Дорога на Мачу-Пикчу - Николай Дежнев

Профессор Ситников не спал уже вторые сутки, поэтому мысли его текли, словно по выбитой колее, по привычному кругу, Думая о своем новом пациенте, Павел Степанович удивительным образом думал и о себе, и даже в большей мере о себе. Как так получилось, что этот далеко еще не старый, успешный мужчина влетел на полной скорости в коматозное состояние? Что толкнуло его? Почему?.. А Ситников, который доктор наук и профессор? Разве он не знает, что, пользуясь терминологией шахматистов, и сам подвисает на стрелке? Разве не к нему по утрам холодком под сердцем подступает пустота бытия? Кто же, в таком случае, поднимается на рассвете, заваривает крепкий кофе и подолгу курит, глядя на пустынный в этот ранний час парк?..

Между тем внизу у ворот клиники происходила какая-то суета. Судя по жестикуляции охранников, они отказывались пропускать на территорию больницы красный «фольксваген». Наконец полосатый шлагбаум поднялся и автомобильчик подкатил к входу в корпус. Интересно, сколько эти архаровцы берут? — подумал Ситников, бросив мельком взгляд на часы. Большая стрелка на циферблате упиралась в римскую восемь. Спросить, что ли? Надо будет рассказать о поборах главному… — но про себя Павел Степанович прекрасно знал, что и не спросит, и уж точно не скажет. Он догадывался, кто через пару минут будет сидеть в его кабинете на потертом кожаном диване. Вздохнул тяжело. Разговор предстоял трудный, да и сколько на его веку было уже таких вот разговоров! Сколько глаз смотрело на него с надеждой, сколько слышал он просьб и посулов. Шутил учитель, шутил! — реаниматолог это божье наказанье, а вовсе не подарок судьбы. Куда бы еще ни шло, будь он простым ординатором, за него отдувалось бы начальство, но в обязанности заведующего отделением входили беседы с родственниками, а если и не входили, то Ситников самостоятельно их на себя возложил. А тут еще случай неординарный! Надо было идти в стоматологи, вспомнил Павел Степанович присказку начальника полевого госпиталя. Тогда он был еще просто Павлом и носил на плечах капитанские погоны. Закончив очередную операцию, подполковник выходил покурить и подышать свежим воздухом, смотрел на окружавшие палатки горы и притворно жаловался, что зря не выбрал в свое время денежную карьеру ортопеда. Наступала звездная южная ночь, он звал к себе Ситникова, наливал на дно стакана на палец спирта…

В дверь постучали. Павел Степанович ткнул недокуренной сигаретой в хрустальное дно пепельницы и повернулся.

— Да, да, прошу!

В кабинет вошла среднего роста стройная женщина. В темных брюках и спортивной куртке она выглядела мальчишкой, если бы не большие, серые глаза. Они смотрели на доктора настороженно и в то же время отчужденно. Во взгляде ее не было ни тревоги, ни надежды, а лишь готовность принять случившееся без прикрас, как оно есть.

Та-ак! — сказал себе Ситников, как говорил всегда, когда чего-то не понимал, а не понимал он, что с ним теперь происходит. Взявшись описывать состояние доктора, поднаторевшие в поэзии люди не преминули бы заметить, что от полноты обрушившихся на него чувств Ситникову стало трудно дышать, но это была бы откровенной романтической ложью. Какое там дышать, Павел Степанович был не в состоянии вдохнуть! Сам же он, сидя задумчиво за поздним ужином, мог бы сказать жене: знаешь, сегодня со мной случилось нечто из ряда вон выходящее! И, не уточняя, замолчать. Только вот жены с некоторых пор у Ситникова не было. — Та-ак!

Женщина нерешительно стояла у двери, доктор нерешительно у окна. Под высоким потолком ярко горела лампа, за стеклом смеркалось. Земля готовилась к встрече с метеоритным потоком Драконидов.

— Павел Степанович? — как если бы сомневаясь, спросила женщина, чем вывела хозяина кабинета из состояния прострации.

Ситников вздохнул.

— Александра Николаевна? — провел ладонью по бледному лицу. — Проходите, пожалуйста, присаживайтесь! Извините, у меня был длинный день…

Сделал приглашающее движение рукой, показывая на потертый диван, но сам с места не сдвинулся. Подождал пока посетительница опустится на кожаные подушки и только тогда прошел за рабочий стол с компьютером и разложенными текстом вниз открытыми книгами. Ситуация таким образом была приведена к стандартной, в которой велись беседы с родственниками пациентов, только вот сам Павел Степанович был далек от своей лучшей формы. Боксом он никогда не увлекался, но теперь мог представить, что чувствует спортсмен, получив удар в солнечное сплетение. Ему бы очутиться в своей стихии, взойти на кафедру и прочесть врачам лекцию о синдроме критических состояний… Ситников поднял глаза на женщину. Как будто не знал, к каким последствиям это приведет. Вместо того, чтобы сразу перейти к делу, показал кивком головы на книжный развал:

— Заработался…

Господи, как же ему хотелось, чтобы Александра Николаевна улыбнулась, сказала, что и сама это видит, но к его словам она осталась безучастной. Сидела, плотно сжав губы, и ждала, что за этим последует. Ситников разозлился. На себя.: вместо того, чтобы расставить точки над «i», начал, вдруг ни с того, ни с сего, извиняться! Спрашивается: за что? За то, что сутки не отходил от кровати ее мужа?.. Черт подери, оказывается, она замужем! О муже-то он совсем и позабыл, хотя именно из-за него просил ее приехать. Такая милая женщина и вдруг замужем!..

