Право вето - Александр Мееров

Он подошел к окну, потрогал пальцами острые кромки разбитого стекла, вынул гармонику и, опершись плечом о раму, почти касаясь лбом оконной решетки, стал играть.

Нестерпимо болела голова. И захотелось к протоксенусам. Захотелось так, как никогда прежде. Его не пустят к ним… Теперь их осталось мало. Они уже не так утешают его, их влияние ослабло… Бедные, о них теперь не заботятся, как раньше… А около них утихла бы боль в голове, стало бы легко, радостно… Мысль о протоксенусах мешала играть на гармонике. Многие фразы он повторял по нескольку раз, с невероятным усилием добиваясь четкости, правильного, нужного сейчас чередования звуков. Когда он переставал играть, ночная тишина наваливалась пугающе, властно. Чувствовалось, что этой тишиной он накрепко отгорожен от тех, кто мог бы помочь.

Затрещал телефон, и Лейж вздрогнул — звонить мог Рбал. Он, и только он. «Начинается. Вот оно, последнее испытание. Достанет ли сил, мужества? Надо с достоинством встретить палача. Надо… А что он измыслит?.. Не так страшны пытки, как ожидание пыток…»

— У телефона Лейж.

— Лейж, говорит доктор Рбал. Я по поручению шефа. Вы приняли решение?

— Да, я сказал о нем Хуку.

— Это решение нас не устраивает. Соглашайтесь приступить к работе над ферментом, или мне придется заставить вас поторопиться с этим делом. И вот еще что, прекратите эту дурацкую игру на гармонике. Мне начинают не нравиться ваши штучки.

— Да как вы смеете!

В трубке раздался хохот, и Лейж швырнул трубку. Она не попала на аппарат, скатилась со стола, болталась на белом шнуре и хохотала. Лейжа встревожила не только угроза Рбала применить силу, но и разговор, о гармонике. Не сыграно было еще много. Но что они могли сделать? Ворваться сюда, отобрать? Смогут, всё смогут. Лейж подбежал к окну, заиграл, но играл нечетко, сбивчиво, нервничая, вновь и вновь повторяя сыгранное и частенько озираясь на трубку. Казалось она продолжала хохотать, раскачиваясь на шнуре. Лейж не выдержал, подбежал к столу и рванул телефонный шнур.

— У вас уже сдают нервы. Рановато, Лейж. — Голос Рбала слышался откуда-то сверху.

Лейж догадывался, что его кабинет нашпигован микрофонами, уверен был, что каждое его слово улавливалось и даже фиксировалось на пленке, но он не подозревал о существовании динамиков.

— Да, Лейж, рановато. Всё только начинается.

Лейж огляделся по сторонам, вдруг почувствовав себя голым, совершенно беспомощным, как никогда в жизни. Вот он стоит посреди комнаты, и на него, несомненно, направлены объективы телевизионных устройств. Каждое движение контролируется, всё прослушивается. Но это еще не всё! Сдаваться рано! Лейж припал губами к гармонике и продолжал играть. Играл уверенней, лучше, чем до того, играл, пока из всех динамиков не рявкнул Рбал:

— Перестаньте дудеть, Лейж! И отвечайте мне: даете фермент или нет?

— Нет.

Лейж снова поднес гармонику к губам, быстрее прежнего сыграл несколько фраз, хотел уже перейти к следующим, очень важным, и невольно вскрикнул от внезапной боли под лопаткой. Первой была мысль: из какой-то щели в него выпущена стрела. Он даже схватился рукой за спину, стремясь дотянуться до раненого места, но в этот момент кинжальная боль резанула бедро. Лейж обернулся, всматриваясь, откуда могли вылетать эти невидимые стрелы, и вскрикнул от нового болевого удара. Боль становилась острей и острей, тело начинало зудеть и чесаться. Кабинет наполнился шумом, издаваемым динамиками, в этом шуме чудились звуки музыки, похоже, играла скрипка… Ваматр?.. Играет или нет?.. Неуловимая и вместе с тем очень будоражащая эта музыка мешала больше всего. Казалось, умолкни динамики — и можно будет понять, откуда враг ведет наступление. Боль в шее вспыхнула с такой силой, что он не сдержался, закричал, вскинув голову, и увидел…

Над ним летал лимоксенус.

Лейж вскочил на стол, стоявший в углу комнаты, крепко прижался спиной к стене, съежился, присел на корточки, и заиграл на гармонике.

— Прекратите!

Лейж не отвечал.

— Перестаньте играть. Мы поняли, в чем дело. На островах вы не играли, зная, что сигналы не дойдут до сообщников. Сейчас наша аппаратура улавливает волны, посылаемые вашей чертовой игрушкой.

Лейж оставил гармонику.

— Вы обречены. Фермент или…

— Я не могу…

В кабинете уже летало не меньше десятка лимоксенусов. Как ни отбивался от них Лейж, они продолжали жалить его, находя то одно, то другое доступное им место. Лейжу удалось раздавить двух — трех особенно нахальных и неосторожных, но с остальными поделать ничего не удавалось. От укусов горело тело, вспухало лицо, шея. Ногам доставалось особенно. Огневая боль шла от щиколоток к спине. Раздавленных им тварей набралось много, но откуда-то, из непонятно где существующих щелей и отверстий влетали новые и новые посланцы Рбала.

— Фермент, Лейж, — гремел голос из динамика, — или я выпущу их на вас через вентиляционный канал.

— Я не знаю, как его синтезировать.

— Ложь!

— Я получил его от Нолана… Немного, несколько граммов… я не знаю секрета…

— У меня эти штучки не пройдут. Признавайтесь!

— Я не умею синтезировать!

Лейж в минуту отчаяния вдруг подумал, что его ослабевший голос не услышит палач, захотел громче выкрикнуть это «нет», но не нашел в себе сил. Боль, дикая, нестерпимая, вызываемая отвратительными существами, парализовала. Мысли путались, хотелось ухватиться за кукую-то одну спасительную, но такой не оказалось. Мешали думать возникавшие в памяти рассказы о пытках. Лейж никогда не мог без содрогания и страха читать описания пыток, особенно применяемых к людям, которые действительно ничего не знали и поэтому ничего не могли сказать своим палачам.

Что-то выкрикивал Рбал, настаивал, требовал. Вероятно, грозил…

— Не умею, — всё тише отвечал Лейж…

Сколько теперь стало лимоксенусов? Не так уж много. Но Рбал запустит еще и еще… А если… если была бы возможность соединиться сейчас с Хуком и сказать ему: «Я не умею. Не умею!» Хук давал двадцать минут… Поверил бы Хук или нет?.. Сказать Рбалу, попросить его позвонить в город к Хуку… Нет, надо продолжать сигнализировать друзьям…

Лейж опять, уже распухшими губами припал к гармонике и кодировал слова прощального привета, призыв не прекращать борьбу.

Последний аккорд нес сообщение о ворвавшейся к нему туче лимоксенусов.

***

Прошли все сроки, отпущенные Крэлу профессором Овербергом, и настало время принять окончательное решение. Собственно говоря, Крэл принял его еще в Асперте, узнав о судьбе Аллана Лейжа. Теперь его заботило другое: как именно осуществить задуманное.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});