Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После обычного обряда мытья рук, князь Болько подвел своего гостя к назначенному для них столу и усадил около себя по правую руку. Им поднесли особые блюда.
За следующим столом занял место наследный князь, ниже него несколько духовных лиц с крестами на груди. Духовные с любопытством смотрели на Мешко, в котором они возбуждали панический страх, и он старался не глядеть на них. За священниками поместились достойнейшие старины княжеского двора: Вок, Слав-ник из Либиц и много других, одетых в богатые кафтаны, при цепях и парадном уборе.
За отдельным столом угощали свиту Мешка и его старшин.
В то время как у славян-язычников жены и дочери хозяина прислуживали за столами наравне с обыкновенными слугами, при дворе чешского князя был уже введен христианский, рыцарский обычай, что достойнейшие дамы наравне с мужьями и отцами занимали место за столом. Хотя этот обычай прививался с трудом в семьях новообращенных, но в княжеских дворах он был безусловно принят.
Когда в горницу входил Мешко в сопровождении Болька Лютого, с противоположной стороны ее появилась группа дам, среди которых Полянский князь увидел прекрасную княжну, встретившуюся ему утром в лесу.
Он решил не подавать виду, что узнает Дубравку, и притворился, что совершенно забыл об утренней встрече на берегу Велтавы. В холодном взгляде, который Мешко бросил на княжну, ничего нельзя было прочесть; но это, по-видимому, не смутило Дубравку. Занимая свое место за столом, она, улыбаясь, смелыми глазами мерила гостя.
Отец представил князя Дубравке и двум сопровождавшим ее дамам. Но разговаривать им не пришлось, они только смотрели друг на друга и улыбались, так как Болеслав ни на минуту не оставлял Мешка, развлекая его разговором. Подливая в кубок князя вино и мед, которые подавались к столу в большом изобилии, Болеслав и сам должен был пить, и уж после первого кубка старик как-то повеселел. За столом тихо велась беседа, но в более искреннем и отчасти даже в грубоватом тоне, впрочем, совсем в духе тех времен.
Наконец Болеслав справился у Полянского князя о его жене.
Князь немного смутился.
— Да мне все женщины, — ответил он не сразу, — надоели. Я смотрю на них, как козел, утоливший жажду, на воду.
В этот момент Мешко машинально посмотрел на княжну, которая ему мило улыбалась.
— Вам следовало бы жениться на христианке, — вдруг сказал Болько, — она лучше, чем кто-нибудь другой, сумеет вас обратить в новую религию.
Мешко посмотрел в глаза старому князю. Оба как раз держали наполненные вином кубки. Кто знает, подумал Полянский князь, может быть, Доброслав был тайно подослан к нему, как сват.
— Выдайте за меня вашу дочь, — проговорил Мешко, смеясь. — Возьму ее!
Болеслав поморщился.
— Против ее воли не выдам, а если сама захочет, то как знать? У вас там их ведь несколько, пришлось бы вам выгнать их всех прочь.
— И ничуть я их жалеть не буду.
Оба замолкли, чешский князь ничего не возразил. Мешко приободрился. Вино лилось рекой, и беседа за столами становилась все оживленнее, веселый смех доносился со всех концов горницы.
Говорили о войнах и многочисленных сражениях, в которых почти все присутствующие принимали участие, о разных приключениях на охоте, о лошадях, и чешская молодежь, желая пощеголять своей ловкостью и изяществом в разных военных забавах, вызывала полян померяться с ними на состязании, назначенном на следующее утро. Стогнев и полянская молодежь не отказывались.
Беседа продолжилась еще долго за полночь, и хотя и князь Болеслав и Мешко все время думали о сватовстве, но больше об этом не было сказано ни слова. Брошенные случайно слова казались забытыми.
В конце концов, когда обед был кончен и женщины незаметно исчезли из горницы, Болеслав после последнего бокала вина встал со своего места и приказал своему сыну повести Мешко в приготовленные для него покои.
IX
Прием, устроенный князю Мешко в первый день его приезда, мог показаться ему совсем скромным в сравнении с тем, что он увидел на следующий день. Зная, что Мешко не думает долго гостить в замке, старый князь хлопотал о том, чтобы принять полянина с возможной пышностью, и был не прочь ошеломить его своей властью, богатством и гостеприимством. Мешко, со своей стороны, был занят только одной мыслью: довести начатое дело до конца.
Он решил во что бы то ни стало добиться руки молодой княжны. Доброслав должен был по этому поводу вести переговоры со старым князем, к которому он и отправился в тот же вечер.
Догадывался ли князь или знал верно, с чем пришел Доброслав, но только перевел разговор на другое, и, извиняясь утомлением, отослал его до следующего дня.
