Ключи от цивилизации - Райдо Витич

Стася отвернулась.

— А ты? Тебе это зачем? Поставили, сама попросилась? Рисковать нравится? Крутую из себя изображать?

— Ничего «крутого» в патрулировании нет. Мне нравиться выполнять свой долг и быть полезной — все. Нравиться не рассуждать, а делать и видеть результат. Рисковать? Разве такой риск позорен или неоправдан? Сегодня мы вытащили трех детей…

— И убили минимум сорок индейцев.

— Ты невнимателен. Мы снимали их, но не убивали. Из сорока предъявленных тобой убито от силы пять, остальные легко ранены.

— Это оправдывает? Если бы вы не шатались во времени, этого бы не было. Не было детей застрявших в самом дерьме, не было бы убийства, потрясений для обеих сторон.

— Возможно, ты прав, но если судить с твоей точки зрения, а у меня своя есть. Для вас история была наукой фактов базирующаяся на домыслах и гипотезах, как правило, но меж тем создала парадигму и впаивала ее в умы. А что давала, чему учила? Многих ли? Вот для тебя, что такое набег Чингисхана? Голый факт, теория вероятности с блеклой картинкой татарина на коне и тьмой его войска ползущего на Русь. Ну и что ты понял, что почувствовал, представив это? Какие иллюзии и заблуждения родились у тебя? А на факты посмотри, не в учебник, на строчки в книге, а на правду, что и как там было. Собственными глазами увидь, как нападают на сонное селение обычных крестьян, которые работали в поле, ростили детей, жили честно, спокойно. С вечера еще легли спать, планы строя: корову подоить, репу прополоть. Мать детишек на печи уложила, в лоб поцеловала. Муж с женой любились, о дите думали, о коровке, что скоро отелится и будет у них прибыль в доме. А утром и тех детей, что на печи спали, и мужа на глазах жены и жену — всех убили. Просто так. Изрешетили стрелами, деревню подожгли. Тактика такая была, не щадить никого, степь жженую после себя оставлять. Вчера еще запах душицы, свежего сена, хлеба по деревеньке разносился, голоса детские, радостные, мычание коровенок, мерные приветствия, неспешные беседы, а сегодня только запах дыма и горелого мяса, трупы, кровь, пепелище… Забудешь ты, если это увидишь? Как отнесешься? Что теперь будет стоять перед тобой за сухими строчками — с такого-то по такое-то — нашествие Хана Батыя или Чингисхана. Как к войне вообще отнесешься, и что думать о желающих развязать ее будешь? Куда пошлешь того, кто схематичную версию завоеваний как достижение полководца будет толкать? Человек, только лично испытав, запоминает, только сам понимает, хоть втолковывай, хоть нет. И если после такой экскурсии хоть пара детишек поймет что такое завоевывать и как оно на жизни окружающих сказывается, если поймет лично для себя что хорошо, а что плохо, если сообразит, что какой-то дядя с дури алчности рванул, кого-то покорять и это будет стоить жизни многих и многих, ради одного, ради собственного тупого самолюбия, то значит не зря экскурсия была, не зря деткам события тех лет воочию показывают. Так рождается понимание истинных и ложных ценностей, принципов вечных и принципов единоличных, понимание правильности и неправедности. Так появляется личность, индивид, а не толпа, вон как у ацтеков. Все так, значит и мы, а иначе против, а против значит к жертвенному столбу или в рабы, подчиненные. Только нет подчиненных, нет рабов и господ, и разницы нет меж нами, и понимаешь это, когда видишь, как тот же ребенок в Африке от голода пухнет, а в средневековой Европе от чумы города вымирают. И понимаешь, что люди независимо от возраста и статуса, цвета кожи и положения в обществе одинаково чувствуют, одинаково страдают от войн и болезней, от несправедливости, теряют близких, любят и ненавидят. Взгляд не «из», а взгляд сверху, со стороны, в объеме, меняет все. Именно это и культивируют у нас, растят не паразитов и приспособленцев, а равноправных членов общества, которые не потянут его вниз, но поднимут, не поставят себя выше, но человечество в целом, не ради покорения космоса или чужой страны, а ради развития и полноценного существования наполненного смыслом. Если ты считаешь, что все это ерунда и миф и ради этого не стоит рисковать, значит так и есть. Для тебя. Переубеждать не стану — твое право иметь свое мнение и его придерживаться. А у меня оно другое, и согласись, я тоже имею на него право.

— Это идеализм, — заметил, внимательно поглядывая на женщину. Понять не мог — кто она, откуда такая?

— Норма.

— А работа обычная, — усмехнулся.

— Хватит подкалывать. Что вы меня этим словом поддеваете? Для нас обычная работа, и я сказала как есть для меня, для вас в нашей работе есть что-то необычное — это ваше дело. Идите, подавайте рапорт и получайте билет на выход, занимайтесь цветоводством или озонированием мегаполисов. Вас никто не держит.

