Лаберилльская Пудра (СИ) - Бреннер Марина

— Я скоро умру, Аталь.

— Да нет… " Пудренники " долго живут. Только язвами покрываются и гниют заживо.

Аталина встала. Подойдя к окну, посмотрела на улицу. Погода стояла ясная, небо было светлым.

" Корделл хватился, наверное… " — зачем то подумала она.

— Баррет, я ОЧЕНЬ скоро умру.

— Я это уже слышала. Удачи. Если увидишь Наблюдателей, передай им, пусть идут в задницу. У тебя все?

Она почувствовала, что теряет терпение. " Пудренные " они " пудренные " и есть.

— Тай, я примчалась, думая, что у тебя что то срочное! А у тебя обычный бред. Пей кофе, поешь и ложись спать. Больше я тебе ничем не помогу.

Флемм встала:

— Аталина, смотри.

Она растянула завязки халата. Опухоль была огромной. Она напоминала конгломерат верёвок, концы которых тянулись к низу живота, округлой левой груди и пояснице.

— Ого. — сказала Аталина равнодушно.

У Рэйза были подобные. У Флемм опухоль росла на боку справа, а у него — по всему телу…

— Она быстро выросла… — всхлипнула блондинка — За несколько дней. Бреайт увидел и прогнал меня. Сказал, что в его доме не будет падали.

— Правильно сказал. — кивнула Аталина — Он же тебя для размножения брал! А кого ты ему родишь в таком состоянии…

Флемм завязала халат и указала на стул:

— Садись.

Аталь села, внутренне готовясь услышать очередное нытьё. Но вдруг услышала совсем другое.

— Я тебе расскажу все, что знаю, Баррет. Мне все одно подыхать, хоть ты правду знать будешь… Кто знает? Может, по ту сторону и спишут Наблюдатели мои прегрешения за доброе дело? Держи вот…

Она выудила из — под подушки тонкую блестящую чёрную папку, небольшую — размером с конверт.

— Что это?

— Записи. Документы. Объяснения, почему долбаных оборотней тянет только к некоторым из нас… Таким, как ты, Баррет. Такие, как я — рожают. Такие, как ты…

Она не договорила. Рухнула вдруг к ногам Аталины, как срубленное дерево. В воздухе резко пахло ягодами. Штора на окне колыхнулась.

— Твою мать… — Баррет сорвалась с места и прижалась к стене, не сводя глаз с окна.

Не кричать. Не кричать! Аталина прислушалась. Потом, скользнув к окну, выглянула из — за шторы. Улица была пуста. Ни души. Ягодный запах слабел — все правильно, выстрел был один. Всего один. Будь их много — весь номер провонял бы сладостью… Как их дом в регионе. Тогда, давно. Очень давно.

В себя она пришла только в лайре. Как выбралась из номера, девушка не помнила. И как потом оказалась у небольшого, пропахшего тиной и травой болота… Память просто отказалась склеивать кадры событий в нужном порядке.

Несколько минут девушка сидела, тупо уставившись перед собой. Потом, понемногу приходя в себя, убрала мешающую ей папку из руки под сиденье, решив потом перепрятать. Корделл не следит за её вещами… Доверяет. Или ХОЧЕТ ПОКАЗАТЬ, что доверяет. Скорее всего — именно так.

Она задумалась, откинувшись на спинку сидения. Ещё несколько месяцев… И все. Свобода, свой дом где — нибудь подальше отсюда. И забыть все, как ужасный сон. Она выдержит. Это уже совершенно точно ясно. С каждым разом боль терпимее и терпимее, ощущения от близости ярче и…

Небо резко потемнело. Будто задернули занавеску. Ещё не понимая, что происходит, Аталина посмотрела вверх, сквозь мутно — прозрачную крышу лайра. И тут же рванула на себя ручку двери…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

По крыше прошла трещина. Затем она отлетела прочь, повиснув на обрывках пластика, как на широких лентах.

Аталина вжалась в сидение, парализованная ужасом и раскалённым взглядом существа, разломавшего её ненадежное убежище.

— Что, Аталина? — звук голоса проник в мозг, парализуя мысли и способность сопротивляться — Не видела Хорсеттов так близко? Так посмотри…

Рука с загнутыми когтями сжала горло так, что душный предгрозовой воздух спертым комком застрял в груди, просясь наружу. Нещадно пахло горелой ягодной сладостью. Тело девушки инстинктивно дёрнулось, само по себе, стараясь защититься, желая продолжать жить дальше. В ладонь упал клинок, заявляя о том, что сдаваться рано.

" Есть только Вы, линара Баррет. И вы несёте смерть. "

Сталь клинка взвизгнув, прошлась по руке, сдавившей горло, рассекая броню. Неглубоко, все — таки не под силу было лезвию бороться с бордовыми пластинами, но достаточно для того, чтобы заставить сжавшую горло руку отступить.

— Придите в себя, Корделл! — крикнула Аталина.

Он отпрянул, она же следя за Хорсеттом ещё расширенными от ужаса, но уже обретшими разум глазами, выбралась из сидения лайра. Перегнувшись через дверцу, изогнутую звериным напором, плашмя упала на траву. Тут же вскочив на ноги, заняла оборонительную позицию.

— Тихо! — рявкнул Корделл, обретая человеческую форму — Тихо, Аталь! Ты сама виновата!

Она сделала шаг назад, опустив руку с клинком и переводя дыхание. Рэндар развёл руки в стороны и поднял их вверх.

— Аталина, успокойся.

— Только троньте, Корделл. Я не шучу.

Теперь они оба дышали прерывисто и тяжело, не сводя друг с друга пристальных взглядов.

— Я сейчас подойду ближе, хорошо? — его тон понизился до шепота — Убери клинок. Я тебя не трону.

— Зачем Вы здесь, Рэндар?

— А зачем ты здесь?

Девушка спрятала клинок в рукав, наблюдая за тем, как последние пластинки брони покидают тело оборотня, уступая место тёмной человеческой коже.

— Я напугал тебя…

— Нет. Просто это было неожиданно.

— Зачем ты сбежала? Шорн — нехорошее место, законы там не работают, это гетто. Там не место для тебя.

— Я умею за себя постоять. Я не маленькая. Оденьтесь, Рэндар… В лайре есть плащ, по моему…

Хорсетт шагнул к ней, придавив её тело к расплавленной двери, прижался щекой к щеке Аталины.

— Я не нравлюсь тебе раздетым? — шипение опалило ухо, отдаваясь во всем теле мелкой дрожью — Я не нравлюсь тебе раздетым, и когда я одет, ты тоже не в восторге… Знаешь, Аталь… Я думал очень долго, что же мне сделать, чтобы нравиться тебе? Скажи. Что сделать, чтобы ты не бегала от меня? В Шорн, в Ронгор, ещё куда — нибудь. Или к кому — нибудь…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Положив руку Аталине на затылок, он накрыл её губы своими. Она чувствовала его язык, горячий и слегка раздвоенный, трансформация ещё не завершилась до конца. Это пугало и, странным образом… возбуждало.

Девушка положила руку на горячее, гладкое плечо, чувствуя ладонью микроскопические пластинки — остатки Сути.