Мегрэ и труп молодой женщины - Жорж Сименон

— Да.

— Ты знаешь его фамилию?

— Нет. В барах к людям редко обращаются по фамилии. — Особенно в таких.

Брюссель… Я посоветовал ему, чтобы ехал из Парижа в Сен-Дени, потом через Компьень и…

— Это все?

— Да. Где-то за час, до того, как пришла эта малютка, он снова начал о Брюсселе. В этот раз хотел узнать, какой там лучший отель. Я ответит, что сам всегда останавливаюсь в «Паласе», напротив Северного вокзала.

— Во сколько ты рассказал об этом Лоньону?

— Около часа. С ним дело не шло так быстро, как с месье. Я тогда еще обслуживал посетителей.

— У тебя есть расписание поездов?

— Если вы интересуетесь поездами до Брюсселя, то нет проблем. Инспектор спустился вниз, чтобы позвонить на вокзал. Ночью уже не было поездов. Первый отходил в пять тридцать утра.

— Он сказал тебе, что собирается ехать?

— Он не обязан был мне ничего говорить.

— Как ты думаешь, что он делал до пяти утра?

— А что бы вы делали?

Мегрэ задумался. Оба иностранца жили где-то поблизости и оба захаживали в бар Пиквика.

— Думаешь, Лоньон обошел все близлежащие отели?

— Кажется, это месье проводит следствие, разве нет? Почему я должен отвечать за то, что наделал Растяпа?

— Жанвье, спустись вниз и позвони в Брюссель. Спроси в «Паласе» не остановился ли у них Лоньон. Должен был появиться там около половины десятого. Может быть, все еще ждет там американца с его машиной.

Пока инспектор звонил, Мегрэ сидел молча. Альберт, считая разговор законченным, принялся доедать свой завтрак.

Мегрэ не тронул второй бокал, но доел все оливки. Сидел, уставившись в глубину бара, смотрел на стоящие ровно стулья, на спускающиеся вниз ступеньки. Казалось, он видит их всех. Всех, кто был здесь в понедельник вечером, когда в голубом платье и бархатной пелеринке, с вышитой серебром сумочкой в руке, появилась в дверях Луиза.

На лбу у него появилась глубокая складка. Пару раз он было открывал рот, чтобы что-то сказать, и оба раза передумывал.

Прошло минут десять Бармен имел достаточно времени, чтобы закончить завтрак, смести со столика крошки хлеба и допить кофе. Затем он взял сомнительной чистоты тряпку и принялся стирать пыль со стоящих на полке бутылок В это время появился Жанвье.

— Лоньон у телефона, патрон. Поговорите с ним.

— Это лишнее. Скажи ему, чтобы возвращался.

Жанвье заколебался. Он не верил своим ушам. Он смотрел на комиссара, словно спрашивал: «А вы хорошо подумали, патрон?» Потом привычка подчиняться Мегрэ все-таки взяла верх и, повернувшись на каблуках, он бросил.

— Ладно.

Альберт будто не слушал, о чем они говорят, но лицо его окаменело. Он отрешенно перетирал бутылки и, хотя стоял спиной к комиссару, отлично видел его лицо в зеркальце между полками

Когда Жанвье вернулся, Мегрэ спросил его:

— Ну как, протестовал?

— Начал было что-то доказывать, но не закончил и смирился: «Если это приказ.»

Мегрэ слез со стула, запахнул пальто.

— Собирайся, Альберт, — коротко сказал он.

— Что?

— Я сказал: собирайся. Поедем на набережную Орфевр, Бармен, казалось, не понимал:

— Я не могу оставить бар…

— Неужели у тебя нет ключа?

— Чего месье от меня хочет? Я рассказал все, что знаю.

— Хочешь, чтобы тебя повели силой?

— Иду. Но…

Всю дорогу он молча сидел один на заднем сиденье. Смотрел прямо перед собой, как человек, который старается что-то понять, но не может. Жанвье тоже молчал. Мегрэ попыхивал трубкой.

— Вылезай.

Комиссар приказал ему идти вперед. Идя за ним, спросил помощника:

— Сколько сейчас в Вашингтоне?

— Должно быть, восемь.

— Закажи разговор. Пока соединят, будет около девяти. Свяжись с ФБР. Если Кларк на месте, пусть его пригласят. Я хотел бы с ним поговорить.

Комиссар медленно снял пальто и шляпу.

— Раздевайся.

— Месье может объяснить мне, в чем дело?

— Сколько времени ты провел здесь, когда мы беседовали о золотых слитках?

Альберту не пришлось долго вспоминать:

— Четыре часа.

— Утром во вторник ты ничего не приметил в газетах?

— Фотографию девушки.

— Там была еще одна фотография — трех пройдох, которых называли дыроколами. Признались в три часа ночи. А сидели в этой комнате долго — тридцать часов.

Мегрэ сел и начал раскладывать на столе свои трубки, будто хотел выбрать лучшую.