— Не заводись, я не хотел обижать. Просто… Ну да, мне сложно принять обычным, что в принципе необычно. Насколько у нас в мое время работа была сложной, а здесь того хлеще. Там я на курорте отдыхал, такое чувство. Стася, но ведь убить тебя могут.

— И тебя.

— Это другое.

— Нет. Ценность жизни одна, одинаковая для всех. А вот цена прожитых дней и лет у каждого своя. Я знаю, что могу погибнуть в любой момент и знаю за что. И готова, и жалеть не стану, потому что не стыдно за прожитое. Я только здесь ценность каждой минуты поняла, бессмысленность траты нашей жизни на всякие пустяки типа нытья, бед, проблем личных. Ах, у меня кактус засох, а тут соседка криво посмотрела! Такая чушь! Тебя может завтра, а то и через минуту не будет, а ты драгоценные минуты на ерунду тратишь, прожигаешь. А столько можно было успеть, стольким помочь, столько хорошего сделать.

Николай морщился, разглядывая женщину, и видел — она искренне верит в то что говорит, не фальшивит, не повторяет красивые фразы умных дядек и тетек. Она так думает. Это ее кредо. И до боли жаль стало, что вот эта, чистая в своих стремлениях идеалистка, взрослая тетенька и все же наивная девочка встретилась ему так поздно, что и хочется верить ей, а не можется. И неуютно от понимания, что не одна она такая и люди здесь действительно так думают и так живут, а ты черная ворона в белой стае, никак со своей чернотой расстаться не можешь.

И страшно, что вот это создание, толкающее утопические идеи в жизнь может действительно погибнуть. А главное, знает это и ничуть не печалится. Что же она совершила уже, что успокаивает ее, делая настолько сильной в слабости идеализма? Неправой и все же абсолютно правой, привлекающее заманчивой со своей психологией.

Но такая уж она правильная? — ел червячок сомнения и грызла за него совесть, а прагматизм решил посмотреть, что дальше и присмотреться сильней.

— Чай предложишь? — улыбнулся.

— Сам не в состоянии себе налить? — бровь выгнула, лукаво улыбнувшись в ответ.

Чиж согласно кивнул и полез в панель за чашками.

Совсем недавно тяжело на сердце было, а сейчас светло стало, спокойно. Хотел он или не хотел, но слова Стаси в душу запали, прижились и начали прорастать.

— К Яну заходил?

— Да. Он нормально. Обещают через неделю поставить в строй. Медицина у вас фантастическая.

— У нас, — поправила. Чиж подумал и согласился:

— У нас.

Они переглянулись и улыбнулись друг другу — недоразумений и непонимания, словно не бывало.

Глава 6

День прошел, второй. Встреча с ацтеками начала блекнуть и вызывать больше улыбок, чем нервозности при воспоминании. Аким ходил слегка пришибленный и видно все ждал осуждения, но никто не вспомнил инцидент в раздевалке.

Взаимопонимание в команде было удивительным, а дружелюбие вообще в центре, феноменальным. Чиж уже и не представлял себя иначе, чем здесь, со своей командой, а атмосферу иной, чем такой.

Постепенно он перезнакомился со всеми патрульными. Особенно сошелся с Дмитрием Варлеевым из третьей команды и с Володей Сазоновым из первой. Оба оказались восьмерками один из Афгана, другой из времени первой Чеченской. На теме воспоминаний мужчины сошлись, а потом оказалось, что и увлечения у них схожи, взгляды. Мужчины все чаще стали общаться, играть в теннис, иногда в карты по вечерам в комнате то одного, то другого, то просто собираться за чашкой чая поболтать. Это не разделяло Николая со своими, наоборот помогало их понять больше. Новые друзья помня себя на его месте охотно делились информацией, разжевывали, что непонятно, и Чиж уже не чувствовал себя неучем среди мудрецов, не принимал сказанное тогда Стасей за идеализм. Оказывается, многие думали как она, а история, старые, давние времена, к которым можешь самолично прикоснуться и узнать, как там было не понаслышке, привлекали и увлекали всех, кто работал в центре. Складывалось впечатление, что здесь работают одержимые. А некоторые и вовсе рисковые сорви-головы — трассеры.

У Дмитрия была мечта перейти к ним и, он мог часами рассказывать о физике времени, параллелях вселенной и пространственных пересечениях, о незнакомом, будоражащем кровь адреналином ощущении неизвестности, когда заглядываешь туда, где тебя может ждать что угодно. Ты можешь попасть в болото или выйти к пирующему викингу — и в этом самый интерес, самый риск и острие «жизни», как он называл. Мечта же Володи была проще — он хотел побывать в древней Руси, помять хазар и кинуть ответку тевтонским рыцарям, пожать руку Невскому и Донскому.