Рейтинговые книги
Читем онлайн Россия и Европа-т.3 - Александр Янов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 17 18 19 20 21 22 23 24 25 ... 145

Мало того, однако, что не осмыслена до сих пор эта судьбонос­ная, можно сказать, идеологическая революция. Сегодняшние оте­чественные национал-либералы еще и отчаянно сопротивляются

такому осмыслению, пытаются реаби­литировать как самого Николая, так и творца его Официальной Народности. Вот лишь два примера (первый из них читатель трилогии, надеюсь, помнит).

Один из колеровских «производи­телей смыслов» так рассуждал о Николае и его царствовании: «Если выбирать исторические параллели, то путинский образ ближе всего к образу Николая I, столь нелюбимого интелли­гентами и репутационно замаранного, но при этом - абсолютно вменяемо­го... В отличие от своего братца Александра, Николай - вменяемый, искренне национальный, чест­ный, но политически неглубокий, немасштабный».61 Другой эксперт пытается спасти репутацию Уварова. Если избавиться, пишет он, от «фильтров и штампов историографии XIX и XX веков», мы тотчас уви­дим, что «Уваров настаивает на том, что Россия должна искать не путь, отдельный от Европы, а путь самостоятельного творчества в Европе».62

нал ьно ориентированных» русских мыслителей XX века. Например, у Льва Тихомирова в его «Критике демократии» (М., 1997); у Ивана Ильина (см. его: «О грядущей России». М.: Воениздат, 1993); у Михаила Назарова («Тайна России». М.: Русская идея, 1999) и у Ивана Солоневича (см.: «Наша страна: XX век». М.. 2001).

Архангельский А.Н. См.: Колеров М. Новый режим. М.. 2001. С.37-3В

Неприкосновенный запас. № 51, Интервью с А.И. Миллером

Герцену в известном смысле простительно было пройти мимо идеологической революции Николая, его чудовищной Официальной Народности и порожденной ею идеи «русской цивилизации». В его время было это еще слишком ново, феномен тоталитарной идеологии только-только зарождался. Но как, спрашивается, могли не заметить всё это люди, полжизни прожившие именно в такой насквозь идеоло­гизированной стране? Как могли они не увидеть, что если и Екатерина и её царствовавший до 1825 года внук, точно так же, как декабристы, чувствовали себя в Европе дома, то головокружительный поворот к альтернативной «цивилизации», который пытался я здесь продемон­стрировать, не мог быть ничем иным, кроме революции?

Должны бы, казалось, современные эксперты заметить хоть грозный след этой второй самодержавной революции, так глубоко отпечатавшийся в ментальности пришедшей после неё русской куль­турной элиты, да и в их собственной, если на то пошло, ментально­сти. Ведь след этот буквально бьёт в глаза.

Сергею Муравьеву-Апостолу, допустим, представителю доникола- евского поколения, пошедшему на виселицу ради российской свобо­ды, даже ведь и спорить было бы не о чем, скажем, с Константином Леонтьевым, не менее ярким представителем поколения постнико­лаевского, провозгласившим, что «русская нация специально не соз­дана для свободы». Не было у этих людей общего языка, словно бы пришли они из разных стран, из разных эпох, даже из разных куль­тур. Вот же какой на самом деле был результат уваровского «само­стоятельного творчества в Европе».

Так могла ли столь неизмеримой глубины пропасть между поко­лениями возникнуть сама собою - без идеологической революции «искренне национального» Николая? Тем более, что никуда ведь не делась эта пропасть и в наши дни. Достаточно, кажется, нам загля­нуть в самих себя...

Глава вторая У истоков «государственного патриотизма»

пройденного?

Почему бы, впрочем, и впрямь не заглянуть? Тем более, что есть такая возможность. Как мы уже во вводной главе говорили, М.А. Колеров взял на себя труд опросить в пространных интервью 13 сравнительно молодых людей своего поколения (1950-1960-х г.р.) на предмет того, что думают они о прошлом и буду­щем России. Опрошенные были людьми самых разных убеждений, но все - либеральные интеллигенты, которых Колеров счел «про­изводителями смыслов» для нашего времени, т.е. писателями, кото­рые вырабатывают «язык общественного самоописания, самовыра­жения и риторики»63. Результаты опроса были изданы отдельной книжкой под названием «Новый режим», пусть крохотным тиражом, но ценности, мне кажется, необыкновенной.

