Голая правда - Светлана Успенская

Подкрепившись и воспрянув духом, Ильяшин подошел к официанткам и с новыми силами начал расспросы. Женщины только отрицательно качали головой.

— Тетя Феня! — крикнула одна из них. — Поди сюда!

Посудомойка выслушала Костю и дежурно ответила, что сбитого человека видела только издали.

— Ты, что ли, из милиции? — спросила она, пытливо глядя на Ильяшина.

— Точно, — ответил он, дежурно махнув корочкой.

— Знаешь, что я тебе скажу, — неожиданно произнесла она. — Человека я того не видела, но в тот самый день уголовника одного мы заприметили. Ну вылитый бандит! — заверила тетя Феня. — Зашел к нам утром. В туалете полчаса, наверное, сидел, все водой плескался — мылся, что ли? Мне пришлось пол вытирать. Потом он поел, а уходить не стал. Все сидел и курил. Мы уж хотели в 02 звонить, чего сидит…

Движимый странным чувством, Ильяшин достал фотографию и показал женщинам. Все дружно закивали.

— Он самый, — заверила тетя Феня. — Я как чувствовала — бандит.

— Так во сколько вы его видели? — Костя приготовил блокнот, записывать показания.

— Как открылись, так он и заявился. Ушел минут за десять до полудня. В это время к нам на обед служащие из «Промстальпоставки» идут, народу становится много. Больше мы его не видели.

— Что делал, с кем-нибудь встречался? На часы поглядывал?

— Не, один сидел все время, курил и курил, дымил как паровоз.

Ильяшин был страшно доволен результатами своего мини-расследования. Доволен — не то слово, он был в восторге от собственного везения, находчивости и изворотливости. Уголовник Жмуров в Москве! Надо срочно сообщить об этом Костыреву. Но как очутился Жмуров в Москве? Неужели сбежал?

Задыхаясь, Ильяшин спешил в управление. Если шеф на месте, надо срочно принять меры к задержанию рецидивиста! Сев в троллейбус, он от нетерпения притопывал ногой — ему казалось, что троллейбус тащится невероятно медленно.

В уме Костя перебирал добытые сведения. Итак, человек, которого сбила машина, и Жмуров — с большой степенью вероятности не одно и то же лицо. Жмуров ушел из пельменной примерно в то время, когда Сухих видела мужчину, выходящего из подъезда, или, может быть, чуть раньше. Мог ли он после ухода из пельменной войти в дом, убить Шиловскую и незаметно скрыться?

Ответ был положительный — мог. Версия об участии Жмурова в убийстве стала принимать конкретные формы. Для убедительности конструкции оставалось только придумать мотив преступления. Ильяшин почесал затылок. Все это, конечно, замечательно, но какое дело Жмурову до Шиловской? Вряд ли они знакомы. Когда Шиловская появилась на Патриарших, Жмуров уже сидел. Пожалуй, у него не было мотива убивать ее. Разве что убийство из хулиганских побуждений? Ведь если нет мотива, значит, и не может быть убийства — так их учили…

Но Жмурова видели вечером перед гибелью актрисы. Теперь Ильяшин не сомневался, что Кувачев не ошибся — залетная птичка посетила родные пенаты. А вот знала ли Тюрина, что ее зятек в городе? Если знала, то почему не предупредила органы внутренних дел?

Не дожидаясь лифта, Ильяшин одним духом взлетел по лестнице. Спеша по коридорам, он еле кивал знакомым (галстук сбился набок, рубашка взмокла от пота). Перед кабинетом Костырева он пригладил волосы и осторожно постучал.

Озабоченно хмурясь, начальник разговаривал по телефону. Молча махнул рукой на стул — садись.

— Михаил Аркадьевич, — возбужденно заговорил Ильяшин, едва только трубка коснулась рычага аппарата. — Жмуров в Москве!

— Знаю, — спокойно ответил Костырев, брови его мрачно сдвинулись на переносице. — Пришел ответ из колонии. Бежал семнадцатого апреля, захватив оружие — «АКМ», ранил охранника.

— Он уже давно здесь. В день убийства Шиловской он был рядом с ее домом. Работницы пельменной, которая прямо напротив входа во двор, опознали его!

Подробно рассказав всю цепочку умозаключений, приведших его к выводу о том, что в убийстве актрисы замешан Жмуров, Ильяшин выжидательно уставился на шефа.

— Я вот что думаю, — сказал он. — Зачем ему было убивать ее? Что-то в этом странное. Они ведь даже не знали друг друга.

