Возрождение - Олег Верещагин

– А этот… ток? Батареи кончатся.

– Еще найдем, – обнадежил Вовка, поправляя автомат на бедре. – Или печку разыщем, про которую я говорил.

Мелкий счастливо улыбнулся и сунулся к новой картине, даже пальцами по ней поводил – там был какой-то ручей посреди луга, несколько камней, между которыми пробивалась струйка воды. И все. Вовка хотел отойти… но не отошел, остался стоять, тоже разглядывая картину.

– Вовка. – Мелкий пошевелил губами, продолжая разглядывать картину. – А это будет еще… когда-нибудь? Снег же… он прекратится и растает? Ведь солнце-то… оно не погасло же, а значит… должно же… Ну пусть я уже старый буду, пусть! – Он умоляюще посмотрел на Вовку, как будто от него все и зависело. – Но чтобы хоть тогда…

«Прекратится, растает», – подумал Вовка. Может, и так. И что потом? Будет болото. Серая, раскисшая, стерилизованная годами мороза мертвая земля, на которой никогда уже ничего не взойдет. Бурые ручьи с ядовитой пеной. Мертвые моря и океаны. Черные и серые палки-деревья с отслоившейся мокрой корой, склизкой и неживой, медленно гниющие под лучами солнца.

Нет!!!

– Будет, конечно, – сказал он вслух. – И снег прекратится, и вообще… Может, даже скоро, кто ж знает? Завтра проснемся – а солнце того… выглянет. Это ведь каждый день может быть, тут главное – ждать. Ну и верить, что… ну, ты понимаешь…

Он говорил и чувствовал, что сейчас расплачется. А плакать было нельзя, и он говорил, пока Мелкий, успокоенный словами Вовки, не кивнул весело и не повернулся опять к картине.

Тогда Вовка отошел к окну – сбоку от окна встал, конечно. Посмотрел в небо – бурое и рыжее, клочковатое, бурное. Зажмурился, вызывая в памяти, всей силой ее, теплое солнце, рыжее вечернее солнце над диким пляжем, над коричнево-золотым песком, над серебряной водой. И попросил: «Вернись. Пожалуйста. Если надо, чтобы я… пусть, только пусть Мелкий сначала подрастет, чтобы он не маленький один остался… и я тогда – пусть… А ты вернись. Пожалуйста, вернись. Не ко мне. Я не за себя. Я тебя помню. Мелкий не помнит. У него нет солнца даже в памяти. Вернись, родненькое!!!»

А потом он ощутил запах.

Его тонкая, но сильная волна пришла снизу, с улицы…

Вовка не курил. То есть до всего, что случилось, он как раз еще как курил – начал в десять лет, потому что хотелось попробовать и еще чтобы показать, что он не боится этих придурочных надписей в полпачки, что «курение убивает». Но потом оказалось, что курение и правда убивает. И не разным там раком-сраком. Просто курящий не так внимателен и быстр, как некурящий. И его легче выследить – по бычкам, по пеплу, да просто по запаху. Выследить – и убить. Все было просто. Поэтому он курить бросил. Может, это было еще одной из причин, по которым он остался жив?..

Он мгновенно открыл глаза – по улице от угла шли люди.

Цепочкой.

И первое, что увидел Вовка – сразу, это бросилось ему в глаза, – были торчащие над плечами идущего первым мужика синеватые палки.

Отрубленные человеческие ноги – ступнями вверх…

Вовка никогда не ел человечины. Честно говоря, он не думал – почему так получилось, и стал бы он ее есть, «если что»; просто ему повезло с едой. А так он отлично понимал, что для многих выживших именно человеческое мясо станет самой доступной пищей. Людоедов он видел много раз, когда город еще как-то жил, и многих убил – ни за чем, повинуясь какому-то темному глубинному инстинкту, повелевавшему таких уничтожать. И из страха перед судьбой, чуть не постигшей его самого. Но так далеко в город они не заходили никогда с самого начала сильных снегопадов.