А.Н. Архангельский был лишь одним из собеседников Колерова. Но то обстоятельство, что он не заметил роковой роли государствен­ного патриотизма в российской катастрофе 1917-го, в высшей степе­ни характерно для всего сборника. Не заметил он, разумеется, и того, что обязана Россия возникновением этого феномена именно режиму Николая I и его идеологии Официальной Народности, кото­рая, собственно и была первой исторической формой государствен­ного патриотизма в России (второй был панславизм). Впрочем, не заметил этого ни один из респондентов Колерова.

Что никто из них не знает удивительного заключения, к которому пришел Н.В. Рязановский, в порядке вещей: историков среди них было немного. Встревожило меня другое. А именно, что ничего не знают они и о драме патриотизма в России, той самой, которую объ­яснил нам Владимир Сергеевич Соловьев. Не знают, словно бы и не . сбылось его грозное пророчество и не «самоуничтожилась», как он предсказывал, в результате этой драмы в 1917 Россия. Словно и не «выпала» она по причине этой Катастрофы из Европы - на три поко-

63

Повторение

Леонтьев К.Н. Письма к Фуделю//Русское обозрение. 1885. №1.0.36.

ления. И словно бы, наконец, не определило это «выпадение» нашу сегодняшнюю «интеллектуальную повестку дня», говоря языком Колерова.

Читатель, конечно, уже догадался, почему меня это встревожило. Просто, как никогда, актуальна сегодня, на очередном историческом распутье России, заповедь американского философа Джорджа Сантаяны. Потому что, говоря его словами, забыв прошлое, мы и впрямь рискуем повторить его снова. И слишком уж похож флирте национал-либерализмом, пронизывающий «Новый режим», на повторение пройденного. На то, как больше полутора столетий назад начиналась идейная драма, закончившаяся «самоуничтожением» России.

Во всяком случае в старинном русском споре между Муравье­вым-Апостолом и Леонтьевым, который мы только что упоминали, многие из собеседников Колерова пусть еще и не готовы стать на сто­рону Леонтьева, но не согласны уже и с Муравьевым. Не случайно же заметил один из них Андрей Зорин, что «среди самых существенных и горьких для меня утрат - нарастающее разочарование в идее лич­ной свободы»64.

Для историка, знакомого с центральным парадоксом славяно­фильства, так же очевидно, как было это для Герцена в 1850-е, что первый шаг в направлении государственного патриотизма, как сле­дует из сборника Колерова, уже сделан: постулат «Россия не Европа» большинством его собеседников принят. Причем, принят именно как постулат, т.е. как нечто само собою разумеющееся. Впрочем, и там, в Европе, конечно, есть наши, например, сербы, да и то лишь времен Милошевича, когда они еще полны были энтузиазма противостоять Европе и готовы отстаивать суверенитет (слово, стремительно вытес­няющее из общепринятого дискурса свободу) своей мини-империи - пусть хоть ценою геноцида, как в 1995 году в Боснии. Или этнической чистки, как в 1999-м в Косово.

Так или иначе, налицо все признаки окончательного раскола и поляризации в лагере российской либеральной интеллигенции - полюса уже обозначены и даже лидеры названы: «Максим

64 Колеров М. Цит. соч. С. 37*38.

Соколов - либеральный националист... Андрей Зорин - либераль­ный космополит» (под космополитами, надо полагать, имеются в виду те, в чьем списке приоритетов критерий Муравьева всё еще стоит выше суверенитета65.

То же самое, между прочим, ставится в вину и B.C. Соловьеву - за «черты политического либерализма, космополитизма» (и, по-видимо- му, за презрение к национальному эгоизму, подозрительно напоми­нающему сегодняшнее преклонение перед суверенитетом66.

Вопрос теперь лишь в том, готовы ли новейшие национал-либе­ралы к открытой конфронтации с Европой, собственно, и послужив­шей в XIX веке настоящей завязкой драмы патриотизма в России. Если верить историческому опыту, требуется для этого событие, экви­валентное Крымской войне, действительно способное сделать вырождение национал-либерализма необратимым. (В 2001 году, однако, момент такой еще не наступил). Во всяком случае их попыт­ка использовать в этом качестве патриотическую истерию, вызван­ную косовским конфликтом 1999-го, наткнулась, как мы скоро уви­дим, на идейное сопротивление в их собственном лагере и заверши­лась ничем - несмотря на то, что некоторые собеседники Колерова (и прежде всего он сам) пробовали поднять её на щит.

1 ... 17 18 19 20 21 22 23 24 25 ... 145
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Россия и Европа-т.3 - Александр Янов бесплатно.
Похожие на Россия и Европа-т.3 - Александр Янов книги

Оставить комментарий