— А ты раскололся через четыре часа. Мне-то все равно. Нас тут много, мы можем меняться. И времени у нас сколько угодно. Он набрал номер пивной «Дофин».

— Это Мегрэ. Не могли бы вы прислать бутерброды и пива. На сколько человек?..

Мегрэ вспомнил, что Жанвье тоже не завтракал.

— На двоих. Да, сейчас. Ладно, четыре светлого.

Закурив трубку, Мегрэ подошел к окну и стал наблюдать за машинами и пешеходами на мосту Сен-Мишель.

Альберт достал сигарету, закурил тоже, стараясь унять дрожь в пальцах. Он тянул время, взвешивая все «за» и «против».

— Что вы хотите узнать?

— Все.

— Я сказал правду.

— Нет.

Мегрэ даже не повернулся, чтобы на него посмотреть. Могло показаться, что стоит человек, которому больше нечего делать, как покуривать трубочку и внимательно изучать уличное движение.

Альберт замолчал. Он молчал так долго, что посыльный из пивной Уже принес поднос и поставил его на край стола.

Мегрэ открыл дверь в комнату инспекторов:

— Жанвье! Жанвье явился.

— Соединят минут через двадцать.

— Бери. Это нам принесли.

И одновременно дал ему знак, чтобы пошел есть в свою комнату. А сам сел поудобнее и тоже занялся едой. Они поменялись ролями. Теперь ел Мегрэ, а Альберт смотрел.

Казалось, что комиссар совершенно забыл о нем, что он целиком поглощен едой и пивом. Взгляд его бродил по разложенным на столе бумагам.

— Вы настаиваете на своем, месье?

Мегрэ кивнул с полным ртом.

— Месье думает, что я расколюсь?

Мегрэ пожал плечами, давая понять, что ему это безразлично.

— Почему вы дали приказ Растяпе возвращаться?

Мегрэ усмехнулся.

Альберт с бешенством раздавил в руке сигарету. Наверное, обжег себе пальцы, потому что выругался:

— Дерьмо!

Он не мог сдержать волнения. Встал, подошел к окну и, прижав лоб к стеклу, стал смотреть на улицу. Потом он решительно повернулся. Его нервозность исчезла, напряжение спало. Без разрешения он глотнул пива из стоящей на подносе кружки, вытер рот и сел. Это была последняя демонстрация характера и независимости.

— Как вы догадались?

Мегрэ спокойно ответил:

— Я не догадывался. Я знал это с самого начала.

Глава девятая,

в которой оказывается, что лестница может играть важную роль, а дамская сумочка — еще более важную

Мегрэ попыхивал трубкой и молча смотрел на Альберта. Можно было подумать, что он держит паузу, как актер, чтобы придать больший вес словам, которые произнесет через мгновение. Но он не играл. Лицо бармена расплылось у него перед глазами. Мыслями комиссар был с Луизой Лабуан. Все то время, проведенное в баре на улице Этуаль, пока Жанвье ходил вниз звонить, Мегрэ пытался вообразить себе, как она заходит в переполненный бар, одетая в бедненькое вечернее платье и бархатную, не подходящую к платью, накидку.

— Видишь ли, — заговорил он в конце концов, — на первый взгляд твоя история безупречна, слишком правдоподобна, и я бы в нее поверил, если бы не знал эту девушку.

Удивленный Альберт не мог удержаться от вопроса:

— Так вы ее знали?

— Сейчас могу сказать, что знаю ее хорошо.

Даже сейчас, говоря это, комиссар видел, как она прячется под кроватью у мадемуазель Поре, как ссорится с Жанной Арменье в квартирке на улице Понтье. Он ходил вместе с ней из скучной комнатенки на улице Абукир в магазин на бульваре Мажента, где она работала на улице при любой погоде.

Он мог бы дословно повторить каждую фразу о ней. И то, что рассказала консьержка, и то, что поведала вдова Кремье.

Он видел, как она входит к «Максиму» и как через месяц пробирается между веселыми гостями в «Ромео».

— Во первых, она не села около стойки. Чувствовала себя не в своей тарелке, так как все глазели на нее. Сразу было видно, что на ней поношенное платье.

Во-вторых, она не заказывала мартини. Это твоя ошибка. Ты думал, что она такая же, как все твои посетительницы, и когда я спросил, что она пила, ты без колебаний ответил: «Мартини».

— Она ничего не пила, — признался Альберт.

— Она также не спускалась вниз, чтобы прочитать письмо. В таких барах, как твой, куда приходят только завсегдатаи, над лестницей нет никакой надписи. А если бы она и была, я сомневаюсь, что девушка набралась бы храбрости идти на виду у толпы подвыпивших мужчин.

Газеты не опубликовали подробные результаты вскрытия. Было написано только, что в желудке убитой находился алкоголь, но не уточнялось, что это был ром. А коктейль «мартини» делается из джина и вермута.

Мегрэ не торжествовал. И быть может, потому, что думал о Луизе. Говорил вполголоса, как бы самому себе: