Иванов, Петров, Сидоров - Сергей Гужвин

— А что у тебя народ такой весь военный, а Сява аж спецназовец? — спросил Петров, оглядывая открытые платяные шкафы, в которых на плечиках висела разнообразная одежда, от смокингов до спортивных костюмов.

— А что? — удивился Николай, — очень удобно. Я всех своих работников так одел. Дёшево и сердито. А то ходили, как бомжи, в чем попало. Сейчас шмотки дорогие. Крестьянин и женится, и помирает в одной поддёвке. В смысле, в одной и той же.

— А сам чего, как купец? — спросил Алексей, оглядывая Иванова, — О! И даже цепочка на брюхе имеется!

Действительно, Иванов был одет в тёмные брюки с тонкой белой полоской, заправленные в хромовые сапоги, синюю рубаху косоворотку, подпоясанную кожаным ремешком и однотонную с брюками жилетку. И цепочка имелась. С одной стороны цеплялась маленьким брелочком за пуговку, а другим концом ныряла в часовой кармашек.

— А я и есть купец, — улыбнулся Николай, — второй гильдии, между прочим.

— Что ж ты дворянство себе не купил? — ехидно поинтересовался Петров, — денег не хватило?

— А зачем? — удивился Иванов, — я тут сельским хозяйством занимаюсь. Эксперимент провожу. Зачем мне дворянство? Я даже в первую гильдию не лезу. Лишнее внимание ни к чему.

Пока друзья переодевались согласно эпохе и здравому смыслу, Николай обрисовал им общее положение в уезде и в его хозяйстве.

Сначала Николай не собирался долго задерживаться в этом времени и месте, просто было любопытно, потом, по мере оформления Великих планов, здесь, в Гордино, развернулся полигон, где Иванов пытался обустроить Россию э-э… в отдельно взятом уезде.

Легализацию он провёл авантюрно, что, впрочем, сработало. Сидя дома за абрударом, проявил свою копию в Москве, на окраине. Копия подрядила извозчика, отвезти её в центр, на Биржевую площадь. Дело было зимой, раннее утро, мороз, ветер, извозчик, закутанный по самые брови, копия в шубе, фиакр закрытый. Так вот, пока ехали, Иванов накопировал прямо на сидения десять мешочков с золотом. По десять килограмм каждый. Ага, сто кило золотого песка в холщовых мешочках. Где золотой песок взял? В Калифорнии, где же ещё. Просто, скопировал у старателей. У них не убыло.

Так вот, что дальше было. Уже по Маросейке проехали, по Ильинке едут, а лошадь тяжесть чувствует, не так резво копытами стучит, и извозчик оглядываться начал, мол, кто это там на запятки вскочил. Иванов даже заволновался, вдруг остановит посреди дороги, что с этим золотом делать? Ан, нет, пронесло, подкатили к Московскому купеческому обществу взаимного кредита. Банки так раньше назывались. Николай сунул вознице серебряный рубль, против 50 копеек, на которые сговаривались, и начал выкидывать мешки из фаэтона прямо к подъезду банка, на снег. Когда выскочил швейцар, разгруженное такси уже укатило, и Иванов ждал именно его.

— Давай-ка, братец, пособи, не обижу.

И начали они вдвоём мешки затаскивать в подъезд. Швейцара Иванов не обидел, серебряный рупь и ему достался. А там уже и офис-менеджер подскочил. Представился как-то очень весело, что-то вроде Апполон Бельведерович. Иванов не поверил, но вникать не стал, все время, называя клерка "милейший".

Московское купеческое общество взаимного кредита было банком кооперативным и создано немногочисленной, но авторитетной группой предпринимателей, представлявших интересы Московского Купеческого банка, для финансирования своих организаций. Получить в этом банке кредит человеку "со стороны", без имени и поручителей, было практически нереально, но в, то же время, банк работал с любыми физическими и юридическими лицами на предмет приема вкладов и ведения счетов.

Через четверть часа после прибытия Иванова в этот достойнейший банк, начался калейдоскоп улыбок и прекратился только поздним вечером, когда он наконец вырвался из этой затягивающей западни, и с облегчением растаял в снежной круговерти.

Прибыл управляющий, золото взвесили и утащили в хранилище. Пока Иванов ездил управляющему по ушам о том, о сем, где взял золото, причём не сильно и соврал, сказав, что золото из Калифорнии, пришёл штатный химик с анализами, и подтвердил, что это точно золото. Управляющий подобрел. Накрыли стол. Выставили штоф. Иванов заикнулся, что не прочь вступить в купеческую гильдию, для начала, самую маленькую.

