Штамм. Вечная ночь - Гильермо дель Торо

Выражение лица, видимо, отражало ее желание, потому что беременная женщина, встретившись взглядом с Норой, недовольно отвернулась.

— Что это?

— Родильный барак, — пояснила Салли. — Здесь поправляют здоровье беременные и здесь же рожают. Те трейлеры, что стоят снаружи, — лучшее и самое уединенное жилье во всем лагере.

— Где она взяла, — Нора понизила голос, — фрукт?

— Беременные женщины получают лучшие пайки. И на период беременности и кормления ребенка освобождаются от сдачи крови.

Здоровые дети. Вампирам было необходимо пополнять свой род и запасы крови.

— Вам повезло, вы из тех двадцати процентов населения, у которых кровь третьей группы с положительным резус-фактором.

Нора, конечно, знала, какая у нее группа крови. Обладатели крови третьей группы с положительным резус-фактором становились рабами с привилегиями. Они получали вознаграждение — их помещали в лагерь, часто отбирали кровь и усиленно кормили.

— Как можно рожать детей в нынешнем мире? В этом так называемом лагере? В плену?

Салли то ли смущалась за Нору, то ли стыдилась ее.

— Возможно, вы придете к выводу, что рождение ребенка — одна из немногих вещей, которая придает смысл жизни здесь, миз Родригес. Несколько недель лагерной жизни — и вы, возможно, будете думать иначе. Кто знает? Может быть, вы даже захотите этого.

Салли натянула повыше серый рукав и показала синяки на локтевом сгибе, похожие на жуткие пчелиные укусы, покрывающие ее кожу багровыми и коричневыми пятнами.

— По пинте каждые пять дней.

— Слушайте, я не хотела обидеть вас лично, просто…

— Понимаете, я хочу помочь вам, — сказала Салли. — Вы достаточно молоды. У вас есть возможности. Вы еще можете зачать, родить ребенка. Зажить собственной жизнью в лагере. Некоторым повезло гораздо меньше.

Нора вдруг взглянула на ситуацию глазами Салли. Она понимала, что потеря крови и плохое питание ослабили Салли и всех остальных, лишили их воли к сопротивлению. Она понимала пропасть отчаяния, цикл безнадежности, это ощущение постепенного умирания. Понимала, как перспектива деторождения может стать единственным источником надежды и гордости.

— И кто-нибудь вроде вас, — говорила Салли, — кто находит все это отвратительным, может по достоинству оценить пребывание здесь, в изоляции от тех, других.

Нора захотела убедиться, что правильно поняла Салли.

— В изоляции? В родильном блоке нет вампиров? — Она огляделась и осознала, что так и есть. — Почему?

— Не знаю. Это строгое правило. Им запрещено здесь появляться.

— Правило? — Нора пыталась понять, что за этим кроется. — Так кого от кого изолируют — беременных женщин от вампиров или вампиров от беременных женщин?

— Я уже вам сказала, что не знаю.

Послышался звук, похожий на дверной звонок, и женщины отложили свои фрукты, чтение и поднялись с кресел.

— Это что? — спросила Нора.

Салли тоже немного подтянулась.

— Директор лагеря. Я вам очень рекомендую вести себя наилучшим образом.

Нора же, напротив, оглянулась в поисках двери, убежища, места, где можно скрыться. Но было поздно. Появилась целая толпа администрации лагеря — людей, бюрократов, облаченных в обычные деловые костюмы, а не комбинезоны. Они вошли через центральные ворота и теперь поглядывали на женщин с нескрываемой неприязнью. Норе показалось, что их приход — это своего рода инспекция, хотя и внеплановая.

Следом плелись два громадных вампира с татуировками на шее и руках — напоминание о прошлой жизни, в которой они, как решила Нора, сидели в тюрьме, а теперь на этой кровавой фабрике крови стали охранниками высшего уровня. У обоих были черные зонты, с которых стекала вода, и Норе это показалось странным (вампиры обычно не обращали внимания на дождь), но потом вошел последний, и все стало ясно: судя по всему, это был директор лагеря, одетый в великолепный, без единого пятнышка ослепительно-белый костюм. Только что из стирки — такой чистой одежды Нора не видела вот уже много месяцев. Вампиры с татуировками были личной охраной коменданта лагеря.

Он был стар, носил аккуратные седые усы и заостренную бородку, придававшую ему сходство с постаревшим Сатаной. Нору от вида этой персоны чуть не вырвало. Она увидела медали на белом костюме — любой адмирал позавидовал бы такому иконостасу.

Нора недоуменно смотрела на него. Этот откровенный ошарашенный взгляд тут же привлек его внимание, а она не успела вовремя отвернуться.