Рано утром князь позвал к себе духовника, благочестивого Про-копия. Этот священник не занимал никакого положения в духовной иерархии. Он совершенно отрекся от личной жизни, посвящая себя исключительно обращению язычников и руководя новообращенными. Жил он в замке в крохотной келье и вел образ жизни аскета. Неутомимо истреблял он в Чехии остатки старой веры, наставляя и обращая самых закоренелых язычников. Не делая никакого исключения, он указывал им всем их скверные поступки, не стесняясь даже громить в своих речах, в случае надобности, и старого князя.
И гордого Болеслава, перед которым все дрожали, священник Прокопий заставлял выслушивать самую горькую правду и считаться с его мнением. Не раз приходилось князю унижаться перед скромным духовником. Прокопий обыкновенно носил платье из простого и толстого сукна и деревенские сапоги. Лицо у него было исхудалое, загоревшее, волосы преждевременно поседели. Спокойствие душевное и равновесие его никогда не покидали.
В вышеупомянутое утро Прокопий, узнав, что его желал видеть князь, немедленно к нему явился.
— Отец мой, — обратился к нему князь, — нуждаюсь в вашем совете.
Духовник молча наклонил голову, продолжая слушать.
— Вам ведь известно, кто гостит теперь в моем доме?
— Язычник, упорствующий во грехе.
— Да, вы действительно правду сказали… Но не думаете ли вы, что было бы большой заслугой с моей стороны и со стороны всего моего рода, если бы через нас он и народ его приняли святую веру Христову?
— Да поможет этому милосердный Бог! — воскликнул отец Прокопий, складывая руки, как к молитве, и впиваясь глазами в старого князя…
— Мешко просит руки Дубравки…
— Вместе с крещением…
— Он не отказывается… но раньше должен подготовить к этому свой народ… Как быть? Отдать ему дочь?
— Если через нее прольется на страну свет и спасение народа, ведь не пожалеете вы Богу посвятить вашу дочь? Отдали уже одного сына и дочь… пожертвуйте другой, и простит Он вам ваши грехи…
— Больно заставлять дитя против ее воли, — проговорил князь. — Одно остается мне!.. Единственное средство!.. Идите, отец мой, приготовьте ее, просветите ее, а когда вам наконец удастся это сделать, пришлите ее ко мне.
Священник тотчас ушел исполнять поручение.
Оставшись один в своей опочивальне, князь подошел к окну, откуда виден был большой замковый двор, на котором теперь происходили разные забавы. В этот момент молодежь как раз бегала с копьями взапуски. В забавах принимали участие князь Мешко и наследник Болько.
Это напомнило старому князю кровавое утро в день святых Дамиана и Козьмы, когда тридцать лет тому назад набожный Вячеслав тоже на заре устраивал подобные игры в последний раз… Болеслав вздрогнул… Покаяние, жертвы, глубокое сознание преступления — все это не могло успокоить его совести, и страшная картина, казалось, навеки запечатлелась в его памяти. Слезы полились у него из глаз, и он болезненно сжал руки. Дрожащими устами он начал шептать молитву. Все остальное, происходившее перед его глазами, его больше уже не интересовало. И хотя он продолжал еще смотреть во двор, но ничего уже не видел.
Он не отдавал себе отчета в том, сколько времени прошло с того времени, когда ушел Прокопий, как вдруг дверь в опочивальню распахнулась, вошла Дубравка, одетая в роскошное платье, вся в лентах, кольцах, серьгах, жизнерадостная, с веселой улыбкой на прекрасном личике, целуя протянутую к ней отцовскую руку.
Старый князь с удивлением и почти со страхом посмотрел на счастливую дочь, предполагая, что Прокопий не исполнил поручения и не предупредил ее о том, о чем ему теперь придется с ней говорить.
Княжна с улыбкой смотрела на отца.
— Дубпавка, — обратился к ней князь, — а отец Прокопий был у вас?
— Только что расстались с ним, милостивейший князь и отец мой!
— Разговаривал с вами?…
Дубравка вся зарделась, опуская глаза, но моментально подняла их на отца.
— Говорил…
— Ну и как же? Охотно ли понесете крест среди язычников? — спросил он дрожащим голосом.
- Ян Собеский - Юзеф Крашевский - Историческая проза
- Комедианты - Юзеф Крашевский - Историческая проза
- Последний из Секиринских - Юзеф Крашевский - Историческая проза
- Хата за околицей; Уляна; Остап Бондарчук - Юзеф Крашевский - Историческая проза
- Гетманские грехи - Юзеф Крашевский - Историческая проза
- Сын Яздона - Юзеф Игнаций Крашевский - Историческая проза / Проза
- Последняя из слуцких князей - Юзеф Крашевский - Историческая проза
- Мать королей - Юзеф Игнаций Крашевский - Историческая проза / Классическая проза
- Варшава в 1794 году (сборник) - Юзеф Крашевский - Историческая проза
- Престол и монастырь - Петр Полежаев - Историческая проза