Лепестки под каблуками (СИ) - "Awelina"

— Риш, Артем тот еще балабол. Это раз. А два: это его задумка, не моя. И три: деньги — тлен, я не хочу тратить свою жизнь лишь на то, чтобы их зарабатывать и бояться потерять. Но почему ты снова поднимаешь эту тему? Тебе хочется, чтобы я больше зарабатывал?

Бесили его группа и музыка…

— Куча репетиций, ноль амбиций.

— Мы просто друзья. И просто играем, потому что нам классно вместе играть.

— Конечно. А хозяину «Игуаны» классно, что вы такие энтузиасты и готовы развлекать клиентов просто за бесплатную выпивку и еду. Смешно.

— Ну не злись. Хочешь, подойду к нему завтра и попрошу отдать то, что должен.

— Делай то, что сам хочешь, Лекс…

Да, только я была для Романова тем толкачом, что способен поднять его в гору, той, ради которой он стал бы терпеть, стараться и меняться, лишь бы соответствовать ожиданиям и радовать. Конечно, все слышали про женщин, которые делали своих мужчин. Но я не из такой породы, слишком слаба, избалованна, нацелена на иное. В моем случае все должно было быть наоборот: мужчине требовалось сделать меня.

За последние полторы недели все мои эмоции пришли в шаткое подобие равновесия. По крайней мере, затолкала их поглубже, больше не пугала и не терзала Лекса своей долгой молчаливостью, внезапным раздражением или уходом на прогулки в одиночестве.

Я научилась наслаждаться той малостью, которой обладала: ошеломительным сексом, безусловным обожанием Романова и близостью, которые, кажется, ничто не могло поколебать. Он прощал мне все, а страсть будто еще больше нарастала… Накал был такой, что сходила с ума… И предчувствие завершения всего этого, нежелание этого завершения, делали то, что происходило между нами, стократно острее. Отчаяннее. Безумнее. Слаще.

… Добежав до своего привычного ориентира, скамейки рядом с фургончиком баристы, я сбавила темп, перешла на шаг. Дождь к этому моменту шел уже полноценный, занудный и монотонный, шуршал в листве и траве, мочил одежду, стекал по лицу, шее, рукам.

Когда направилась к выходу, ближайшему к автобусной остановке, зазвонил мой телефон. Приглядев навес, я укрылась под ним, никак не решалась ответить на вызов.

Может, Хвостова сама его сбросит? Сколько мы с ней не созванивались? Почему она вдруг вспомнила обо мне?

— Черт… — выдохнула сквозь зубы, а потом ответила:

— Да. Привет.

— Ну привет, пропажа, — протянула сладким тоном Дашка. — Полтора месяца от тебя ни слуху ни духу. Ни СМС, ни сообщений. Думала, я в обиде на тебя, что кинула тогда Марата? Не переживай, мне похер на него, тот еще кобелина.

— Ну подложить под него меня ты пыталась, — огрызнулась, передернувшись от воспоминаний.

Дарья издала смешок.

— Так выбор за тобой был, Королева: ложиться или нет. Ты ведь давно не наивная девочка. А Марат недурно платит, кстати.

— Только я не шлюха, — выплюнула зло, борясь с тошнотой при мысли о руках этого мужика, оглаживавших мой зад.

— Ну да, я тогда убедилась, что ты не в таком уж отчаянии и менять высоты не намерена. Умница. Хвалю. Кстати, как там твой красавчик? Признаться, звоню тебе, чтоб узнать: ты там часом не выбираешь ли свадебное платье по объявлениям на «Авито» или, может, думаешь над именем первенца?

— Да ты шутница, — съязвила, кусая губы. — Не надейся. Как мы были просто друзьями, так и остались.

— Тогда почему не разрабатываешь мальчиков Илоны?

— Ты о чем? — Растерявшись на миг, убрала прилипшие к щекам пряди, выпавшие из хвоста.

— О контактах, которые она тебе кинула. Давно уже. Мы с ней болтали вчера. И она заявила, что зря помогла, твоей активности не видно.

Я округлила глаза.

— Откуда она вообще может знать про мою активность?

— Нууу… Скажем так, она может. И она разочарована, Мариш. Давая такую информацию, она в некотором роде себя подставляет. Поэтому очень хочет, чтобы риск был оправдан. Ты понимаешь?

