Крылья Феникса - Светлана Жданова

— Кстати, Лил. По вопросу выживания. Я узнавал. Помнишь мы вчера с тобой говорили… Та принцесса из сказки действительно жила не долго, но весело. — Эльф поднял на меня зеленые глаза. — Пока не появились эти, — кивнул он в сторону заметно поднапрягшегося Зака.

— Что ты, Элестс. С этими она жила еще веселей. — Я обняла асура за руку, крепко-крепко прижавшись к нему. — С этими мне ни один черт не страшен. Даже Хананель. Вы меня любите?

— Очень. А если бы кое-кто любил чуть меньше, тебя бы здесь уже давно не было. Сидела бы дома, а не по королевствам носилась.

— Угу. Босая, беременная, на кухне, — хмыкнула я, понимая, что уже порядком захмелела.

Зак округлил глаза, видимо, представил. Потом успокоился и улыбнулся:

— Нет. Прекрасная, счастливая, на троне. Он ведь тебя действительно любит. А ты… Женщины!

— Ты ему только не говори, хорошо, — икнула я, чувствуя, как земля идет из-под ног, даже несмотря на то, что я сижу. — Но я его тоже люблю. Тш-ш! Никто не должен знать.

— Ох, Лилит, ты никогда не умела пить.

— Никогда, — качнула я головой, отчего она чуть не отвалилась. — Но теперь я хотя бы утром помню, что было вечером.

— Да уж. А то раньше было… Весело.

— Что было раньше? — насторожилась я.

— А ведь мы еще спорили, вспомнишь ты или нет, — захихикал он. — Ты помнишь, как домой добралась после отмечания ваших экзаменов, чудо ты наше?

— Не-а. У меня вообще полвечера как коровой слизало. Вадик говорил потом, что я с Данте ругалась, но у меня в голове скворечник.

— Ругалась! — весьма невежливо заржал Заквиэль. Смотри-ка, это же надо было — асура напоить! Перенервничал, наверное, со мной такой бурной. — Да вы скандалили на весь зал. Сколько посуды побили. А мирились как помнишь? Не-ет? Много пропустила!

— Зак, не пугай меня. Что я еще натворила?

— Когда ты уснула, мы Данте с тобой отправили во дворец, ему не в первый раз летать с одной бесшабашной принцессой. По его словам, на полпути ты опять проснулась и потребовала показать тебе воздушные крылья. Данте хоть и сам пьяный был, он у нас по этому делу самый слабый, но на самоубийцу не походит. На таких-то летать опасно после нашего веселья, а тебе подавай воздушные. Ну, он и ляпнул — хорошо, но только ты меня поцелуешь. А у тебя вообще никогда с приличиями ничего общего не было.

— Чего? — окончательно протрезвела я.

— Того. Были тебе воздушные крылья.

— У-у, — только простонала я, пряча горящее лицо в ладонях. — Что же вы раньше не сказали, я бы трезвенницей стала. Хотя хорошо, что не сказали. Я бы от смущенья вообще даже смотреть на него не смогла бы.

— А чего смущаться? Когда вернулся, лицо у него было такое… идиотское, и глаза как блюдца, что мы стали подозревать его в слабоумии. Вот ему и пришлось рассказывать какой ты фортель выкинула. Правда, недовольных по моему не было. У Данте потом еще полдня такая дурацкая улыбочка была, полдворца перепугал. Ты сама знаешь, он нормально улыбаться и так не умеет, а тут еще это. До сих пор задаюсь вопросом — что же ты такого сделала, вогнав его в подобный ступор.

Уткнувшись носом в ладони, я тихо постанывала от смущения. И стыда. А еще было очень обидно — ну почему же я этого не помню?

— Зак, ты садист! А Данте… Ну попадись он мне только, шутник рогатый.

Асур рассмеялся и вновь обнял меня.

А надувшая губки Катинка, исчезнув на минуту, вернулась, неся в руках лютню:

— Раз все так здорово получается, то мне хочется танцевать. Идем?

Я улыбнулась. И пока подруга пошла освобождать себе место, склонилась к уху асура:

— Ты можешь вылечить ее?

— От чего?

— От страха. Он ей жить не дает. Меня вы могли вылечить, значит, и ее можете. Пожалуйста, Зак. Катинка мне очень дорога, и я не могу смотреть, как она мучается от этого. Ведь глупышка жизнь себе сломает.

— Ох, девочка, какая же ты все-таки странная. Хочешь, чтобы я помог ей, а сама от помощи отказываешься.

— Потому что моя боль часть меня. И она мне не мешает, а дает силы. Не злись я так сильно, давно бы руки опустила. Ну, ты поможешь?

— Конечно. Что еще ты хочешь?

— Что я хочу?

Я поцеловала его в кончик носа и, встав, направилась к стойке. Привычно усевшись на нее, я заиграла что-то нежное.

Катинка танцевала, зажигая в людях настоящий огонь. Цветастый платок то там, то здесь расцветал яркими маками. Музыка звучала, унося обоих куда-то далеко, где звучала только она, где танцевала только она. Хрупкое тело девушки извивалось под ритмами моих пальцев, касающихся струн. Все быстрей и быстрей… Пока не лопнула струна, пока не осела на пол Катинка.

Выпив залпом сразу полкружки чего-то горького, я с трудом перевела дух.

А танцовщица все никак не могла встать, так подгибались ее сведенные от напряжения ноги. Да, загнала я бедняжку. К ней подошел Заквиэль и осторожно поднял на руки, предотвратив все попытки сопротивления ласковым шиканьем.

Он умница. И он слишком многое разбередил своими словами.

Внутри привычно жгла боль.

Я вдруг вспомнила, как ночи напролет лежала в своей огромной постели и тихо плакала от одиночества и любви к кому-то, кто вошел в мою жизнь всего на несколько часов, обрекая на ночи без него.

Как боролась за собственную жизнь, мучительно выправляясь от тяжелых ранений не мести ради, а во имя слов, пришедших на предпоследнем ударе сердца — «не умирай, любимая».

Как любила и ненавидела. И снова любила.

Как всепоглощающе боялась. Его слов, его угроз, его опасной страсти, его любви. Его самого.

Я вспоминала, как глубоко смотрела в синие глаза другого.

И даже не замечала, как текут по щекам соленые слезы, а пальцы сами играют мелодию…

Широкие лиловые глаза неотрывно смотрят на юного менестреля, а на лице отражается понимание.

— Ты ведь знаешь, почему она бывает такой, — посмотрела на него сидящая на коленях девушка. — И почему плачет по ночам.

— Знаю. И никогда этого не прощу. Что же мы с ней сделали! Что он с ней сделал!

Когда приступ жалости к себе прошел, я сыграла еще что-то залихватское, а потом и совсем разошлась.

Встав на стойку, я пьяно улыбнулась и запела строки, возникшие прямо на месте.

Чего хочу? Сказал бы кто.Сама поверь, не разгадаю.И пью хмельное я вино,И храм коленкой протираю.Где истина моя лежит?Куда бедняжке мне податься?На небе светлый дух парит,И черти лезут целоваться.То я монашка, то смутьян,Так сразу и не разгадаешь.И все вокруг меня — обман.Куда и деться уж не знаешь.Вчера царица, завтра ведьма,Сегодня девкой я была.Кому, скажите, мне продаться,Когда за душу грош цена.Чего хочу? У ветра спросим.Всегда он лучше понимал,Куда с похмелия заноситТаких благопристойных дам.

В общем — повеселилась.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});