Полет над разлукой - Анна Берсенева

– У меня уже был, – неожиданно для себя сказала Аля. – Уж куда лучше! И все равно…

– Тогда не знаю, – пожала плечами Ксения. – Если хороший был – чего тебе надо было? Баловалась, наверно, по молодости, принца ждала с белым конем между ног… Эх, Алька! – Она достала из лежащей у стекла пачки длинную черную сигарету, закурила. – Я тебе, конечно, не мать, резона тебе нет меня слушать, а все-таки: если только попадется кто приличный, ну хоть нормальный, с которым не противно, – беги ты отсюда. Ты актриса, не твое это дело – надрываться из-за денег, воз на себе тащить. Поверь мне, я это не от подружки узнала! Не зря же раньше все актрисы содержанками были.

– Разве? – удивилась Аля.

– А по-другому никак, – кивнула Ксения. – Я домой приду, на Толика гляну – сразу это понимаю… Ладно! – Она повернула ключ в замке зажигания. – Хватит плакаться, я вообще-то терпеть этого не могу. Людка вон – ходит вечно, сопливится, аж противно: денег нет, жить тяжело… Кому сейчас легко? Ну, куда тебя везти?

Глава 7

В театр Аля зашла утром тридцатого декабря, не дожидаясь звонка завтруппой: обещал же Карталов новогоднюю репетицию. Правда, она немного удивилась, что нет звонка. Но, может быть, о ней просто забыли? Может быть, даже специально забыли в отсутствие Карталова? Приходя в Театр на Хитровке, Аля просто физически ощущала ревнивые взгляды, а Нина Вербицкая вообще старалась ее не замечать.

Это было неприятно, но, кажется, неизбежно, и, по правде говоря, Аля меньше всего думала об актерской ревности или об интригах. Здесь был Карталов, и можно было не обращать внимания на остальное. И потом, если она будет играть в Театре на Хитровке, пройдет же все это когда-нибудь, не вечно же она будет чувствовать себя здесь чужой?

Поэтому она решила сама зайти в театр в тот день, когда Павел Матвеевич должен был вернуться из Твери.

С Ниной она столкнулась на крыльце у двери. Кивнув, Аля уже собиралась войти, когда Нина неожиданно сказала:

– Павел Матвеевич не приехал, зря ты идешь.

Все они были на «ты», еще по-студенчески, так что Нинино обращение не означало доброжелательности. Да и тон был соответствующий – надменный.

– Может быть, у меня еще какие-нибудь здесь дела, – пожала плечами Аля. – А когда он приезжает?

– У тебя здесь уже есть еще какие-то дела? – насмешливо протянула Нина.

– Когда Карталов вернется? – не обращая внимания на ее тон, повторила Аля.

– Он заболел, – спускаясь с крыльца, на ходу бросила Нина. – Так что неизвестно, когда.

– Как заболел? – растерянно спросила Аля. – Да подожди же! – Забыв о том, как следует держаться, она побежала вслед за Вербицкой. – Постой же, Нина! Что с ним, где он?

Наверное, ее голос прозвучал так, что Нина остановилась и взглянула на нее внимательнее.

– Ну, где – в Твери, конечно. Да ты не переживай, – несколько мягче добавила она. – Говорят, ничего особенного. Сердечный приступ, это же не в первый раз у него. Просто надо полежать.

– Не в первый! – рассердившись на ее невозмутимость, воскликнула Аля. – Ты сама хоть понимаешь, что говоришь? Как про зубную боль!

Видно было, что Нина смутилась.

– Да он сам в театр звонил, – почти оправдывающимся тоном сказала она. – Ты что думаешь, мы бесчувственные все, одна ты о нем беспокоишься?

– Ничего я не думаю, – мрачно ответила Аля; в этот момент она действительно не думала ни о Нине, ни об остальных хитрованцах, ни о своих отношениях с ними. – В какой он больнице?

– Говорю же – в Твери, – пожала плечами Нина; лицо ее снова приобрело выражение привычной невозмутимости. – Ну, какая там больница – городская, наверное, или областная. А ты что, навестить его собираешься? Он сам сказал, что не надо.

– Мало ли что он сказал!.. – пробормотала Аля. – А вы и рады…

Она всегда чувствовала это в хитрованцах и не переставала удивляться: ей казалось, они совершенно не понимают, кто такой Карталов. Как должное воспринимают то, что он возится с ними – молодыми, никому не известными, многого не умеющими, – хотя его с распростертыми объятиями встретили бы везде, и спектакли, поставленные им в лучших московских театрах, это подтверждали. И что здание для театра не с неба свалилось, и что банкиры не сами деньги приносят – об этом, как ей казалось, они тоже как-то не думали. Занимался бы он больше собой, а меньше ими – и играли бы сейчас по окраинным ДК, неужели непонятно?

Что надо поехать в Тверь, это Аля решила здесь же, на театральном крыльце. И поехать сегодня же, чтобы завтра вернуться: новогоднюю ночь ей предстояло провести в «Терре».

Тверь была куда холоднее Москвы. Весь город продувался ветром с Волги, и от этого казалось, что он пуст и мрачен. Хотя скорее всего дело было только в том, что все уже готовились к празднику. Это Але незачем было торопиться в пустую квартиру, а нормальные люди сидели дома.

Больница оказалась далеко от вокзала, за рекой, и Аля добралась туда уже в темноте. К счастью, приемное время было продлено в честь праздника, и ее пустили, выдав мятый белый халат.

Она думала о Карталове, поднимаясь на третий этаж по холодной, пахнущей табачным дымом лестнице, думала о нем, идя по длинному коридору… Она и по дороге о нем думала, пока ехала в стылой электричке, а потом в городском автобусе.

Ей было страшно – и не за него, а за себя, как она, стыдясь своего эгоизма, понимала. Хрупкость ее нынешнего существования стала для нее вдруг так очевидна, что Аля содрогнулась.

Она совершенно отчетливо поняла, что Карталов – единственная реальная опора ее жизни.

«Луч света в темном царстве!» – невесело думала она, глядя из окна автобуса на старые, причудливые, купеческие еще дома, тянущиеся вдоль волжской набережной.

Все последние годы ничто не занимало ее ум, сердце, кроме того, что было связано с ним. Не то чтобы Аля отказывалась от разнообразных возможностей, которые открывает жизнь перед молодой красивой женщиной… Их просто не было, возможностей.

Ухажеры, тусовки – все это действительно казалось ей таким мизерным, что не могло задержать ее внимания даже на день. Она нисколько не притворялась – просто не могла довольствоваться малым, хотя и пыталась иногда. Даже пошла однажды на квартиру к Родьке Саломатину, о чем до сих пор не могла вспоминать без отвращения…

После года, прожитого с Ильей, у нее осталось довольно много красивых и дорогих вещей. Да, наверное, и достаточно она побродила за тот год по роскошным бутикам, чтобы уже никогда не глядеть на их витрины с вожделением.

Правда, ей хотелось путешествовать – это было, пожалуй, единственное, чего ей по-настоящему хотелось и чего она не успела сделать с Ильей. Особенно Испания почему-то притягивала, как магнит, – после Крыма. Кто это сказал, что Коктебель на Испанию похож? Она не могла вспомнить, но Испания ее почему-то привлекала.