Женщины в русском освободительном движении: от Марии Волконской до Веры Фигнер - Элеонора Александровна Павлюченко

"Катехизис революционера" С. Г. Нечаева, отрицавший брак и семью. Что же касается реальной практики, то действительно многие передовые женщины перестали признавать церковный брак, предполагавший часто насилие, неравенство, подчинение женщины мужчине: "Брак без любви и брачное сожитие без дружбы нигилист отрицал"5. Другие новые люда допускали брак, но только на основах разумности, идейной общности.

Так, Д. И. Писарев в нашумевшей статье "Реалисты" (1864 г.), представляя себе семью новых людей и место в ней женщины, писал: "Мне нравится наружность моей жены, но я бы никогда не решился сделаться ее мужем, если бы я не был вполне убежден в том, что она во всех отношениях способна быть для меня самым лучшим другом... С тех пор как мы сошлись, мы ведем труд наш общими силами. Она понимает, чего я хочу, и я тоже понимаю, чего она хочет, потому что мы оба хотим одного и того же, хотим того, чего хотят и будут хотеть все честные люди на свете... Все силы ее ума и ее начитанности постоянно находятся в моем распоряжении, когда я нуждаюсь в ее содействии; все силы моего ума и моей начитанности постоянно подоспевают к ней на помощь, когда она чем-нибудь затрудняется... А тут еще присоединяется ощущение любви, в тесном смысле этого слова, тут еще дети, как новая живая связь между мною и ею... Одна и та же личность является, таким образом, для меня товарищем по работе, другом, женой, страдалицей, матерью и воспитательницей моих детей, - и вдруг выдумывают, что я не способен любить эту личность! И вдруг произносят тут слова: охлаждение, разочарование, супружеская ревность или супружеская неверность. Черт знает, что за чепуха!"6

Итак, женщина - не только жена, но друг, единомышленник, товарищ по труду. Как всегда, объявлялись фанатики, доводившие любую идею до крайности, например, такие, которые отказывались от любви и личного счастья во имя высших идей. В литературе воплощением этого типа стал "особенный человек" Рахметов из "Что делать?". Женщины и здесь не хотели отстать от мужчин: среди них были считавшие, что любовь - это баловство, забава праздных, пустых людей, а они, занятые с утра до вечера серьезным делом, не ощущают никакой потребности в любви. Подобные "синие чулки" среди нигилисток были весьма распространенным явлением.

Противоположная крайность - вульгарно-материалистическая теория любви на срок, механически переносившая законы жизни животных на человеческое общество. Подобные мысли встречались в некоторых статьях П. Н. Ткачева, В. А. Зайцева. В литературе же благодаря "Обрыву" Гончарова закрепилось понятие "волоховщина"7.

Вслед за мужчинами некоторые из женщин новых убеждений перестали считать брак "необходимой и единственной дверью для счастья": почему женщина не может жить с мужчиной без брака, если тот разрешает это себе8. И хотя поборниц подобной "свободной" любви было немного, они давали оружие в руки врагов женской эмансипации, повод для обвинения в половой распущенности. Сломать всегда значительно проще, чем придумать и сделать что-то новое взамен...

Теория и практика по Чернышевскому

В 1853 г. влюбленный жених излагал свои "твердые убеждения" в "Дневнике моих отношений с тою, которая теперь составляет мое счастье":

"По моим понятиям, женщина занимает недостойное место в семействе. Меня возмущает всякое неравенство. Женщина должна быть равной мужчине. Но когда палка была долго искривлена на одну сторону, чтобы выпрямить ее, должно много перегнуть ее на другую сторону. Так и теперь: женщины ниже мужчин. Каждый порядочный человек обязан, по моим понятиям, ставить свою жену выше себя - этот временный перевес необходим для будущего равенства...

А если в ее жизни явится серьезная страсть? Что ж, я буду покинут ею, но я буду рад за нее, если предметом этой страсти будет человек достойный. Это будет скорбью, но не оскорблением. А какую радость даст мне ее возвращение!.. Вполне преданный тебе, повторяю: желаю тебе счастья и делаю и всю мою жизнь буду делать все, что ты считаешь, что ты сочтешь нужным для твоего довольства, для твоего счастия"9.

Мало ли влюбленных писали и, наверное, будут писать такое? Но этот влюбленный-Н. Г. Чернышевский. И мысли о месте женщины в семье, в обществе, записанные им в 25-летнем возрасте, станут его жизненной программой. Эта программа неукоснительно выполнялась, хотя избранница подвергла Чернышевского тяжелым испытаниям. Более того, идеи, развитые им через десять лет в романе "Что делать?", станут, как известно, евангелием целого поколения.

Итак, женщина должна быть равна с мужчиной, жена с мужем. Но женщина не только равноправна, но и свободна в любви и браке, вольна распоряжаться своими чувствами. Поскольку же она угнетена, забита мужчиной, следует временно-до достижения равновесия - дать ей перевес, перегнуть палку в другую сторону.

Чернышевский, планируя свою личную жизнь, предполагал, что его жена, господствуя в семье, пользуясь любовью, уважением, преданностью мужа, а также полной свободой, не употребит ее во вред: "вертопрашничать она не будет", а станет изучать под его руководством "энциклопедию цивилизации" и помогать ему "в работах".

Об Ольге Сократовне Чернышевской (1833---1918 гг.) написано немало. В большинстве сочинений вырисовывается малопривлекательный для стороннего наблюдателя образ эмансипированной женщины: развязна и легкомысленна, окружена поклонниками и обожателями, имеет склонность к роскошной жизни".

Отдадим должное Ольге Сократовне. Дочь саратовского врача Васильева, воспитанная в многодетной семье (кроме нее еще три сына и две дочери), в скромной обстановке, получившая образование в провинциальной гимназии, она не побоялась связать свою судьбу с Н. Г. Чернышевским, предупредившим ее о возможном в бунте" и его обязательном участии в нем, о вероятной каторге. Природный ум, живость характера, находчивость в разговоре привлекали к ней людей как в Саратове, так и в Петербурге. Для Чернышевского она на всю жизнь осталась единственной любимой женщиной, которой он поклонялся. Но изучением "энциклопедии цивилизации" она, конечно, не занималась, а попытки некоторых авторов сделать Ольгу Сократовну участницей революционного подполья выглядят комично10.

Стиль поведения жены Чернышевского колоритно передан в дневниковой записи современника, известного историка И. Е. Забелина, посетившего их дом в Петербурге 22 января 1860 г.: "...жена его милая особа, вроде цыганки, недурна собою, и супруги, кажется, до сих пор по уши влюблены друг в друга. После обеда она поила его кофе, перемешанным частыми поцелуями, села к нему на колени, обняла голову, давала по глотку кофе и по поцелую"11. Заметим, что примерно в это время Чернышевские и полковник генерального штаба, революционер И. Ф. Савицкий переживали "отношения, аналогичные отношениям Веры Павловны, Лопухова и Кирсанова"12.

А. В. Луначарский справедливо считал, что