Заманчивые обещания - Сюзанна Симмонс

Шайлер попыталась понять.

— Неэтично?

Трейс открыл рот и маловразумительно пробормотал:

— Я… я был… поверенным Коры, а сейчас соответственно перешел на службу к вам.

Неубедительно.

Ситуацию спасло чувство юмора Шайлер. Она огляделась вокруг:

— Я не вижу ни одного сотрудника Эй-би-эй[4], затаившегося в кустах.

Трейс сказал первое, что пришло ему в голову:

— Мы разгорячены. Надо вернуться в дом.

Это не было нужно ни ему, ни ей, но возымело действие.

— И кроме того, — добавил он, — должно быть, уже довольно поздно.

Шайлер скользнула взглядом по своему запястью.

— Уверена, что это так, — произнесла она, хотя часов на ней не было.

Трейс выдохнул:

— Думаю, на сегодня событий достаточно.

Она не стала возражать.

Они вышли из беседки и вернулись к дому по садовой дорожке. Бадди трусил рядом с ними.

— Спасибо за рубашку, — вежливо сказала Шайлер, когда они дошли до входной двери.

— Не за что. — Трейс вновь включил сигнализацию и заявил: — Я провожу тебя до комнаты.

— Это не обязательно. Я найду дорогу, — заверила она.

— Я знаю, — отозвался он.

Они молча дошли до спальни Шайлер. Она взялась за круглую дверную ручку, помедлила и повернулась к нему:

— Ты не говорил, в каком крыле дома ты остановился.

— По-моему, да… — Он мог без опаски признаться ей в этом. Все равно рано или поздно она узнает. — Я остановился в этом же крыле. Я живу в Голубой комнате, когда приезжаю в Грантвуд.

Ее глаза удивленно округлились.

— Голубая комната всего через три двери от моей.

Трейс скрестил руки на груди.

— Верно.

Шайлер взмахнула ресницами.

— Мы почти соседи.

— Почти, — согласился он.

— Почему же ты не сказал об этом раньше?

Трейс опустил руки.

— Это было как-то некстати. Но теперь ты знаешь, где меня найти, если я тебе понадоблюсь.

— Ну, тогда спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Шайлер прибавила:

— Приятных снов, Трейс.

Он вовсе не был уверен, что ночь будет спокойной, а сны приятными. Внутренне он натянут, как тугая пружина.

И все же, направляясь с Бадди к своей спальне, Трейс заставил себя бросить через плечо:

— Сладких снов, Шайлер.

Глава 11

Адам Коффин знал, о чем люди говорят у него за спиной. Они говорят, что он довольно странный тип, что он похож на мертвеца, живущего в склепе.

Адам был с этим согласен.

Его фамильное гнездо — а семья Коффинов жила на одном и том же месте на берегу Гудзона уже почти три века, со времен голландских патронов и английских земельных магнатов — было из серого мрамора. Высотой где-то в четыре этажа, а где-то в пять, поместье «Вязы», огромное, мрачное, навевающее уныние, возвышалось над окружающим ландшафтом.

Кроме этого дома, возведенного сразу после Гражданской войны, и нескольких дворовых построек, включая пустующую сторожку и давно заброшенные теплицы, поместье могло похвастать изумительной по красоте рощей из двухсотлетних вязов и непревзойденным видом на реку.

Во времена своего расцвета «Вязы» считались драгоценной жемчужиной среди величественных домов и замков, стоявших на берегу Гудзона. Сейчас же это был не более чем ряд пыльных комнат, куда почти не проникал солнечный свет и откуда никогда не доносились ни голоса, ни детский смех. В «Вязах» даже были комнаты — целый ряд комнат, — куда в течение нескольких десятков лет никто не заходил.

В первую зиму после смерти своих родителей Адам Коффин запер большую часть комнат. Какой смысл отапливать двадцать с лишним спален, если он мало спит и обычно проводит время, растянувшись на софе перед экраном телевизора или сидя у камина со стаканчиком бренди в руках?

В те дни Адам и пристрастился к бренди.

Не единожды он просыпался утром и обнаруживал на полу осколки очередного разбитого вдребезги предмета из знаменитого хрусталя своей матери. Поэтому он начал пить из обычных дешевых стаканов, которые дюжинами закупал в торговом центре.

Иногда Адам подумывал продать «Вязы», чувствуя, что поместье мертвым грузом висит у него на шее. Но куда бы он делся после этого, чем бы занялся?

Но однажды, пять лет назад, он поехал за очередной дюжиной стаканов и на обратном пути нашел Муза в простом коричневом бумажном пакете, валявшемся на обочине, — и жизнь его совершенно преобразилась.

Во-первых, он бросил пить.

Во-вторых, перестал носить дома туфли (Адам жил в постоянном страхе наступить на своего крошечного друга и причинить ему непоправимый вред).

Они с Музом занимали всего несколько комнат, но уж эти-то комнаты содержались в безупречной чистоте Их день состоял из плотного завтрака, утренней прогулки (Муз, как правило, сидел в кармане куртки Адама), основательной дозы поэзии или прозы (Адам частенько читал Шекспира или Мильтона вслух до тех пор, пока у него не садился голос). Затем был ланч, дневной сон, хлопоты по хозяйству, легкий ужин и после него — вечер, который они коротали за прослушиванием классической музыки или просмотром одной из немногочисленных выбранных Адамом телевизионных передач по каналу «Планета животных».

Отбой — ровно в десять.

Адам Коффин никогда не чувствовал себя более счастливым и довольным за все шестьдесят семь лет своей жизни. Ради Муза он просыпался по утрам, ложился спать вечером и продолжал жить в промежутке между этими часами.

Кора его понимала.

Она всегда понимала, что с ним происходит, — когда он был мальчишкой, и когда стал молодым, а затем и не таким уж молодым человеком, и когда превратился в мужчину среднего возраста, столь одинокого в этом мире, озадачивающем и пугающем его.

В первые несколько месяцев после кончины родителей Адама Кора посылала ему обед. Так, ничего особенного. Кастрюлю с курицей или горшочек овощного супа. Но у него всегда оставался запас на завтра.

Целый год она звонила ему каждый вечер с наступлением сумерек. Откуда-то она знала, что одиночество особенно плохо переносится в темноте.

И на каждый праздник, включая Рождество и Новый год, она приглашала его в Грантвуд разделить с ними праздничный завтрак в большой, ярко освещенной веселой кухоньке.

— Кора была мне хорошим другом, . нам с тобой, — обратился Адам к своему крошечному товарищу, когда Муз пошел укладываться спать на свою набитую овечьей шерстью Подстилку. — Думаю, вчерашняя поминальная служба удалась на славу, как и последовавшая за ней трапеза, как ты считаешь? — Адам достал бумажный носовой платок и высморкался. — Нам будет ее не хватать, правда? — Он сел на свою постель, продолжая размышлять вслух: — Должно быть, мне надо было рассказать ей о том, что мы видели в Грантвуде.