В голове доктора все как-то разом перепуталось. Логика человеческого общения подсказывала, что говорить теперь должна Александра Николаевна, но та продолжала упорно молчать. Откуда у нее это спокойствие? — думал Ситников, закрывая без разбора книги и складывая их в стопку. — Чего она ждет? На что надеется? Что я могу ей сказать?..

Выпрямился, посмотрел на посетительницу:

— Рад вас видеть! Спасибо, что откликнулись на мою просьбу!

Рад?.. С чего бы это вдруг, да еще в таких безрадостных обстоятельствах! А спасибо за что? За то, что пришла навестить родного… а может они в разводе?.. — Павел Степанович попытался вспомнить, что рассказывала ему заплаканная секретарша, но так и не вспомнил. — В конце концов, какое мне дело!.. Только в том-то и беда, что дело было! И, как Ситников ни старался себя обмануть, не мог он этого не знать. Переложил с места на место бумаги. — Держится уверенно, хотя очень бледна и под глазами круги от усталости. О чем это говорит? Да не о чем! Разные в его кабинете случались посетители, унимать истерику сбегался, бывало, весь этаж, а такая вот выдержка попадалась не часто. Или это не выдержка, а равнодушие? Что-то я совсем запутался…

Павел Степанович почувствовал острое недовольство собой:

— Ну-с, Александра Николаевна, что вы хотите мне сказать?..

Такое начало разговора гостью явно озадачило, что, по-видимому, и входило в планы Ситникова. Она открыла лежавшую на коленях сумочку и снова щелкнула замком:

— Можно я закурю?

— Да, пожалуйста, — намеренно холодно улыбнулся Ситников, — если не возражаете, я составлю вам компанию…

Обогнув стол, он поднес к сигарете женщины зажигалку. Закурил и сам, но на свое место не вернулся, отошел в угол кабинета к умывальнику и оттуда, как бы с расстояния, посмотрел на посетительницу. Она чувствовала себя неудобно. Неловкость ситуации усугублялась тем, что доктор вел себя так, будто ждал от нее объяснения:

— Мне казалось… — начала она, пожимая неуверенно плечами, — я думала, вы пригласили меня для того, чтобы что-то рассказать или о чем-то спросить…

Как если бы соглашаясь с услышанным, Павел Степанович кивнул уже порядком поседевшей головой и улыбнулся, но как-то походя, словно мимолетная улыбка была частью некой процедуры. Качнулся с носка на пятку, как делал, наверное, еще в детстве:

— Хорошо бы!.. Хорошо было бы, если бы у меня нашлось что вам сказать… — не спеша подойдя к дивану, Ситников опустился на его потертые подушки, закинул ногу на ногу. Сцепил на колене пальцы. — Видите ли, Александра Николаевна… Впрочем, что, собственно, «видите ли»? Вы знаете, что произошло, а добавить мне к этому нечего! Ваш муж поступил к нам вчера вечером по скорой и до сих пор находится в состоянии глубокой комы. Словесный контакт с больным невозможен, реакция глаз на афферентную стимуляцию отсутствует, картина типичная…

— Извините, Павел Степанович, — перебила его Александра Николаевна, — но я узнала о случившемся только сегодня, незадолго до вашего звонка. Мне позвонил заместитель Глеба, Егоршин, и сказал, что тот в реанимации, но как все произошло толком не объяснил. А буквально через пять минут звоните вы и просите приехать. Вот!.. — пожала она, словно извиняясь, плечами. — Им было трудно меня найти, мы с мужем… нет, не в разводе, а как бы это сказать… Короче, я живу сейчас у подруги…

Удивительная вещь радость, невозможно предсказать когда она приходит. Казалось бы мелочь какая-то, всего одно слово или даже легкое замешательство, а ты уже на седьмом небе и отчаянно машешь крылышками. Черт меня побери, все не так плохо! — улыбнулся Ситников, совершенно позабыв о том привычно грустном, о чем только что думал, стоя у окна. Солидный человек, профессор, он с трудом сдержался, чтобы не взять Александру Николаевну за руку, а ведь после того случая и не мечтал, что с ним может произойти нечто подобное. Тогда, года три назад, увидел в новостях женское лицо и пропал, совсем пропал. С боем выбил отпуск за свой счет, полетел в Самару, под благовидным предлогом разыскал… Разочарование?.. Да нет, слабовато будет! Крах надежд?.. Скорее пустота! Чтобы избежать ее, жизнь приходится наполнять собой, своими мыслями и чувствами. Когда обнаруживается несовпадение ожиданий с реальностью, мир рушится и приходится, скрипя зубами, учиться заново жить. Трудно это, среди массы стилизаций и подделок найти оригинал.