Я слышу тишину - Маруся Карасева

   Но никто из вас бы не смог полюбить меня -- зная, кто я и что я. Мне сложно вас в этом обвинить. Я не осуждаю тех, кто хотел бы уничтожить меня, сбросив мне на голову пол тонны тротила -- так, чтобы от меня осталась лишь огромная зияющая дыра в земле. Все, что я пытаюсь сказать -- это то, что мне повезло. Вот и все.

   Я встретила человека, который понял и принял меня полностью, со всем моим багажом, потому что был точно таким же, как я.

   Я провела с ним три дня, за которых я готова отдать жизнь. За них я готова отдать даже больше.

   - У нас бы получилась отличная семья, - мечтательно сказал Джонатан, глядя, как я смываю со стола следы крови. - Мы бы завели детей...

   - Никогда не хотела детей, - я выжала губку в железную посудину. Палец у меня все еще болел -- даже сквозь резиновую перчатку было заметно, как он опух. - Может, лучше собаку?

   - Только не собаку, нет, - возразил Джонатан. - Они умирают. Хотите вина? - неожиданно предложил он. - Отметим первое совместное дело.

   Тогда, должно быть, не было и полудня, однако я согласно кивнула. Он открыл один из шкафов и достал бутылку красного и два бокала.

   На его белой рубашке не было ни единой капли крови. Для этого, я знаю, нужен особый талант. Жаль, что никто, кроме меня, его не мог бы оценить. Мы соединили бокалы, не отрывая друг от друга взгляда.

   - Я хочу вам что-то показать, - сказал он, сделав глоток. - Этого никто не видел, кроме Эда. Я думаю, вам понравится.

   Джонатан прошел к двери в глубине комнаты и поманил меня за собой. Я была заинтригована: что может быть более тайным, чем домашняя операционная, совмещенная с моргом? Однако реальность превзошла все мои самые смелые ожидания.

   Когда щелкнул выключатель, поначалу я ничего не видела: свет был так ярок, что заполнил все вокруг, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы начать различать предметы. Точнее -- изображения на стенах. Вся комната была увешана фотографиями женских рук. Я медленно повернулась вокруг своей оси, впечатленная увиденным. Руки здесь были самые разные -- черные и белые, с пальцами тонкими и длинными и, наоборот, короткими и толстыми. На некоторых руках пальцев не хватало, другие были украшены татуировками, третьи -- яркими кольцами и лаком для ногтей.

   - Это все ваши? - спросила я, избегая произносить слово "жертвы". Ведь это бы означало, что я считала его маньяком, убийцей. В его ответном взгляде я прочитала благодарность.

   - Я знал, что вам понравится, - сказал он. - Да, они все мои, - в голосе Джонатана звучала гордость, словно у коллекционера, чью коллекцию оценили по достоинству.

   - Сколько их? - поинтересовалась я.

   - Семьдесят одна. Стефанию и Эдварда я не считаю - их фотографий здесь, разумеется, нет.

   - А где они сейчас? - я продолжала всматриваться в фотографии. Руки могут рассказать о человеке порой даже больше, чем несколько томов уголовного дела. Достаточно просто взглянуть на них - внимательно и без спешки, рассмотреть трещинки, мозоли пятна, которые оставила жизнь, и человек раскрывается перед вами подобно книге. Если вы хотите, чтобы о вас ничего не узнали -- скрывайте свои руки. Лично я так делаю почти всегда.

   - В разных местах, - Джонатан тоже оглянулся по сторонам, словно впервые увидел эти фотографии. - Я ведь много путешествую.

   - И вас никто никогда не заподозрил?

   Он отрицательно покачал головой.

   - У меня нет своего почерка, - сказал он, и в его голосе послышался оттенок хвастовства. Это значило, что властям трудно поймать его, ведь если убийства не связать друг с другом - общим мотивом или похожей схемой, игрок останется безнаказанным. - Я люблю импровизировать. Эту, - он кивнул на фотографию черных мозолистых рук, - я убил в Лондоне. Цветочница, шла домой с работы. Я сломал ей шею. А вот эта дурочка сама подставилась: тайно пробралась ко мне в номер в Сиднее и забралась в постель. Я задушил ее и бросил тело в океан - из моих окон на него открывался такой отличный вид...

   Он продолжал рассказывать, когда я вдруг увидела то, от чего мое сердце остановилось, и в голове на секунду отключился звук. Я моргнула и подошла ближе, молясь высшим силам, чтобы глаза мне солгали, чтобы увиденное оказалось ошибкой. Но ошибки не было. На большой цветной фотографии я видела руки моей сестры. Кольцо, идентичное тому, что я никогда не снимаю, виднелось на безымянном пальце ее левой руки.

   - А эта? - я не узнала свой голос.

   - Прага, декабрь 2006-го, - тут же вспомнил Джонатан с явным удовольствием. - Я подсел к ней в кафе. Кроме нас, там была всего пара посетителей, да и те не обращали никакого внимания на столик в углу. Я подлил ей в вино экстракт аконита. Фотография получилась очень красивая, правда? Там был такой мягкий свет, и еще отблески рождественских гирлянд... Я забрал с собой ее документы -- мне было интересно узнать, назвала ли она мне свое настоящее имя или нет? Как же ее звали... - Джонатан щелкнул пальцами, вспоминая.

   - Мира, - вырвалось у меня. - Ее звали Мира.

   Он кивнул, точно внезапно вспомнив.

   - Точно! Мира...

   - Она была моей сестрой.

   Внезапно с моих глаз словно упала пелена. Я больше не видела в его взгляде понимания и готовности разделить груз моего прошлого. Связь между нами, которую я ощущала почти физически, словно начала слабеть, растворяться. Джонатан по-прежнему улыбался мне, но теперь в его глазах не было и тени любви или понимания. В самой глубине омута, куда я позволила себя затянуть, плескалось чистое, ничем не замутненное безумие.

   - Мне так хочется сказать вам, что мне жаль, Ева, - мягко сказал Джонатан. - Но правда в том, что мне на нее плевать. Ваша сестра -- просто еще один снимок на этой стене.

   Мне стало трудно дышать. Значит, вот что бывает, если крадешь чужую мечту? Ведь это не я, а Мира хотела встретить человека, который стал бы для нее всем, заслонил целый мир, растворил в себе... Все, о чем мечтала я, это найти того, кто убил мою сестру, и уничтожить его. О том, как буду стоять над ним, а он -- молить о пощаде. Но реальность и мечта редко имеют между собой много общего. Впрочем, куда хуже, если они переплетаются между собой так, что больше не разорвать.

   Перед глазами плыло. Джонатан подошел ближе. В его глазах было столько нежности, что у меня сжалось горло. Он коснулся моей щеки.

   - Могу я увидеть ваши руки, Ева? - мягко спросил он. - Обе одновременно. Пожалуйста!

   Мои пальцы все еще сжимали ножку бокала с вином, и Джонатан аккуратно разомкнул их, вынул стакан и поставил на пол (свой он предусмотрительно оставил в другой комнате). Я позволила ему это сделать: в голове шумело, а колени подкашивались.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});