Кровь нерожденных - Полина Дашкова

— Какой выкидыш? — выкрикнула Лида в спокойное, холеное лицо.

— Обыкновенный. Вас привезли к нам с подозрением на внутриутробную смерть плода. Плод действительно оказался нежизнеспособным. Мы поставили вам капельницу с глюкозой и витаминами, чтобы попробовать поддержать его. Но у вас от нервного перенапряжения началась активная родовая деятельность.

— Я подам на вас в суд, — тихо и решительно произнесла Лида.

— Это ваше право, — пожала плечами Амалия Петровна.

Выйдя из операционной, она быстрым шагом направилась к себе в кабинет, заперла дверь изнутри, сняла телефонную трубку и набрала номер.

— Все в порядке. Сырье есть, — быстро сказала она.

* * *

Бориса Симакова вторую ночь подряд мучила бессонница. Он пробовал все вечернюю прогулку, теплую воду с медом, валерьянку с пустырником. Но заснуть не мог. Было искушение — принять таблетку снотворного. Но он знал свой организм и не хотел к навалившимся проблемам прибавлять еще одну: ведь две-три ночи со снотворным, и потом без него вообще не уснешь, и надо будет все увеличивать дозу.

Жена Регина не могла спать при свете. В соседней комнате посапывал трехлетний Тема. Измотанному Симакову оставалось сидеть на кухне и читать детективы Чейза. Раньше после пяти-шести страниц любого иностранного детектива он засыпал моментально. А теперь заканчивал читать уже сто двадцатую страницу, а сна не было ни в одном глазу.

Впрочем, в теперешней его ситуации уснуть мог бы только человек с железобетонными нервами.

Одно дело — высказать все этой страшной бабе, швырнуть ей в морду заявление об уходе, хлопнуть дверью. И совсем другое — остаться наедине с результатом этого приятного, красивого поступка, который доставил ему истинное удовольствие.

С какой радостью вышел Борис из кабинета Зотовой! Он шел домой по пустым улицам и думал, что дальше все будет хорошо, просто отлично. Он закончит ординатуру в будущем году, найдет работу в каком-нибудь кооперативе, а если повезет — в частной клинике. Почему нет? Он классный специалист, такие везде нужны. Потом можно будет заработать на небольшую квартирку в Москве, обменять Лесногорскую с доплатой, машину купить. Можно ведь зарабатывать деньги, не делая тех гадостей, которые он делал, работая с Зотовой. Да, теперь все будет хорошо!

Но от радости не осталось и следа после утреннего разговора с женой. Выслушав новость, Регина сказала:

— Ты с ума сошел? На что мы будем жить?

— Да ты хоть знаешь, чем мне там приходилось заниматься?

— Не знаю и знать не хочу. Ты кормил семью. Если вы с Зотовой воровали, так все воруют. Главное — не попадаться.

— А ты хоть представляешь, что именно мы воровали?

— Мне это неинтересно.

На сем разговор был окончен. Итак, Симаков потерял работу, а теперь может запросто потерять и семью. У Регины было твердое убеждение: мужчина обязан кормить семью, а если не может — он не мужчина, не муж и не отец.

В результате своего красивого жеста Борис теперь не только кормить, но и гарантировать безопасность своей семье не может. Угрозы Зотовой — не блеф. Значит, либо надо приползти к ней на брюхе: «Амалия Петровна, простите меня, дурака, погорячился», либо идти против нее.

Первое было невозможно. Он потерял бы уважение к себе, растоптал бы себя самого. Остается второе: потягаться с Зотовой. А почему нет? Пожалуй, это единственно возможный и достойный вариант.

Решение созрело, и Симаков наконец смог спокойно заснуть.

* * *

Дверь, за которой могла бы скрываться лаборатория, Валя Щербакова нашла в самом конце коридора, в маленьком закутке. Раньше Валя ее не замечала, но теперь, подойдя поближе и разглядев внимательно, обнаружила, что дверь эта отличается от других — она стальная, с каким-то мудреным замком, и на ней нет никакой таблички. Ни разу за всю свою практику Валя не видела ее открытой.

«Да, скорее всего лаборатория именно там, за стальной дверью. А что толку? Я все равно туда не войду, — подумала она. — Надо последить за Зотовой, посмотреть, кто входит туда, кроме нее, что туда приносят, что выносят оттуда».

Валя побрела по коридору к ординаторской, размышляя о том, что пользы от ее шпионажа будет мало. Если и правда в больнице происходит весь этот кошмар, доказать ничего не удастся. Не допустят…

Дверь в маленькую отдельную палату, где лежали послеоперационные больные, была приоткрыта. Вале показалось, что оттуда раздаются тихие всхлипывания.

В палате было темно и душно. Лежавшая на койке женщина горько плакала.

