Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Папа вернулся рано утром, выжатый как лимон, но выглядел он довольным. В магазине все было готово — за исключением звукового сопровождения. Судя по всему, проблему разъяренного архитектора и дополнительной оплаты удалось утрясти. Родители об этом не говорили. Папа лег поспать на два часа, чтобы отдохнуть перед заключительным актом. Мама никак не могла решить, что надеть, и поинтересовалась моим мнением. Я не знал, что посоветовать — шикарный наряд, не слишком подходящий для торгового мероприятия, или скромную одежду, не соответствующую уровню мероприятия, призванного сыграть решающую роль в будущем семьи. Я размышлял над этой дилеммой, а мама вдруг спросила:
— А ты в чем пойдешь?
— Да так и пойду.
— В джинсах? Что за нелепая идея!
Мама проинспектировала мой гардероб. У меня было три пары серых брюк, доходивших до щиколоток, и тергалевый костюм, поношенный, залатанный на коленях и слишком узкий.
— В чем ты ходишь в лицей?
— В брюках. Джинсы запрещены.
— Само собой разумеется… Это моя вина. Я уделяю тебе недостаточно внимания.
Мы немедленно отправились в магазин на бульваре Сен-Мишель, где мной занялся сам хозяин. Мама воспользовалась моментом и пригласила его на открытие вместе с женой.
— Моему сыну нужна новая одежда. Проблема в том, что он все еще растет.
— Возьмите брюки из эластана, эта ткань — новое слово в брючном деле.
Так я стал обладателем трех пар брюк, которые должны были «взрослеть» вместе со мной.
— Вы решили проблему с архитектором? — спросил я у мамы, пока мы ждали подгонки.
— А как ты узнал о проблемах?
— Я заходил в магазин вчера вечером.
— Мы пришли к соглашению, которое меня устроило.
— Разве вы не обговорили все условия заранее?
— Он решил воспользоваться доверчивостью твоего отца и сорвать куш на доделках. Но мы ему не позволили.
— Я бы никогда не подумал, что…
— Когда-нибудь ты поймешь, как делаются дела, Мишель.
Я кивнул.
— Скажи-ка, ты знаешь, где твой брат? Мы совсем его не видим. Он превратился в невидимку.
— Франк передо мной не отчитывается.
— Возможно, он с этой… девушкой.
— Ей он тоже ничего не говорит.
— Он у нее?
— Не думаю.
— Тогда это несерьезно. Он мог завести другую подружку.
Я напрягся. Мама никогда ничего не говорила просто так — в отличие от папы и большинства окружающих. Энцо как-то раз заметил, что у нее всегда есть задняя мысль в разговоре с людьми. Ей это не понравилось. Неприятное впечатление усугубляла улыбка, никогда не сходившая с маминых губ. Она продолжила допрос. Знаком ли я с этой девушкой, какая она, чем занимается. У меня не было ни малейшего желания обсуждать Сесиль с мамой. Она бы все равно не поняла, даже если бы я нашел нужные слова. Мама и Сесиль находились на расстоянии многих световых лет друг от друга. Франк мог сыграть единственную роль — стать причиной противостояния. Я прикинулся дурачком. Мама не отступалась. Она многое знала — или делала вид, что знает. Была в курсе, что брат девушки Франка — лейтенант и служит в Алжире, что я в тот достопамятный вечер побега из квартиры был на его прощальной вечеринке, что брат и сестра живут одни после гибели родителей в автокатастрофе. Думаю, Франк кое-что ей рассказал. Я сделал большие глаза, изобразил святую невинность и пожал плечами. Наступила тишина. Мама несколько раз бросала нетерпеливый взгляд на часы — она боялась опоздать к парикмахеру.
16
Желая задобрить судьбу, папа выбрал для открытия двадцать второе ноября — годовщину их с мамой свадьбы. Она даже слышать об этом не хотела — для нее эта дата была навечно связана с трагедией — гибелью любимого брата Даниэля. Папа настаивал, и мама сделала вид, что готова уступить. Обольщаться ему не следовало, мама предвидела, что благодаря доделкам убьет двух зайцев: открытие не только отодвинется на несколько недель, но и освободит ее от докучливой опеки Филиппа.
Церемония должна была начаться в четыре часа и продолжаться весь вечер. Я вернулся домой, чтобы переодеться. Жюльетта увидела пакеты, ее одолела зависть, и она заканючила свой любимый припев: «Мне нечего надеть». Папа, обзванивавший журналистов, прогнал ее, чтобы не мешала. По его словам выходило, что сегодня вечером в Париже ожидается самое важное коммерческое мероприятие со времен открытия драгстора.[84] Он повесил трубку и объявил торжествующим тоном:
— «L’Aurore» будет!
Он взял свой список и начал набирать номер «Elle».
