно вскочил. «Если бы все поединки были такими же легкими, — подумала Анна. — Вихрь красочных оскорблений и ударов, которые никому не вредят, а потом все идут в таверну пропустить по кружечке эля».

Но Уолсингем со своими чинами так примитивно не работал. Никаких тебе криков — кинжальный удар в темном переулке или потайной комнате, и все. Будто ничего и не было.

Она подняла голову от шитья и поискала на сцене Роба. У него в руках не было шпаги, только страницы пьесы, он руководил сражающимися. Беспорядочная свара на деле была тщательно выверена, чтобы произвести более выгодное впечатление на зрителей. Роб проворно метался между противниками, подбадривая их выкриками, а порой вскарабкивался на нижнюю часть колонны и оттуда направлял действие.

Увидев, что Анна на него смотрит, помахал ей и весело ухмыльнулся, и она помимо своей воли улыбнулась в ответ. На сцене Роб был в своей стихии, пылая чистой, восхитительной живостью. Он становился совсем другим, не похожим на того страстного, пылкого любовника, каким был с ней. Как, впрочем, и на мрачного, молчаливого человека, выходящего из дома Уолсингема. Какой же из них настоящий Роберт Олден? Как было бы соблазнительно разгадать эту загадку.

Анна засмеялась и помахала ему в ответ. Роб легко обогнул колонну и спрыгнул на сцену.

— Итан, ты неправильно держишь шпагу. Надо вот так, — услышала она его голос. — Это не свинья, которую ты ведешь на ярмарку. Рапира — создание очень тонкое и гибкое, она идеальна и для простых ударов, и для атакующих выпадов. С ней нужно обращаться деликатно, как с женщиной. Ею нельзя молотить куда ни попадя и думать, что попадешь в цель.

Он взял у одного из подмастерьев клинок и покрутил эфесом. Потом взмахнул оружием, словно оно было легче перышка, и сделал точно рассчитанный выпад.

— В бутафорском бою ты должен выглядеть естественно и грозно, а не комично. Обрати пространство себе на пользу, как в настоящем поединке. Заставь противника отступить к двери или колонне. Застань его врасплох.

Анна медленно положила порванный костюм на скамейку и с восхищением внимала зрелищу. Роб двигался очень плавно и гибко, словно танцевал под стать придворным акробатам, его клинок так и пел. Где он подобному научился? Его движения были одновременно и изящными, и красивыми, и смертоносными. Она смотрела как зачарованная, не в силах отвести взгляда.

Один за другим актеры выступали вперед, чтобы с ним сразиться, и Роб всех их по очереди побеждал. И смеялся, будто весело проводил время, а отбивать удары не стоило никаких усилий. Под тонкой рубашкой виднелись выступающие мускулы, ткань намокла от пота. Он тряхнул головой, откидывая со лба волосы, и одним ударом клинка сбросил со сцены очередного противника. Последнего. Желающих больше не нашлось. Побежденные актеры сидели в своих полукостюмах на краю сцены и не пытались больше приближаться.

Роб засмеялся и перебросил шпагу в другую руку. Теперь он двигался медленнее, но все равно прыгал среди декораций так, словно победить пятерых ему ничего не стоило. Всего лишь хорошая утренняя зарядка.

— Ну что? Больше нет желающих? — поинтересовался он. — И как же вы, друзья мои, собираетесь держать бой на сцене, уж не говоря о настоящих уличных сварах?

— Мы оставляем их тебе, Роб, — крикнул кто-то. — Ты в таких делах настоящий мастер!

— Нет уж, спасибо, мои театральные друзья, — откликнулся тот. — Ну, давайте же, выходите! Еще одна попытка.

— Я принимаю ваш вызов, мастер Олден, — послышалось с балкона для музыкантов.

Роб глянул на темные хоры. Из полумрака появилась голова мужчины, тот подошел к резному ограждению.

Это был Генри Эннис, в отличие от веселящихся актеров убийственно серьезный. Анна медленно поднялась и взялась руками за балюстраду. В прохладной утренней атмосфере появилось что-то новое, и это что-то, казалось, вот-вот сорвется. Остальные актеры, видимо, тоже почувствовали перемену, повставали с мест и потянулись за брошенными клинками. Несмотря на насмешливый укол Роба насчет театральных друзей, от которых нет толку, Анна знала, что они все неплохо умеют фехтовать. Они частенько этим занимались, ввязываясь в разные заварушки.

Но ей не хотелось лицезреть очередную здесь, в «Белой цапле». Она подумала о плече Роба. Внешне он никак этого не выдавал, но наверняка чувствовал рану.

И тем не менее шагнул назад, развел руки и отвесил Генри низкий поклон.

— Прошу, — сказал он.

Анна с возрастающим ужасом смотрела, как Роб поднимает рапиру и тусклый свет, проникавший сквозь открытую крышу, играет на бледном лезвии. Она видела, как он оценивающе смотрит на своего противника со странной полуулыбкой на губах. Мужчины осторожно кружили, присматриваясь друг к другу, потом Генри издал крик и бросился на Роба, по широкой дуге целясь ему в грудь. Даже отсюда, с яруса, Анна видела, что в нем плещется безудержная, прямо-таки осязаемая ярость. За что он так ненавидит Роберта? На обычное актерское соперничество это не походило, но в чем дело, она не могла понять.