— Понимаю, — потерла вдруг загудевший болью лоб.

— Я ей передам, что ты работаешь в этом направлении, просто все это время вынуждена была личными делами заниматься. Прикрою тебя, подруга.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Боже, какая редкая забота. Осталось только в ножки бухнуться.

— Спасибо.

— Так как там у тебя дела?

Я стиснула свободную руку в кулак и заставила себя расслаблено ответить:

— Все хорошо. Действительно, пришлось кое-что улаживать, но теперь Илоне не придется разочаровываться.

— Ну супер тогда. Может, встретимся? Поболтаем в «Грандо»?

«Грандо», конечно, Хвостовой по карману, мне, в принципе, тоже, если сделать очень скромный заказ… Только не хочу. К черту ее.

— Хм… Сегодня и завтра никак. Но мысль хорошая.

— Окей тогда, вписали ее в лист ожиданий. Увидимся. Пока!

— Пока.

Завершив вызов, я раздраженно и одновременно растерянно уставилась в погасший экран смартфона. Что ж… Звоночки завершения уже не просто тренькали где-то там, на заднем плане, теперь они загудели набатом, отдаваясь громом в ушах и желчью во внутренностях.

Отпуск подходил к концу. И это ужасно. Я пока морально не подготовилась.

Домой вернулась вымокшая и обессиленная. Четверть часа стояла под теплым душем, потом села за текст. В нем было больше десяти тысяч знаков, думала, разделить работу на два дня, но решила все сделать за сегодня.

Было страшно остаться один на один с реальностью, с тем, что сказала Хвостова, что я ей пообещала… С вопросом: что делать с Лексом? Как поступить?

Он задерживался на репетиции, поэтому загрузила себя работой на кухне. Приготовила том ям, потом киш с ветчиной и грибами, запекла картофель с сыром. К тому моменту, когда Романов вернулся, пришла к мысли: сегодня ничего решать не буду, уже поздно, я устала и расстроена, в таком состоянии не строят никаких планов.

Облегчение было таким грандиозным, что оставшуюся часть вечера была в экзальтации, чем дезориентировала парня. Впрочем, он принял меня и такой странной: сверх меры болтливой, деятельной, генерирующей безумные идеи.

А ночью снова приснился тот проклятый сон. Я вновь танцевала аргентинское танго в красном платье, на темном подиуме и точно знала, что моим партнером и поддержкой был Лекс. Ощущала его запах, его тело, прижимавшееся к моему, его дыхание. Сердце билось сильно, в такт резким и стремительным движениям, и в тот момент, когда склонился ко мне, удерживая практически горизонтально к полу, ловя приоткрывшимися губами мое бурное дыхание, он исчез. А я осталась лежать на полу, в ворохе лепестков роз, влажных, скользивших под загребавшими их пальцами, источавших уже ставший ненавистным аромат. Из глаз брызнули слезы бессилия и одиночества, хотела закричать, но крик застыл в горле саднящей, колючей болью.

— Лекс… Лекс… — силилась дозваться. И проснулась.

Он склонился надо мной. В полутьме различила его глаза, полные тревоги, твердо сжатые губы и морщинку у переносицы. Романов осторожно и ласково провел пальцами по моему лбу, щеке, спросил тихо:

— Все в порядке? Кошмар приснился?

Всхлипнув, я резко подалась к нему и стиснула шею.

— Лекс, — содрогалась то ли от сухих рыданий, то ли от охватившего тело озноба. — Такой жуткий сон. Знаешь, там вроде бы ничего страшного, он так приятно начинается, но потом… Он меня пугает.

Романов поглаживал мою спину, успокаивая.

— Все хорошо, Риш. Это просто сон, — поцеловал в висок, в шею. — Часто кошмары просто концентрируют наши страхи или напоминают о том, что мы потеряли.

Потеряли… Да, зря я отказалась от танцев с Лексом. Даже начав спать друг с другом, в ту студию так и не вернулись. А ведь мы идеальные партнеры, замечательно чувствующие друг друга, и иногда хочется именно этого — просто ощущать, двигаться навстречу друг другу, отдаляться, отталкиваться, притягиваться. Совместный поход в фитнес-зал или велопрогулка никогда не дадут того, что давало аргентинское танго… Возможно, этот чертов сон намекает на это?

Отстранившись, я заглянула Лексу в лицо.

— Давай снова будет ходить на танцы.