Супермухи. Удивительные истории из жизни самых успешных в мире насекомых - Джонатан Бэлкомб

образец для своей коллекции. Когда он объявил: “Теперь давайте вынем вторую”, я сказал: “Нет”».

Перед походом к доктору X Роб начал подозревать, что у него может быть заражение личинкой овода, и он кое-что об этом почитал. Он узнал, что поражения от личинок овода никогда не дают заражения и, как правило, заживают, не оставляя следов. Он также узнал, по крайней мере, о двух биологах, под кожей которых личинки выросли до окукливания. Движимый любопытством ученого и обиженный на доктора X за то, что тот забрал паразита без спроса, Роб сообщил врачу, что спасибо, конечно, но он хочет оставить свою последнюю личинку.

«Он возмущался и негодовал, – сказал Роб, – пытался отговорить меня от принятого решения. Но научный интерес победил страх».

Доктор Х, ворча, зашил разрез.

«Когда я попросил вернуть мне мою личинку, он попросил оставить ему ее, предложив считать, что операция была проведена за счет клиники. Мне по-прежнему жаль, что я принял его предложение».

Вернувшись домой, Роб поделился своим решением с Нэнси, и она, опытный териолог, работающая вместе с мужем, сразу же поддержала его. Так начался своего рода проект, который они назвали «Наблюдение за оводом». Чего они не знали (среди прочего), так это того, что личинки обычно развиваются до восьми недель, а после возвращения из Французской Гвианы прошло всего две. То есть оставалось шесть долгих недель жизни с паразитом, и за это время личинка становилась куда больше по размеру.

«Совместное существование с моей гостьей стало для меня рутиной, – сказал Роб. – Большую часть времени личинка находилась в состоянии покоя, и я почти забывал о ней, но каждые несколько часов ей, похоже, нужно было менять положение, и она ворочалась в своей мясистой постели, после чего дискомфортное ощущение не проходило довольно долго. Я думаю, что его вызывали кольца крошечных крючков, которыми личинки оводов цепляются, чтобы закрепиться в своем убежище, а также с помощью которых они перемещаются по нему вверх и вниз. Значительно менее приятным моментом были периодические выделения коричневатой жидкости с запахом аммиака, которые, как я полагаю, были продуктами выделения и ужасно щипали. Обычно это происходило один раз в начале дня и один раз ночью, как правило, сразу после полуночи».

По мере роста личинки увеличивалась и ее дыхательная трубка. Большую часть времени мне закрывали отверстие, где пряталась личинка, неплотной марлевой повязкой, чтобы выделяемая жидкость не пачкала одежду и простыни; или просто оставляли его в покое. Никто не применял никаких местных антисептиков.

Роб начал испытывать удивительное чувство.

«Между мной и мухой возникло что-то вроде связи. По крайней мере, я чувствовал, что во мне растет новая, отдельная форма жизни и что в наших отношениях есть своего рода договор: я не пытался отделаться от своей гостьи, она же делала все возможное, чтобы не быть навязчивой и не допустить заражения. Как я как-то сказал Нэнси, это было очень похоже на беременность. В последние несколько дней “моей жизни с паразитом” личинка вела себя очень тихо, придвинулась поближе к отверстию убежища (где Нэнси ее хорошо видела), и все признаки движения и выделения прекратились. И вот однажды, снимая потную футболку после пробежки, я почувствовал, как она за что-то зацепилась на спине. Я позвонил Нэнси. Личинка медленно выбиралась наружу, кольцо за кольцом, и я… абсолютно ничего не чувствовал. Возможно, личинка обезболила окружающие ткани. Я не могу придумать другого объяснения, потому что не было вообще никаких ощущений».

Нэнси поймала личинку, когда та выпала, и они держали ее в банке на влажном бумажном полотенце в темноте, пока через пять недель из куколки не появилась взрослая муха. Муха и пупарий (шелуха куколки) теперь находятся в энтомологической коллекции в Американском музее естественной истории. Роб сказал мне, что выходное отверстие быстро зажило и следа не видно, в то время как после разреза доктора X остался стойкий и хорошо заметный шрам.

Чтобы закончить описание смелого проекта Роба по разведению оводов, я связался с доктором Дэвидом Гримальди, зоологом по беспозвоночным из Американского музея естественной истории, чтобы увидеть экспонат и узнать его пол. Он любезно согласился.

По словам Гримальди, овод был самцом и крепким малым. «Должно быть, хорошо питался», – заключил он.

Взрослый самец овода, развивавшийся в спине Роба Восса, сидящий на куколке (© David Grimaldi)

Отрубить ему голову!

В интервью для рецензии на книгу «Тайная жизнь мух» (The Secret Life of Flies) автор книги, специалист по двукрылым насекомым Эрика Макалистер с печалью в голосе сказала, что ей еще предстоит вырастить собственного овода. Это обязательство. Однако если бы доктор Макалистер была муравьем, я думаю, она с радостью отказалась бы от перспективы принять у себя горбатку.

Мухи – самые предприимчивые существа на Земле, поэтому они не упустили возможности эксплуатировать одно из наиболее распространенных существ: муравьев. Лучше всего это удалось горбаткам, более 200 видов которых обеспечивают свое существование тем, что внедряются в организм своих дальних родственников. Одними из самых харизматичных видов этого семейства мух можно назвать род Pseudacteon[134], известный, как мы увидим, благодаря своей привычке обезглавливать муравьев и способности управлять агрессивными огненными муравьями.

Впервые я столкнулся с горбатками, получившими свое название из-за формы спины, похожей на горб, когда месяц в 1985 году жил в южноафриканском парке Крюгера. (Некоторые виды также известны как мухи-спутники из-за их привычки парить на постоянном расстоянии над своей добычей.)

В африканском раю Крюгера у меня была масса возможностей предаться любимому занятию: наблюдать за жизнью животных, больших и малых. Днем мы осматривали красноватые воды реки Лувувху в поисках бегемотов, цапель-голиафов и даже крокодилов. Ночью подъезд к лагерю патрулировали большие черные и хвостатые скорпионы и до лагеря постоянно доносились звуки обитающих неподалеку гиен и львов.

Почти ежедневно колония из нескольких сотен муравьев матабеле бесшумно проползала через наш лагерь, стоящий на берегу реки. Ровно полчаса спустя крупные слепые насекомые возвращались, ориентируясь по химическому следу, который оставили по пути туда. Однако по дороге назад челюсти у них были заняты белыми тушками термитов, на чьи гнезда они совершили набег. Организованный строй муравьев напоминал хорошо дисциплинированных солдат. И если я мешал им, они разбегались, сердито шипя, выдувая воздух. В течение нескольких секунд они перегруппировывались и снова молча маршировали строем.

Однажды, наблюдая за этой мрачной процессией, я заметил крошечное серое насекомое, примостившееся в двух сантиметрах от муравьиной колонны. Рассмотрев его поближе, я понял, что это была муха, которая, похоже, внимательно следила за муравьями. В то