Чудеса возможны, или Путь к Волшебству - Станислав Хохель

– Да. Теперь мне действительно плохо.

– Тогда твоё тело должно подсказать, как именно тебе плохо…

– Да. Это так. Я чувствую тяжесть в затылке.

Ее лицо меняется: она начинает нервно сжимать губы.

– И поэтому ты кусаешь себе губы?

От неожиданности Дана прекращает это делать.

– Да… Так меньше болит.

– Теперь делай то же самое осознанно – медленно кусай губы и следи за тем, как меняются твои ощущения.

Некоторое время Дана сидит молча.

– Сейчас меньше болит… Боль переходит в горло. Теперь я ощущаю это в горле.

– Это – что? Боль, давление, раздражение, тяжесть?

– Тяжесть. Это имеет форму… Как ком в горле.

Ситуация, которая встречается довольно часто в процессе индивидуальной психотерапии. Мы стыдимся плакать, когда нам тяжело, сердиться, когда мы разгневаны. Стыд – это форма страха, что тебя осудят.

Эмоции, которые в силу различных причин (например, родителей, запрещающих ребенку выражать свой гнев плачем) долго не выражались или подавлялись, в теле принимают форму слабо ощутимых негативных энергий. Эти энергии ощущаются, как тяжесть в груди, ком в горле, напряжение определенных групп мышц или дрожь в каких-то частях тела.

Эти энергии – прообразы будущих заболеваний.

Ком в горле у Даны – явление того же порядка. Если сейчас его не убрать – ощущение тяжести будет становиться все больше, пока Дана не заболеет. С этой точки зрения лучше выкричаться, даже ударить (если сможешь потом покаяться), но не молчать. Молчать могут только святые – люди, умеющие не выпускать гнев наружу, но и не оставлять его внутри.

Почему именно горло? Потому что болезнь завязана на невысказанном. При «грязном горле» часты бронхиты, ангины, возможен и рак.

– Значит, в детстве ты кусала губы, чтобы не расплакаться?

– Точно… А ведь у меня и сейчас глаза щиплет!

– Ну и хорошо. Поплачь, если стесняешься – я отвернусь.

– Нет, плакать уже расхотелось. Все прошло.

– Все ли? Расслабься, сядь удобно. К чему ближе твое общее состояние: комфорт или дискомфорт?

– Пожалуй, комфорт. А что я буду делать, если мне опять станет плохо?

– Ты невнимательна к своим ощущениям. Раз ты задаешь этот вопрос, значит тебе уже плохо. Ищи, где.

На этот раз Дана с готовностью закрывает глаза и через некоторое время уверенно говорит:

– В руках.

– Что в руках: боль, напряжение, дрожь?

– Дрожь.

– Не открывая глаз, начинай дрожать руками – еще сильнее, еще… Что ты чувствуешь?

– Я… Я… Мне захотелось напрячь их!

– Напрягай. Что теперь?

– Не знаю… У меня такое ощущение, что я падаю – кружится голова. Можно я открою глаза?

Не отвечая, я толкаю ее в плечо – если бы не подлокотник, она бы слетела со стула. Если человек бессознательно хочет упасть, можно помочь ему это сделать.

Дана открывает глаза, вскакивает и с ненавистью на меня смотрит. Не давая ей опомниться, быстро спрашиваю:

– Что ты теперь чувствуешь?

– Злость!

– Как ты знаешь, что это злость?

– Не знаю, я вас убить готова!

– Не вас, а тебя. Покажи, как бы ты меня убивала.

Дана на миг смущается, но быстро понимает, что мне от нее нужно.

– Я хочу ударить… Не вас… Не тебя, а вообще… Эта дрожь в руках, я все теперь поняла… Я никогда себе этого не разрешала!

Внезапно она падает в кресло и горько плачет. Через минуту всхлипывания затихают.

Заметив это, я даю ей подушку и прошу ударить ее. Один удар, второй, третий… Дана входит во вкус и, закусив губу, наносит серию сильных ударов. Затем резко прекращает и, обессилев, падает в кресло.

– Что ты теперь чувствуешь?

– Пустота… Покой.

– Какая пустота: как бессилие, опустошенность или как нечто позитивное?

– Скорее, второе. Как облегчение.

– Как бы ты хотела усилить ощущение этой пустоты: может быть, ты ощущаешь потребность в тепле, или тебе нужно лечь, чтобы расслабиться?

Вопрос наталкивается на безразличный, отсутствующий взгляд. Она не слышит меня – значит, на сегодня достаточно.

– Слушай, сейчас тебе лучше идти домой. Сегодня мы и так много сделали – тебе надо пожить с этим, поварить в одиночестве мозгами. Позвонишь, когда сама почувствуешь нужным.

Звонок не заставил себя долго ждать – Дана разбудила меня в 12 ночи. Спросонья я долго не мог понять, кто это извиняется.

– Мне плохо. Я хочу встретиться с вами.

– С нами встретиться не удастся. Будешь встречаться со мной.

– Извините… Извини. Я хочу с тобой встретиться.

– Это другое дело. До завтра доживешь?

– Попробую.

– Вот и ладушки.