Иванов даже не представлял, как он рисковал. Ну, то есть, как рисковал человек, который бы осмелился вот так, внаглую, припереться в банк, с кучей золота. Всё-таки, сказывалась неопытность в этом деле. Управляющему сразу не понравились уклончивые ответы подозрительного клиента о таможенных документах, о справках, об оплате налогов и акцизов. Иванов и не подумал об их необходимости. Управляющим был не кто иной, как Тимофей Савич Морозов, сын того самого Саввы Морозова, мануфактур-советник, купец 1-й гильдии, глава товарищества Никольской мануфактуры "Саввы Морозова сын и Ко", председатель Московского биржевого комитета, член совета Московского купеческого банка и прочая и прочая. Такого монстра провести овечьим блеянием было просто невозможно. Однако Иванову повезло. По первости, всем всегда везёт. В тот момент, когда достопочтенный Тимофей Савич размышлял, сколько Таможенный департамент отстегнёт ему за вскрытие такой крупной партии контрабандного золота, Иванов задал невинный вопрос. Он спросил, можно ли ещё в этот банк насыпать немного золотого песка, и сколько необходимо, чтобы стать акционером.

Купец взглянул на сидящего перед ним молодого человека слегка под другим углом. Тимофей Савич был дородным человеком под шестьдесят лет, седой как лунь, с окладистой и такой же белой бородой. Сорокалетний щупленький Иванов, запросто подходил под определение "молодой человек".

Начался серьёзный разговор, в результате которого они пришли к согласию, что, как известно, является продуктом полного непротивления сторон. Иванов пообещал не реже чем раз в квартал вносить в банк сопоставимые суммы, в ответ выслушал кучу взаимных обещаний. И про акционерство, и про гильдийство. Хитрый купец решил не спешить оповещать власти, в конце концов, никогда не поздно это сделать. А вдруг этот прощелыга и впрямь купается в золоте. Тогда какие претензии к банку и лично к уважаемому Тимофею Савичу? Не его это работа, контрабандистов ловить. Если уж умудрился сей молодчик протащить шесть с половиной пудов золота через всю Империю до дверей банка, то значит, так тому и быть. Подождём следующего поступления, а там и решать будем.

После взвешивания оказалось, что золота не ровно сто кило, а 104 кг. и 280 грамм. Иванов не стал заморачиваться точными весами, и взвешивал китайским безменом. Это потянуло, по текущему курсу на 191 тысячу 156 рублей и 71 копейку ассигнациями. Получив, таким образом, чековую книжку с номером счета, Иванов убыл из банка, заверив всех в своём всенепременнейшем почтении.

Ну, что скажешь, деньги это были большие. Даже, неприлично большие. Ну, с чем сравнить? Двухэтажный дом в Москве, где нибудь, на Пречистенке, продавали за пять тысяч. Вот и думайте.

* * *

Переодевшись, друзья пошли осматривать левое крыло усадьбы. Петров надел английскую клетчатую тройку, Сидоров оделся проще — рубашка и галифе. И все в хромовых сапогах, конечно. За время их отсутствия, в холле прибавилось народа. Кроме безмолвного охранника, присутствовал Сява и высокий, статный старик, в сером грубом плаще до колен и стоптанных сапогах. Лицо его было изборождено морщинами, седые брови кустились над внимательными глазами, выцветшими за многие годы жизни до василькового цвета.

Ожидающий распоряжений Сява молчал, а старик, комкая в руках, что-то, похожее на кепку, поклонился, и сказал глухо и солидно:

— Доброго здоровьица, Николай Сергеевич!

Не в пояс поклонился, но уважительно так, не сачкуя. Николай в ответ тоже поклонился и ответил: — И вам не хворать, Акакий Анисимович! Сейчас в Гордино поедем, по пути о делах и поговорим.

Старик степенно кивнул, и направился к выходу, а Иванов повёл друзей по коридору, показывать другую половину усадьбы.

Первая комната была караульная. Три койки, на одной спит детина, две другие аккуратно заправлены. У окна стол, на стуле сидит третий охранник, который, увидя вошедших, вскочил. Ага, бодрствующая смена.

Вторая и третья комнаты — секретарская и кабинет. Столы, шкафы, заваленные бумагами и книгами.

Потом ряд пустых комнат, в самом конце — столовая и кухня. На кухне суетились невысокая, худенькая женщина в белоснежном халате, и парнишка лет тринадцати. Поздоровавшись с ними, Иванов сказал:

— Агафья Егоровна, на завтрак меня не будет, попробую заскочить на обед, но не обещаю.

— Как же Вы без харча-то, Николай Сергеевич! — на полном серьёзе взволновалась добрая Агафья Егоровна, — вон вас, уже ветром качает! Не бережёте себя, кормилец Вы наш!

Петров и Сидоров выскочили в коридор, налившись смехом, и пробежав несколько шагов по коридору, подальше от кухни, грянули хохотом.