Жар ночи - Александра Хоукинз

Сина, видимо, веселили ее неубедительные попытки отказаться от украшения.

— Одно жемчужное ожерелье не отправит меня в долговую тюрьму, миледи. — Опутав своим подарком пальцы, он широко их развел, приглашая ее восхититься мастерством ювелира.

И попутно терзая ее сердце.

— Нет, — покачала она головой.

— Ну что ты как маленькая, Джулиана! — пожурил ее Син, и от этих насмешливых слов ее позвоночник будто бы вытянулся в прямую линию. — Жемчуг — это просто дружеский дар. Не нужно этого бояться.

«Черт тебя подери!» — с непривычной для себя жесткостью мысленно выругалась Джулиана. Он знал, какие слова вызовут у нее желаемую реакцию.

— Я не боюсь ни тебя, ни твоих жемчугов, — заявила она, с вызовом глядя ему прямо в глаза.

Син усмехнулся в ответ.

— Тогда протяни руку и забери свой подарок. А потом сможешь поблагодарить меня.

Губы у нее дрогнули: ей только показалось или он на что-то намекал? Она никак не могла избавиться от чувства, что он имеет в виду нечто большее, чем обычную благодарность.

— Значит, мне таки придется заплатить вам, милорд. — Она постаралась не выдать своего разочарования. — И какова же цена?

— Какая скромница… Тебе это не идет, моя колдунья. — Вздохнув, огорченный ее недоверием, он наконец озвучил пресловутую цену: — Мне вполне хватит настоящего поцелуя.

«Настоящего поцелуя»? Какой вздор! Джулиана зажмурилась.

— Ну нет, все не так просто, — рассмеялся он, и она открыла глаза — лишь затем, чтобы вновь с подозрением их сузить. — Ты должна поцеловать меня первой. Я хочу еще раз пригубить твоей страсти.

Налетел порыв ветра, дилижанс качнулся. Выхода нет: она никуда не сможет убежать отсюда, из этой ловушки. Она уже склонялась к мысли, что маркиз попросту играет с ней. Сложив руки на груди, Джулиана задумчиво посмотрела на него.

— Кажется, я уже не хочу этого ожерелья.

Его красивые карие глаза лучились уверенностью.

— Лгунья.

Джулиана, потрясенная до глубины души, только и вымолвила:

— Какой же хам, какой самодовольный… — Она даже не смогла подобрать нужного оскорбления, до того он ее уязвил. — Я тебе не жадная деревенщина, которая ради побрякушек согласна…

— Я никогда так не считал, Джулиана, — отозвался он, нисколько, по-видимому, не обидевшись на ее ругань. Жемчужины, которыми он продолжал любоваться, с тихим постукиванием ударялись друг о друга. — Я назвал тебя лгуньей лишь потому, что ты захочешь забрать это ожерелье. Ты, в общем-то, будешь умолять отдать его тебе.

— Неслыханно!

Он перевел взгляд на нее — и теперь в его глазах она прочла дерзкий вызов.

— Тогда поцелуй меня и докажи обратное.

Хотя события на пикнике развивались не совсем так, как планировал Алексиус, он с радостью дал волю своей импульсивной натуре. И остался вполне доволен результатом. Неожиданный ливень загнал Джулиану в его дилижанс — и в его объятия. А свои объятия он считал самым подходящим для нее местом. Сжимая в кулаке жемчужную нить, он прикидывал, что еще сможет себе позволить, прежде чем она выскочит под проливной дождь. Не хотелось все же утруждать себя гонкой по размытой дождем дороге.

— Что за игру вы затеяли, Синклер?

Да, эти жемчуга были игрой. Одной из большого количества игр, в которые он переиграл со множеством женщин. Леди Джулиана не могла об этом знать, но такой подарок давно уже служил поводом для шуток в высшем свете. Бывшие любовницы сверкали своими жемчугами, демонстрируя их любовницам нынешним и собственным мужьям, конечно же, не признаваясь, как эти украшения попали на их шейки.

И он намеревался сыграть в эту игру опять.

— Просто Син, — попросил он, улыбаясь шутке, понять которую мог только он сам.

Леди Джулиана нервно хохотнула и наморщила носик, что так умиляло Алексиуса.

— Вот уж не думаю, милорд.

— Почему же? Все друзья меня так называют.

Довод не подействовал. Покусывая нижнюю губу, она настояла на своем:

— Я предпочитаю все же полное имя.

Теряя терпение, Алексиус переложил ожерелье из одной руки в другую. Не мог же он объяснить девушке, которую собирался соблазнить, что вполне заслужил свое прозвище, причем весьма пикантным образом.

— Синклером называли моего отца. Мне же больше подходит сокращение.

— Я почему-то и не сомневалась, — ответила леди Джулиана, кривя губы.

Глаза ее горели, а от пикантного комментария на щеках проступил стыдливый румянец. Вымокшая до нитки, эта девица была просто прелестна. Взгляд ясных зеленых глаз, устремленный на спутника, золотистые кудри, безвольно повисшие у висков… Несколько минут назад, обрывая поцелуй, он заметил в ее глазах вожделение. Теперь оно исчезло, уступив место женской тревоге. Однако Алексиус был уверен, что сможет оживить в ней погасшее пламя, стоит ему к ней притронуться.

— Не бойся, Джулиана! — подзадорил он ее, заметив, что его развязность коробит девушку. Он подался вперед, завлекая ее. — Поцелуй меня.

— Закрой глаза.

Алексиус тотчас послушался, опасаясь, чтобы леди Джулиана не успела разглядеть в его глазах возбуждение Она неловко поерзала, умащиваясь так, чтобы соприкоснуться с ним коленями, и отяжелевший от влаги подол ее платья сочно шлепнулся о лавку. Лицо его обдувало ее теплое дыхание. Все его тело словно наэлектризовалось. Леди Джулиана ошибалась, полагая, что держит ситуацию под контролем, и эта ошибка могла ее погубить. Алексиус знал, что он умелый любовник, и не сомневался, что девушка вот-вот поддастся его чарам. И когда он доведет дело до конца, оба получат свою щедрую долю блаженства.

Заодно и сестра угомонится, узнав, что ее соперница повержена. Если лорд Кид не лишен гордости, то ни за что не продолжит общение с леди, столь бездумно отдавшейся другому.

Впрочем, когда губы леди Джулианы бережно, с опаской прикоснулись к его губам, опалив их, о сестре он напрочь забыл. Дыхание Джулианы, ласкавшее кожу его лица мягкими волнами, отдавало дикой мятой. От нервов ли, от возбуждения? Она ласково прикоснулась губами к его нижней губе. Алексиуса пронзила похоть; член его напрягся до боли, упершись в ткань брюк.

Он хотел от нее большего, нежели целомудренный поцелуй.

— Еще! — прошептал он. — Всоси мой язык, попробуй меня на вкус.

Он почувствовал ее миниатюрную ручку на своем рукаве. Ее язык вторгся к нему в рот с решимостью, какой он и ожидал. В то время как губы Джулианы нежно терлись о его губы, член готов был прорвать материю — лишь бы оказаться на свободе.

«Скоро уже, — пообещал он самому себе, — совсем скоро».