На его лице мелькнула тень узнавания, и тошнотное чувство страха распространилось по всему телу Норы, словно внезапный приступ лихорадки.

Комендант замер, глаза его расширились в ответном удивлении, потом, повернувшись на каблуках, он направился к ней. Татуированные вампиры двинулись за ним. Старик приблизился к Норе, сцепив за спиной руки, удивление сменилось робкой улыбкой.

Это был доктор Эверетт Барнс, прежний директор Центра по контролю и профилактике заболеваний. Босс Норы, он вот уже два года после падения правительства продолжал носить форму — знак того, что первоначально Центр был основан как учреждение в составе ВМФ США.

— Доктор Мартинес, — сказал он с мягким и тягучим южным произношением. — Нора… Какой приятный сюрприз.

Владыка

Зак закашлялся и поперхнулся от камфарного запаха, обжегшего горло и нёбо. Когда он снова обрел способность дышать, а сердцебиение замедлилось, мальчик посмотрел на Владыку (тот стоял перед ним в облике рок-звезды Габриэля Боливара) и улыбнулся.

Ночью зверье в зоопарке становилось особенно активным, инстинкты звали их на охоту за решетки. А потому ночь была полна звуков. Визжали обезьяны, рычали крупные кошки. В награду за охотничьи успехи теперь ухаживали за зверями и чистили дорожки люди.

Мальчик превратился в довольно искусного стрелка, и Владыка поощрял каждое убийство новыми подарками. Зак стал интересоваться девочками. Вернее, женщинами. Владыка распорядился, чтобы привели нескольких. Не для разговоров. Зак хотел рассмотреть их. Главным образом с места, где они не могли его видеть. Не то чтобы он был чрезвычайно стыдлив или побаивался. Уж скорее он был хитроумен и не хотел, чтобы его видели. Он не хотел к ним прикасаться. Пока не хотел. Но он смотрел на них — так же, как смотрел на снежного барса в клетке.

За все свои годы на земле Владыка редко испытывал что-либо похожее: возможность с таким вниманием, такой заботой ублажать тело, которое он собирался со временем занять. Сотни лет даже под патронажем сильных мира сего он скрывался, кормился и жил в тени, избегал врагов и был ограничен в своих действиях условиями перемирия с Патриархами. Но теперь мир изменился, и у Владыки появилась игрушка в образе человека.

Мальчик оказался смышленым, а душа его — абсолютно податливой. Вампир был специалистом по манипуляциям. Он знал, как управлять человеком, знал его слабые места — корысть, желания, мстительность, и в настоящий момент его тело пребывало в великолепной форме. Боливар был настоящей рок-звездой, а по наследству таким же стал и Владыка.

Если Владыка говорил, что Зак умен, мальчик мигом становился еще умнее: у него возникал стимул предложить наставнику самое лучшее. И точно так же, если Владыка говорил, что мальчик жесток и коварен, тот приобретал эти качества, чтобы угодить вампиру. И так в ходе вечерних бесед и общения на протяжении многих месяцев повелитель воспитывал мальчика, пестовал тьму, что уже поселилась в его сердце. И Владыка чувствовал то, чего не чувствовал уже много веков: восхищение.

Неужели то же испытывал любой отец, принадлежащий к роду человеческому, и неужели отцовство — всегда столь чудовищное предприятие? Творить душу того, кого любишь, по собственному образу и подобию.

Конец был близок. Решительные времена наступали. Владыка читал это по ритму Вселенной, по малым знакам и предзнаменованиям, по тембру голоса Бога. Вампир собирался переселиться в новое тело навечно и навсегда установить свою власть на земле. Да и кто сможет остановить его, тысячеглазого и тысячеротого? Владыку, который теперь повелевал армиями и рабами, который держал в страхе весь мир?

Он мог одним усилием мысли немедленно проявлять свою волю через тело лейтенанта в Арабских Эмиратах или во Франции. Он прикажет — и тысячи людей уничтожат, но об этом никто не узнает, потому что пресса перестала существовать. Кто может противиться этому? Кто может преуспеть?

Владыка заглядывал в глаза мальчика, в его лицо, и в них видел след своего врага. Того единственного врага, который при всей незначительности никогда не сдастся.

Гудвезер.

Атаки Гудвезера и членов его группы на базы Владыки практически не давали результата — так, какие-то мелочи. Но слухи об их делах доходили до ферм и фабрик, а с каждым новым актом их значение преувеличивалось. Они становились чем-то вроде символа. А Владыка знал, насколько важны символы. В ночь обнуления он решил уничтожить как можно больше зданий во всех захваченных городах. Он хотел, чтобы на земле остались пепел и расплавленный металл, чтобы карта пестрела символами его власти. Напоминаниями о его воле.