Ведьмина охота - Сергей Пономаренко

— Я должна убедиться! Может, у нее только обморок или еще что, а ты тут…

— Иди смотри! Ты думаешь, я жмуриков в своей жизни не видел?

Этот тон и поведение для Богдана не характерны. Неужели он близко к сердцу принял смерть больной? Или боится нагоняя от главврача? Странно, наверное, все же причина в чем-то другом. Впрочем, зачем мне над этим сушить мозги, когда произошла трагедия — Люба умерла! Соня выскакивает из ординаторской, я следом за ней. «Люба, Люба, что с тобой случилось?»

В палате никто не спит, все столпились вокруг кровати, на которой на спине, с полуоткрытым ртом и застывшими мертвыми глазами лежит Люба. На ее груди рубашка разодрана почти до пупка, видны белые груди с непропорционально большими сосками. Соня попробовала нащупать пульс на шее Любы, затем стала прослушивать сердце — безрезультатно.

— Как это произошло? — почему-то шепотом спросила Соня.

— Минут пять тому назад она вдруг закричала страшным голосом, всех переполошив, затем, перевернувшись на спину, стала жадно глотать воздух, словно задыхалась, — стала рассказывать Кристина. — Я выбежала из палаты, чтобы позвать вас, увидела санитара. Когда он подошел к ней, она уже затихла. Санитар попробовал сделать искусственное дыхание, затем несколько раз ударил ее по груди, а меня заставлял дышать ей в рот. Увидев, что ничего не помогает, санитар ушел из палаты, а затем пришли вы. — Под конец рассказа у Кристины задрожал голос. — Это произошло так быстро и неожиданно!

В палату энергичным шагом вошел дежурный врач Феликс Маркович с медсестрой из мужского отделения и Богданом. В руке санитар держал металлический чемоданчик.

— Катя, подготовь внутрисердечную инъекцию: адреналин один миллиграмм с вазопрессином сорок единиц! Соня, за тобой вентиляция легких! Богдан, готовь дефибриллятор и подключи ЭКГ!

Медсестра Катя, набрав лекарства шприцем с длинной тонкой иглой, быстро ввела ее вертикально в межреберье, слева от грудины. Я видела, как, освобождаясь от лекарств, шприц наполнялся кровью. Мне стало дурно, и я отвернулась.

Послышался длинный зуммер — ЭКГ проинформировал, что сердце Любы не бьется.

Слезы душили меня. «В этом есть и моя вина! Почему я промолчала, не сообщила, что ей плохо?» За спиной слышались команды Феликса Марковича:

— Разряд двести пятьдесят джоулей!

Непрерывающийся сигнал зуммера ЭКГ говорил о том, что дела Любы совсем плохи.

— Разряд триста джоулей! Разряд триста шестьдесят джоулей!

Мне хотелось надеяться на лучшее, но, судя по всему, шансы на жизнь у Любы исчерпались. Я обернулась и увидела, как Феликс Маркович светит фонариком-карандашом в распахнутые глаза Любы, затем он посмотрел на свои наручные часы.

— Проведенной реанимацией не удалось восстановить дыхание и сердечную деятельность, вывести больную Коценко из состояния клинической смерти. Смерть зафиксирована в шестнадцать часов двадцать шесть минут! Катя, запиши это в журнал. — Феликс Маркович повернулся к Соне. — Жду от тебя и санитара объяснительные по обстоятельствам смерти больной — где вы находились и какие меры принимали. На первый взгляд это некроз сердечной мышцы, но требуется вскрытие. Сейчас свяжусь с главврачом, узнаю, кому и когда он поручит это делать. Скорее всего, придется мне. Соня, сможешь мне ассистировать?

— Если можно… — Соня вздрогнула. — Лучше не надо.

— Хорошо, Катя мне поможет.

Медсестра из мужского отделения согласно кивнула и бросила пренебрежительный взгляд на Соню.

— Я сейчас пришлю санитаров, чтобы они переправили тело в морг. До окончания тихого часа еще сорок минут, так что пусть больные займут свои койки. — Врач быстрым шагом вышел из палаты, а Соня дрожащими руками накрыла простыней тело Любы.

Невыносимо было смотреть на страшное в своей неподвижности мертвое тело Любы. Ведь она молодая женщина, вроде ничем не болела, по крайней мере выглядела здоровой, находилась тут в связи с попыткой суицида и вдруг умерла. Отказало сердце?

Санитары загнали каталку-«луноход» в палату и небрежно погрузили на нее Любу. Их лица ничего не выражали, словно им это было не в диковинку. У Богдана был флегматичный вид, никаких эмоций на лице. Чего же он так нервничал перед этим?

Я отыскала взглядом Магду, та, как ни в чем не бывало, сидела на кровати. Подошла к ней и негромко, но жестко спросила:

— Откуда ты знала, что Люба умрет? Только не рассказывай сказки про чертей.

— Что вижу, то говорю, ничего не выдумываю. Если увижу на тебе тень смерти, обязательно скажу.

— А я вижу, что ты что-то знаешь. Сколько тебе надо циклей, чтобы ты рассказала правду?

— И чтобы тень смерти коснулась меня? Отвали, я спать хочу. — Магда легла на койку, повернувшись ко мне спиной.

Я тоже легла, но так, чтобы держать ее в поле зрения.

Я ничего не знала о Магде, впрочем, как и о многих других больных. Здесь никто не рассказывал о себе, словно все дали подписку о неразглашении. В больнице порядки сродни тюремным. Неужели так во всех подобных учреждениях или эта больница особенная? Магда уже находилась здесь, когда я сюда поступила, только была в другой палате. Люба поступила уже при мне, пробыла тут меньше месяца. Магда и Люба практически не общались, но не из-за неприязни. Это обычное дело, здесь у каждого больного самый главный собеседник — он сам!

Мне вспомнилось, что вскоре после моего поступления в больницу в соседней палате умерла больная, казалось, тоже без особых на то причин, судя по разговорам больных. Как раз в палате, где в то время находилась Магда.

«Все могут короли!» — голос Пугачевой, бесцеремонно прервав мои размышления, сообщил об окончании тихого часа.

Вскакиваю, подхожу к Магде, которая продолжает лежать, и трясу ее за плечо.

— В пятой палате, когда ты там находилась, ведь тоже умерла больная!

Магда приподнимается, сбрасывает мою руку и блаженно улыбается.

— Ее звали Наташа.

— И ей ты нагадала смерть?

— Я ее предупредила, как и Любу.

— Как ты это объяснишь?

— Духи прежних хозяев замка забирают их жизни. Они делают обход своих владений, и у чьего изголовья они останавливаются, те на следующий день умирают, — зловеще пророчествует Магда. — Вскоре они начнут поиски новой жертвы.

От слов безумной Магды у меня по спине пробежал холодок.

— Ты хочешь сказать, что видела здесь привидения?

— И не один раз. Они сотканы из зеленоватого тумана, но, когда находят себе поживу, их окрас меняется на красный.

— Ты предрекла смерть Любе во время послеобеденного сна, а привидения днем не видны, — пытаюсь поймать ее на противоречии.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});