Друзья и возлюбленные - Джоанна Троллоп

— Видите ли, мне дали указания…

— Кто дал? Мистер Бедфорд?

— Да.

— С его стороны было бы очень любезно передать вам указания через меня, — проговорила Джина, понимая, что она несправедлива.

Агент промолчал, похоже, смутившись. Бедняга. В синем костюме и галстуке с крошечными пингвинчиками. Не его вина, что Фергус лишь раз намекнул ей о продаже дома, а все остальные важные решения принял самостоятельно.

— Простите, — смягчилась Джина. — Вы тут ни при чем.

— Да уж…

— Налить вам кофе?

— Если не затруднит.

Джина провела его на кухню, которую он осмотрел с заметным восхищением.

— Шкафы из вяза. Стол березовый, изготовлен учеником самого Эрнеста Джимсопа.

Агент записывал: «Духовой шкаф и варочная поверхность раздельные, светорегуляторы, труба для посудомоечной машины подведена».

— Полы из батского камня. Муж нашел эту плитку в старом доме, идущем на слом.

«С западной стороны, — писал агент, — шкафы с полками. Дверь в сад».

— Вы хоть что-нибудь скажете о том, как прекрасно здесь все отреставрировано? — не выдержала Джина. Она потянулась к кофеварке, потом передумала и достала банку растворимого кофе.

— Разумеется, мы подчеркнем, что здание старинное и в хорошем состоянии.

Джина злорадствовала: Фергус многие годы посвятил Хай-Плейс, и вот как его теперь опишут в каталоге! Значит, он не прав, нельзя было столько любви отдавать вещам, а не близким людям. Джина утешилась, и от этого ей стало неловко. Интересно, о новом жилище Фергус тоже будет заботиться? Чтобы купить его, он взял большую ссуду на развитие бизнеса. После продажи Хай-Плейс они с мужем поделят выручку ровно пополам, как и вещи.

— Не ходи к адвокату, — попросил ее Фергус по телефону. — Не подавай на развод. Волокита влетит нам в крупную сумму. Смысла все равно нет.

— Как это нет смысла? — Джина сорвалась на крик: — Нет смысла?! А развод ты получить не хочешь?

— Зачем? Ты ведь пока не выходишь замуж.

— А ты?! — вскричала она.

— О нет, я больше не женюсь, — уверенно заявил Фергус. — В любом случае развод только расстроит Софи.

Джина с силой бросила трубку, но промахнулась, и та слетела на пол. Было слышно, как Фергус без особого волнения зовет ее. Невыносимо! Он загнал ее в ловушку, поймал в паутину. Нет ни единого способа ему отомстить.

— Возьмите. — Джина протянула агенту кофе. — Я покажу вам дом.

Они поднялись на второй этаж, и Джина остановилась возле спальни Софи.

— Комната моей дочери.

Агент кивнул, сворачивая мерную ленту. Джина тихо постучала в дверь.

— Соф?

— Да.

— Можно нам войти?

Дверь открылась. Софи была в наушниках.

— Зачем?

— Это мистер…

— Эллис, — нашелся агент. — Мистер Эллис из агентства недвижимости «Бартон и Нукс».

Софи молча уставилась в окно, на высокое серое небо.

Мистер Эллис сдавленно пробормотал:

— Чудесная комната.

— Да, — согласилась Джина.

Софи пожала плечами, взяла журнал и прикрыла им исписанный листок, который лежал на столе.

— Два окна. Замечательно.

— Софи…

— Да?

— Когда мы продадим этот дом, то купим другой, и в твоем распоряжении будет целый этаж.

— Извините… — Мистер Эллис просунул ленту под стол, до самой стены. — Ага, спасибо. Двенадцать футов десять дюймов.

Не оборачиваясь, Софи проговорила:

— Знаешь, мне сейчас не до нового дома.

Джина вспомнила слова Дианы Тейлор: «Попытайтесь не подливать масла в огонь. Это бессмысленно. Направьте лишнюю энергию в полезное русло».

Легко сказать. Джина выпалила:

— А я тут при чем?!

Софи резко обернулась и смерила мать злобным взглядом. Потом сорвала наушники, бросила их на кровать и выбежала из комнаты, хлопнув дверью. Наступила тишина. Мистер Эллис медленно свернул ленту.

— Простите…

Джина посмотрела на агента: жалкий, маленький, костлявый. Плохая кожа, дурная стрижка. Вокруг бушует семейный скандал, а он, бедный, пытается замерить комнату.

— И вы меня простите. Мне очень жаль, правда.

Когда мистер Эллис ушел («Я еще посоветуюсь с коллегами, но примерная цена вашему дому — двести двадцать пять тысяч фунтов»), Джина села за фортепиано. В последние недели она совсем забросила музыку. Летом учеников почти не было, а тем, кто звонил, она отвечала, что скоро уезжает в отпуск.

Джина сыграла два такта из «Фантазии» Моцарта, которую любили играть на экзамене ученики шестой ступени. Получилось бездушно. Она не чувствовала ни малейшего интереса ни к музыке, ни к детям, в которых воспитала любовь к фортепиано и которыми прежде гордилась, ведь в тринадцать лет они уже сами хотели заниматься. «Надеюсь, к десяти годам ты достигнешь шестой ступени, а к двадцати одному сможешь играть сонаты Бетховена целиком», — говорила ока новеньким.

Джина вздохнула и убрала руки с клавиш. Ее вдруг охватила ностальгия. Она вспомнила дни своего чудесного прошлого, когда Фергус уезжал по делам в город, Софи уходила в школу, она давала уроки, а в холодильнике ждали продукты для ужина…

«Будьте осторожны с воспоминаниями, — предупредила ее Диана Тейлор. — Не надо идеализировать прошлое, иначе вы изведете себя сожалениями. И ностальгией. Ностальгия — жестокий убийца».

— Можно войти? — спросил Лоренс.

Джина обернулась. В хлопковых брюках и голубой рубашке с закатанными рукавами он стоял в дверях гостиной и держал блюдо.

— Захотелось тебя угостить.

— Лоренс!

Она бросилась к нему с объятиями и расцеловала.

— Это китайские блинчики. Начинка овощная, так что Софи тоже может поесть. Как дела?

Джина взяла блюдо и приподняла фольгу: под ней в блестящем коричневом соусе лежали шесть полукруглых блинчиков.

— Как мило!

— Я подумал, это лучше, чем цветы… ты говорила — их приносят на похороны.

Она улыбнулась:

— Правда? Как здорово, что я так сказала! Выглядит невероятно аппетитно.

— Да и ты неплохо выглядишь.

— Кажется, мне уже лучше.

— Здорово! Я за этим и пришел.

Джина прошла на кухню и поставила блюдо в холодильник.

— Пойдем в сад. Надоело дома сидеть! Только что приходил агент замерять дом. Мне теперь очень неудобно. Софи устроила сцену и убежала.

— Знаю. Она у нас.

Джина резко обернулась.

— Да?

— Ага. Хилари даст ей работу. Она уже давно хотела, просто замоталась. Так что Софи успеет хотя бы месяц поработать.

Джина поднялась на ромашковую поляну.

— Она мне ничего не говорила.

— Правда? А ты против?