Назавтра мы договорились встретиться в глухом уголке парка – я чувствовал, что людские взгляды нам не нужны точно так же, как и уединение в стенах квартиры.

Не дожидаясь вопроса, Дана заговорила сама:

– Я чувствую себя лучше. Значительно лучше. Но проблема осталась.

– Как ты знаешь об этом?

Дана принимает правила игры: она уже знает, что верить можно только фактам. Факты нашей внутренней жизни – это желания и ощущения нашего тела, это энергии наших чувств. А мнения и верования нашего ума – это, увы, не факт. У большинства людей сознание – открытое поле, где гуляет каждый, кто хочет. Уж лучше слушали бы свои желания, чем комплексы и ограничения, навязанные окружающими – больше толку было бы.

– Я уже не психую так. Нет боли в затылке, кома в горле – плакать больше не хочется… Дрожь еще раз была – я пару раз врезала по груше брата и вдруг поняла: я ведь теперь на себя злюсь!

– Чего ж на себя злиться-то?

– Ну… что я такая неправильная. Вот, влюбилась в него, жду, мучаюсь, а он – захочет, придет, захочет, не придет.

– Ты с ним спала уже?

– Угу.

– Ну и как, удовлетворяет он тебя, оргазм испытываешь, все, как положено?

– С этим вроде порядок… Но он же не все время рядом. Вот сейчас хочу его, а он опять куда-то завеялся… Хотя, вообще-то, он для меня уже не первый опыт.

– Так и продолжай в том же духе, пока его нет. Ты же понимаешь, что он делает, когда исчезает? Ты-то чем хуже?

– Да все я понимаю – мне-то уже докладывали, с какими барышнями он ходит! Но я не могу так, как он. Что же мне, совсем шлюхой заделаться?

– Так может, тебе не так уж и хочется?

– Но я же не должна так себя вести! Может, я и дурная, но верная!

– Так, это проехали. Давай-ка лучше посмотрим, что нам скажет твое тело. Что ты сейчас чувствуешь?

– Злость!

Я замечаю, как Дана прижимает к груди кулаки.

– Ну-ка расслабься!

Дана опускает руки, через секунду непроизвольно поднимает их снова, перехватывает мой взгляд, и, смутившись, поясняет:

– Грудь… Прямо распирает от злости!

– Кричи! Резко выдыхай и кричи! Так! Еще… Интенсивнее выдыхай, чаще…Стоп. Что ты теперь ощущаешь?

Дана изумленно на меня смотрит.

– Растворилась… Ушла. Теперь тут теплота какая-то. Она вниз идет. Ой!

Дана скрючивается, хватаясь за низ живота. Я спрашиваю:

– Что, по-женски прихватило?

– Ага, яичники… Несколько раз лечилась.

– Вот, значит, откуда ноги растут. Ты там изменщику своему плохого не нажелала?

– Как же, было. Все они гады. Один из его компании изнасиловать меня хотел – еле вырвалась. Так мой мне же потом скандал устроил: мол, узнаю, что у тебя с кем то было – голову отверну.

– А что, отвернет?

– Да ну, боялась я его. Я ему тогда сказала: чтоб у тебя самого член отсох, когда ты налево пойдешь.

– У него не отсохнет – обид он на женский род не держит, поэтому зеркалит все твои пожелания автоматом прямо по обратному адресу, даже не зная об этом. А ты с этого имеешь свои проблемы.

Дана молчит, пытаясь осмыслить сказанное. Однако было бы неправильно сводить все ее нынешние проблемы к одной сказанной в сердцах фразе. Важно уловить за этим тенденцию, направленность ее ума, и показать ей. У девушки явно не складывается с мужской энергией – пойдем к первоисточнику.

– С отцом какие отношения были?

– Он нас бросил, когда я маленькая была. Мать потом говорила: мог бы хоть ради меня остаться. Променял на какую-то. Так потом одна и осталась по жизни.

– Смотри-ка, тот же сценарий. Улавливаешь? Вас бросают, вы обижаетесь, зарекаетесь, мол, не такие мы, как эти мужики, как их подруги распутные. Вот и остаетесь сами с собой, давя в себе все женское – «дурные, но верные».

Дана исподлобья глядит на меня, переосмысливая что-то в своей жизни.

– Ты сейчас на той точке развития, на которой мать твоя на всю жизнь застряла. Дальше-то шагать будешь, или по ее стопам пойдешь?

Улыбается. Хорошей такой улыбкой, открытой.

– Буду шагать.

– Обижаться на мужиков будешь? Нет? Ну вот и славно. А руку чего там держишь, болит? Это хорошо, что болит – сейчас вся гадость наружу выходит. А вообще-то твои органы уже давно мужской энергии просят. Сейчас немного тебе дам – легче будет.

Я прошу Дану сесть на лавку верхом, сажусь сзади и кладу руки ей на яичники. Дальний одинокий прохожий завистливо смотрит на нас, предвкушая продолжение. Я встречаю его специальным взглядом и он разочарованно убыстряет ход – продолжения видно не будет. Я сосредотачиваюсь на зоне контакта и мысленно посылаю туда золотистый свет. Лицо Даны разглаживается, на щеках появляется румянец, дыхание становится прерывистым.