Урощая Прерикон (СИ) - Кустовский Евгений Алексеевич

Разбойники бросились врассыпную, попрятавшись кто куда: за камни, скалы и неровности рельефа утеса. Ближе к обрыву остались лежать только двое борцов. С громким, протяжным рыком ошеломленный Дадли выпустил Кавалерию и прижал обе руки с еще зажатой в них окровавленной удавкой туда, где прежде было его ухо. Теперь на том месте зияла дыра в окружении нескольких кровавых ошметков ушной раковины. Спустя два удара сердца Кавалерия уже сидел на Вешателе, прижав того к скале коленом. Ноздри его ястребиного носа еще судорожно втягивали воздух в попытках каторжника отдышаться, пока вновь обретенные им руки и ноги спокойно делали свое дело. Кавалерия выдернул из сапога нож и два глубоких пореза прочертили лицо Дадли крест-накрест. Тот не обратил на это ни малейшего внимания и продолжал рычать, пытаясь нащупать свое исчезнувшее ухо. Наконец, взгляд Дадли сфокусировался на замершем у его правого глаза острие лезвия ножа, что произошло ровно за секунду до того, как этот самый глаз перестал видеть. Вонзись лезвие на несколько миллиметров глубже, и Дадли бы был не жилец, но оно замерло как раз в этих судьбоносных нескольких миллиметрах. Кавалерия не пощадил его, подарив жизнь, его пощадил Мираж.

— Брось это дерьмо и займись тем, что делал! У нас еще полно работы, а руки Дадли, в крепости которых ты сам только что убедился, уж поверь мне, нам еще пригодятся! — прокричал он со своего утеса. Кавалерия резко обернулся и увидел, что в руках Мираж сжимает винтовку. Он тут же выдернул нож из глазницы, вытер лезвие о щеку Дадли, встал, и врезав душегубу по лицу каблуком на прощание, молча пошел приобщать народ труду. Порез на шее он туго перемотал тряпкой, сорванной с шеи Вешателя.

Кнут подскочил к Кавалерии и, схватив его за винтовку, прошипел:

— Что это ты делаешь, шельмец?! Не помню, чтобы я приказывал тебе стрелять!

От одного взгляда, брошенного Миражом на него мельком, Кнут выпустил винтовку, отскочил назад на несколько шагов и потянулся к револьверу. Если бы взгляд мог убивать, то гнилое сердце Кнута наверняка тут же бы остановилось — не человек посмотрел на него, но хищная птица. Тогда Кнут понял, что прежний взгляд и все манеры, все напускное дружелюбие разведчика были лишь иллюзией, искусной маской, созданной им самим для поддержания нужной личины Истинного же облика Миража его компаньоны никогда не видели и не факт вообще, что видел кто-либо из людей. Воспользовавшись заминкой, произошедшей в рядах разбойников из-за его неожиданного вмешательства, Мираж повернулся с винтовкой в руках к головорезам, стоящим позади него, и приказал им своим самым обычным, будничным тоном, не терпящим, однако, возражений:

— Снимайте ваши сапоги, джентльмены! И носки тоже снимайте!

Дикари пришли к Змеиному каньону лишь ближе к вечеру того дня. Их тела вдруг выросли в единый миг на горизонте, так что могло показаться, будто они возникли из пустоты. На самом же деле дикари высыпали на пустырь перед ущельем из-за одной из множества безымянных скал, разбросанных по территории западных прерий и бывших, верно, теми единственными деревьями, которые здесь росли. Варвары нарядились в багровый свет заката, помимо этой сотканной из солнечных лучей одежды и арканов, повязанных выше их бедер на манер пояса, на них больше ничего не было. Во время охоты и загона мужчины из клана Укротителей не носили даже набедренных повязок. В руках дикари сжимали копья, а между арканами, которыми они были опоясаны, и их телами торчали зажатые рубила томагавков. Появившись на горизонте, они не заставили себя долго ждать и, растянувшись вереницей муравьев, двинулись по направлению к каньону.

— Я понять не могу, почему они не пользуются лошадьми, раз умеют их укрощать? — спросил вполголоса Кнут, лежащий рядом с Миражом, под покрывалом, на самом краю скалы. Это покрывало, прежде составившее один из узелков, в которых разбойники подняли наверх свою поклажу, было желтым, как скала, на которой они лежали, и потому служило наблюдателям отличным камуфляжем.