И Вовка понял, с чем это связано. Там, откуда они пришли, пищи не осталось. Наверное, уже никакой. Ни молчаливой в заброшенных супермаркетах, ни разной блеющей-кудахчущей… ни той, которая просит, чтобы ее не ели.

Вовка не был настолько развит, чтобы делать серьезные широкие выводы и обобщения, но он был наблюдателен и умен от природы. Он давно заметил, что быстрей всего скатывались до самых ужасных дел, до того же людоедства, те, кто во время мира гордо назвал себя «средним классом» – разные-всякие офисные работники и «предприниматели», свысока посматривавшие на остальных. Возможно, дело тут было – Вовка не задавался этим вопросом серьезно – в изначальной аморальности их деятельности? Бессмысленная работа всегда аморальна по сути своей… Какой-нибудь работяга сопротивлялся озверению куда дольше и намного успешней, чем такие; собственно, они и не сопротивлялись толком, они «приспосабливались» и этим в своих глазах полностью обеляли себя.

Правда – только в своих. И сейчас Вовка был практически уверен, что эта банда покинула какое-нибудь уютное загородное «гнездышко», изгнанная оттуда голодом…

Их было с десяток, все в снегоступах. Тепло одетые мужики с оружием впереди, бабы – тоже с оружием – сзади, с ними несколько детей, самого маленького несли на руках. У детей постарше тоже было оружие. Они двигались по улице, как настороженные бесшумные животные – опасные безжалостные хищники.

Вовка вдруг подумал, что еще не так давно они все были самыми обычными людьми. Может, даже никакими менеджерами не были. Вон тот, может, мобильниками торговал. А вон та училкой была. А вон тот пацан ходил себе в школу…

Точно. Ровно десять штук. Трое мужиков, три бабы. Четверо детей. У троих детей стволы. Один грудной, кажется, – в «кенгуровке» болтается.

Такой большой компании людей Вовка не видел уже очень давно. Да и сейчас… какие они люди-то?

Если бы они не были людоедами, Вовка, может, даже вышел бы к ним. Или, во всяком случае, попытался бы заговорить из укрытия, узнать, кто, что…

– Что делать, Вовка?

Мелкий, оказывается, стоял рядом – тоже чуть сбоку, в тени. Конечно, все он уже увидел. И теперь смотрел на Вовку – требовательно, немного испуганно, но пристально. Держал оружие наготове. И был немного бледный.

– Пропустим, пусть уходят… – не сказал, а предположил Вовка. Мелкий посмотрел на улицу. Провел языком по обветренным, примороженным немного губам. И сказал:

– Они же людей едят. Вовк… их убить надо.

Он сказал это просто, ясно и безыскусно. Как говорил «мне в тубзик» или «я есть хочу». Его слова не оставляли никаких сомнений в ясности и искренности намерений.

– Их много, смотри. – Вовка хитрил, испытывал младшего.

Мелкий покусал темную корочку на губе.

– Ну… они еще кого-нибудь съедят так. Вовка, убить их надо.

– И ты будешь убивать? – настаивал Вовка.

– Я… я буду, – решительно ответил Мелкий. И добавил: – Надо же ведь…

Вовка натянул ему на голову капюшон и сказал резко и тихо:

– Слушай тогда, что будем делать.

* * *

Группу врагов, идущих цепочкой без дозоров с тыла и флангов, атаковать лучше всего сзади. Так, чтобы они как бы уходили от тебя. Но не совсем сзади, а – сзади и справа. Если напасть просто сзади, то один-два последних прикроют собой остальных. А если стрелять сзади-справа, то перед тобой будет как бы густая линия мишеней, даже сплошная их стена – когда атакуешь сбоку, то так не получается, надо водить автоматом, многие успевают спрятаться. И еще когда ты атакуешь так, то ответный огонь враги не могут открыть сразу – им надо развернуться или через правый бок (это долго), или через левый (рискуя уложить кого-то из своих). А если есть кому подстраховать огнем справа – то и совсем хорошо.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});