— Что случилось? — тихо спросила Валя. — Вам плохо?

— Да, — ответила женщина, — мне плохо. Я так хотела девочку. Она была живая, я бы выходила ее.

— Вам сделали искусственные роды? — догадалась Валя и присела на край койки.

— Да. Но сказали, что был выкидыш. Валя взяла женщину за руку. Рука была ледяная.

— Хотите, я вам чайку горячего принесу?

— Девушка, миленькая, который сейчас час? — Женщина приподнялась на койке.

— Без десяти одиннадцать.

— Я вам номер скажу, вы позвоните; пожалуйста, моему мужу. Конечно!

* * *

Георгий Глушко ждал звонка. Вечером, когда он пришел домой с работы, теща, сидевшая с детьми, сообщила:

— Звонили из консультации. Лидочку прямо оттуда увезли в больницу на обследование. В какую именно больницу и что случилось, не сказали.

Георгий сильно нервничал. Вера Александровна покормила ужином его и детей и уехала домой.

— Станет известно что-нибудь, сразу звони, — сказала она на прощание, звони в любое время. Завтра суббота, я приеду утром, посижу с мальчиками, а ты отправляйся к Лидуше в больницу. Только узнай, в какую.

В десять вечера Георгий уложил детей, прочитал им очередную главу «Пеппи Длинныйчулок», погасил свет в детской и отправился на кухню. Поставив чайник на огонь, он закурил и стал думать: что могло случиться с Лидой?

У нее уже двадцать вторая неделя. До сегодняшнего дня все шло нормально. Интересно, в какую ее увезли больницу? И зачем? Почему до сих пор никто не звонит?

Впрочем, было бы что серьезное, сообщили бы. Сейчас уже поздно, а завтра утром Лидуша сама позвонит. Но лучше бы сегодня узнать.

В коридоре раздалось шлепанье босых ног, на пороге кухни возник двухлетний Данилка.

— А где мама? — спросил мальчик, сладко зевая.

— Мама немножко заболела, ее повезли в больницу. Полечат и отпустят.

— Я хочу к маме, — строго сказал Данилка.

— Ты сейчас поспи, а завтра утром мы поедем, маму заберем домой.

— Я не хочу спать. Поехали сейчас. Я хочу к маме.

Георгий отнес Данилку в кроватку, посидел с ним немного, гладя мягкие, шелковистые волосенки — так делала Лида, когда мальчик не мог заснуть: сидела с ним и тихонько гладила по головке.

— Ну, пожалуйста, — уже засыпая, пробормотал Данилка, — поехали сейчас к маме.

Когда мальчик наконец уснул, Георгий вышел на цыпочках из детской, прикрыл дверь и вернулся на кухню.

«Ведь наверняка есть какая-то общая справочная служба, где сообщают, в какую больницу отвезли человека, — размышлял Георгий, — но нет телефонного справочника в доме, а если звонить по „09“, придется занять телефон на час, не меньше — там постоянно занято. А вдруг Лидуша сама будет звонить в это время или кто-то из больницы?»

Чайник давно закипел, Георгий налил себе чаю, закурил еще одну сигарету. И тут раздался телефонный звонок.

— Лидуша? — крикнул Георгий, схватив трубку.

— Здравствуйте, Георгий Иванович, — отвечал незнакомый молодой голос, меня зовут Валя. Ваша жена просила позвонить.

— Вы из больницы? Где она? Что случилось?

— Лидия Всеволодовна в Лесногорской городской больнице, в отделении гинекологии.

— В Лесногорской? Это же сорок километров от Москвы! Что с Лидушей?

— Георгий Иванович, я понимаю, глупо так говорить, но вы все-таки постарайтесь успокоиться. Лидии Всеволодовне сделали искусственные роды.

— Но ведь все было нормально! Зачем?

— Я пока ничего не могу вам сказать, — вздохнула Валя, — я студентка, а здесь просто практику прохожу. Вы приезжайте завтра, фруктов ей привезите, соков каких-нибудь, а главное — постарайтесь ее успокоить.

— Как она себя чувствует? — упавшим голосом спросил Георгий.

— Ну, в общем, ничего. Только плачет все время. У вас есть дети?

— Да, — растерянно ответил Георгий, — трое мальчиков.

— Ну, слава Богу. Вы обязательно завтра приезжайте.

— Спасибо вам. Скажите Лиде, дома все нормально. Дети спят.

«А ведь его не пустят!» — подумала Валя, повесив трубку.

В ординаторской закипел чайник, она налила два стакана, бросила в карман халата горсть карамелек и сушек и отправилась в послеоперационную палату.

А Георгий Глушко достал из холодильника непочатую бутылку водки, налил себе полстакана, выпил залпом, закусил кусочком черного хлеба.