— Даже укрощенная кобыла Прерикон остается диким зверем, за ней требуется глаз да глаз… — ответил Мираж, подавая условный знак одному из разбойников за своей спиной. Этот знак означал, что больше шуметь и маячить в полный рост на стенах каньона нельзя и что нужно лежать и ждать дальнейших указаний. Выражаясь иными словами, с момента этого поданного Миражом знака для банды началось то, что разбойники умели делать хуже всего, — терпение.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Как же нам ее продавать, если она узде не поддается?! — возмутился Кнут.

— Я не говорил, что не поддается, только сказал, что нужен глаз да глаз, — ответил Мираж, вновь прикладываясь к оптике, — и среди восточных лошадей, согласись, встречаются такие, которых объездить очень трудно, так вот, среди западных таких большинство! Долго объяснять, почему загонщики пришли на своих двух, а не прискакали на четырех. Тому есть множество причин и помимо лошадиного норова, а сейчас далеко не место и не время для такого разговора. Ты пораскинь мозгами лучше, куда сбывать будем кобыл и как. Продать лошадь Прерикон — это сложнее даже, чем сырое золото разменять, без продуманной легенды тут никак… А я пока выполню свое обещание и достану нам товар!..

Опаснее всего был тот момент, когда, поравнявшись с ущельем, дикари могли решить пойти проверить чашу, где вместе с лошадьми банды укрывались Джек и Билл. Но все обошлось, и они спрятались между камней, разбросанных щедро, как яйца в перепелином гнезде, вдоль прогалины сухого русла Змеиной реки, перед самым входом в ущелье. Вот — были люди, а вот — их уже нет, и только головы изредка поднимаются, отделяясь от однородной фактуры камня, и чужие языки плетут свою тарабарщину.

Из всех бандитов языком вольного народа досконально владел только Мираж, знавший с десяток основных из более чем сотни его наречий. Кавалерия тоже различал пару-тройку слов на наиболее распространенном диалекте. В частности, такие главнейшие в лексиконе дикарей слова как лошадь, небо и чужак, почерпнув их у обривших гриву, с которыми некогда странствовал. За время пока он лежал на краю обрыва, слушая редкие разговоры загонщиков внизу, первое слово он слышал всего около девяти раз, второе — трижды: первый раз, когда зашло солнце, второй раз, когда взошел Безымянный и третий раз, на рассвете, незадолго до того, как среди скал на востоке копыта мчащейся лошади подняли тучи пыли. Лишь один раз он услышал слово чужак, когда дикарь нашел семечко ячменя, выпавшее из кармана Старины Билла. Старик или не увидел его, или забыл подобрать после тряски Джека, чем едва не угробил все дело. Дикарь с недоверием понюхал его своим крючкообразным носом и громко и отчетливо произнес это слово, почти выплюнул его. Мираж задержал дыхание, а Кавалерия хотел уже было взвести курок револьвера в своей руке, но все обошлось: самый рослый и видный среди загонщиков, очевидно, их лидер, малый вождь Укротителей, приказал ему не отвлекаться, и дикарь бросил семечко, обратившись своим круглым, как только что взошедшее светило, лицом к востоку. Тонкие губы его большого рта несколько раз беззвучно повторили слово чужак, и так узкие глаза еще больше сузились, превратившись в почти щели.

Очень скоро даже без увеличения оптики можно было рассмотреть в деталях всех участников погони, открывшейся взору разбойников с рассветом. Впереди летела, почти не касаясь земли копытами, серо-белая лошадь. Это торнадо неслось по прериям так быстро, что зола, которой лошадь была натерта с головы до ног, не поспевала за ней, с каждым толчком копыт все больше слетая вместе с каплями пота и примешиваясь затем к дымящемуся шлейфу пыли, оседлавшему роскошный хвост кобылы. Как результат почти весь перед лошади уже почти вернул свой прежний вороной окрас, очищенный безумной скоростью езды и сопротивлением воздуха.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Шею животного обхватил тонкими руками человечек, такой маленький и щуплый, что даже с учетом низкого роста людей запада разбойники сочли бы его за ребенка, не знай они в точности, кого ждут. Его голова, посаженная на длинную птичью шею, вертелась с частотой пули, выпущенной из нарезного ствола винтовки. Оглядываясь, наездник проверял кобылу, мчащуюся позади него.