Жюльетта пришла ко мне, чтобы посоветоваться, нарядов у этой маленькой модницы было более чем достаточно. Я выставил ее за дверь и разложил вещи на кровати. Нерон с интересом наблюдал за мной. В новом костюме и при галстуке я выглядел как взрослый. Я пригладил волосы, развернул плечи, сунул руки в карманы, убрал с лица улыбку, посмотрелся в зеркало и… дал себе шестнадцать, нет — семнадцать лет. Вернулась мама. Ей сделали красивую завивку, и вид у нее был очень довольный. Я повернулся, чтобы позволить ей оценить результат, и тут из ванной донесся папин голос. Он распевал во все горло: «La donna è mobile, qual piuma al vento, muta d’accento, e di pensiero…»[85]
Мама изменилась в лице, вскочила, побежала к нему, и они сразу заспорили.
— Ты с ума сошел? Дерешь глотку так, что весь дом слышит.
— Мне что, уже и попеть нельзя?
— Только не по-итальянски. Не хочу, чтобы соседи что-нибудь подумали.
— Это «Риголетто»! Верди!
Хлопнула дверь ванной. Мама вышла в коридор, а папа снова запел любимую теноровую арию.
У мамы был редкий талант — она умела кричать, не повышая голоса.
— Прекрати немедленно, Поль!
После возвращения из Германии Франк почти не бывал дома. Он прибегал, устремлялся к холодильнику, съедал все, что находил, запирался в своей комнате и часами висел на телефоне — словом, вел себя как заговорщик. Потом исчезал, не попрощавшись. Сесиль тоже его не видела. Она часто звонила и упрекала меня за то, что не передаю брату ее сообщения. Франк не давал о себе знать. Дома он не ночевал. С Сесиль не общался. Она беспокоилась. Никто не знал, чем он занимается.
Но в тот день Франк появился. Выглядел он плохо: круги под глазами, недельная щетина. Мама заговорила с ним в резком тоне, и он с ходу взял сторону папы:
— Сколько лет ты достаешь нас разговорами о соседях? Плевать, что они думают. Здесь нечем дышать. Мы ходим в мягких тапочках. Приглушаем звук радиоприемника. Осточертело!
Мама была шокирована:
— Соседей нужно уважать. Они добропорядочные люди, и я не разрешаю…
Франк, недослушав, уселся за стол и принялся за жареного цыпленка. Мама попыталась сдержать гнев:
— Я рада, что ты вернулся. Скоро открытие, так что переоденься.
— Только не сегодня. Я не пойду.
— Могу я узнать почему?
— У нас собрание ячейки. Я должен все подготовить.
— Воистину Господь испытывает меня…
— Пойду я туда или нет, это ничего не изменит. Вы без меня обойдетесь. Партия — нет.
— Собрание жалкой ячейки для тебя важнее интересов семьи?
— Члены этой «жалкой», как ты изволила выразиться, рисковали быть расстрелянными, когда другие жирели и наживались, спекулируя на черном рынке, — если ты понимаешь, о чем я.
— Нет, не понимаю, — ледяным тоном произнесла мама. — На что ты намекаешь?
— Ах да, конечно, я и забыл, что Делоне во время войны вели себя геройски. Храбрый дядюшка Даниэль. Он погиб не напрасно.
— Не смей! Это низко.
— Разве Делоне не обогатились на войне?
— Это ложь! Нас оправдали.
Папа почувствовал, что разговор принимает опасный оборот, и попытался успокоить страсти:
— Все это в прошлом, Франк. Я провел в лагере пять лет, а теперь у нас с немцами дружба. Страница перевернута, и слава богу. Я думаю о будущем и о семье. Последуй моему примеру.
— Послушай, папа, я действительно должен пойти на собрание. Это очень важно.
— Но что может быть важнее нашего магазина?
— Увидишь!
На этом все могло бы закончиться. Ссора как ссора, каких миллион. Каждый дуется на кого-то, все сидят по углам и копят злобу, а через три дня не могут вспомнить причину размолвки. Не случилось ничего из ряда вон выходящего. Наша жизнь могла бы вернуться в привычное русло, но… Мама расправила плечи и отчеканила:
— Сейчас ты извинишься, Франк. Возьмешь назад все свои слова.
Наступила долгая пауза. Мамино лицо оставалось бесстрастным, только глаза сверкали. Я знал, что́ ответит Франк. И в глубине души надеялся это услышать, что доказывает, каким глупым я тогда был.
— Никаких извинений. Я сказал чистую правду.
— Ты возьмешь назад свои слова или уберешься отсюда!
Франк встал. В руке у него была зажата куриная ножка. Папа сделал последнюю попытку:
- Удивительная жизнь Эрнесто Че - Жан-Мишель Генассия - Современная проза
- Мальдивы по-русски. Записки крутой аукционистки - Наташа Нечаева - Современная проза
- Дондог - Антуан Володин - Современная проза
- Жиль и Жанна - Мишель Турнье - Современная проза
- Сан-Мишель - Андрей Бычков - Современная проза
- Клуб радости и удачи - Эми Тан - Современная проза
- Золотая рыбка - Жан-Мари Гюстав Леклезио - Современная проза
- Преимущество Гриффита - Дмитрий Дейч - Современная проза
- Выдавать только по рецепту. Отей. Изабель - Жан Фрестье - Современная проза
- Пятница, или Тихоокеанский лимб - Мишель Турнье - Современная проза