— Разберемся. Мотив, конечно, важен, но это пока не главное, — заверил его Костырев. — Вот что, Костя, надо организовать дежурство, может быть, он там опять появится. Вполне может оказаться, что он выслеживает кого-нибудь из нужных людей и случайно попал в наше поле зрения. А ты пока ищи человека, которого сбила машина. Он нам очень нужен.

— Зачем?

— Он может оказаться важным свидетелем. Это твое персональное задание. А Жмуровым займутся другие ребята.

Ильяшин, понурясь, вышел из кабинета. Опять его снимают с самого горячего и интересного участка работы. Почему ему так не везет? Вместо того чтобы отличиться при поимке рецидивиста Жмурова, он будет бестолково гонять по городу в поисках неизвестно кого. Что за невезуха!

Глава 10

ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ

Сидя на теплой скошенной траве, в тени раскидистой, пряно пахнущей липы, Алтухов вспоминал, отгоняя от лица густо жужжащих огромных шмелей…

Он помнил тот миг, когда впервые увидел ее. Его перевели в другую школу, и он попал в 9 «А», который славился своей бурной театральной деятельностью. Когда он вошел в кабинет истории, она стояла на парте — короткое форменное платье, вдохновенно поднятая к потолку рука. Сквозняк из окна, приоткрытого по случаю теплой погоды, беспорядочно шевелил волны светлых волос. Она декламировала какой-то стих.

— А, новенький, — снисходительно бросила Женька и соскочила с парты. — Мы тебя сделаем Чацким. По программе у нас «Горе от ума» в сентябре и вечер, посвященный Грибоедову. Чацкий ростом с телебашню — эффект будет отпадный.

Он смутился и не знал, куда деть свои руки. Никаким Чацким он, конечно, не стал, поскольку был абсолютно лишен дара лицедейства. А вместо того стал ее верным пажом. Он носил ее портфель, встречал по утрам около дома, звонил по вечерам. А она… Она принимала все как должное, как будто приобрела его навсегда в бессрочное рабство. И, как ни странно, это рабство казалось ему подлинным блаженством.

Так продолжалось целый год. Целый год безмолвного обожания с его стороны и приветливого равнодушия с ее. Потом они поссорились. Поссорились глупо, из-за пустяка, но детская размолвка навсегда изменила его жизнь — теперь он понимал это совершенно отчетливо, с запоздалой горечью и сожалением.

В тот осенний вечер он позвонил ей. Она ему нагрубила. Он обиделся. Годовое рабство должно было хоть чем-нибудь вознаградиться, а вместо этого — очередной тычок и высокомерные слова. Он перестал разговаривать и звонить. Просто проходил, как мимо пустого места, стараясь не встречаться взглядами.

Почувствовав, что верный раб готов сменить хозяина, Женька позвонила сама. Судя по благодушному голосу, у нее было хорошее настроение. А он так любил, когда она не злится, слегка подшучивает над ним и соглашается пройтись по бульвару.

— Привет, Алтухов! — весело заорала она в трубку. — Ты что, обиделся? Пошли в кино, я тебя приглашаю!

Внимательно выслушав ее, он сказал с притворным спокойствием:

— Вас не слышно, перезвоните, — и бросил трубку.

Алтухов был страшно доволен собой. Во-первых, потому, что пересилил себя, во-вторых, потому, что наказал ее, а в-третьих, его мужская гордость получила заслуженное отмщение. Он сидел в кресле около телефона, ожидая следующего звонка, и с улыбкой думал, что на этот раз придется милостиво поговорить и согласиться с ней. Но отныне в их отношениях все будет по-другому. Он не позволит ей больше помыкать собой. Подумаешь, какая фифа! Не такая уж и красавица, чтобы вести себя как новоявленная Клеопатра! С этого дня все изменится. Она всего лишь девчонка с большими амбициями… Но она больше не звонила.

После ссоры они прекратили отношения друг с другом. Алтухов надеялся, что она первая пойдет на примирение. Женьку же их размолвка, казалось, вовсе не занимала, она крутилась во множестве сиюминутных дел, снисходительно, как должное, принимая обожание мужского пола. Алтухов мучительно наблюдал, как за ней увивались прыщавые парубки из десятого класса, и жалел, что не может подойти к ним и смазать по морде так, чтобы у них отпала охота ухаживать за его девушкой. Он считал ее своей — и, как позже оказалось, считал напрасно. Тот короткий миг, когда она могла бы к нему привязаться, был безнадежно упущен. Теперь он был для нее лишь одним из ряда безнадежных поклонников.

Холодно обходя ее днем и стараясь не смотреть в глаза, Алтухов тем не менее каждый вечер стоял около дома, где жила Женька, чтобы в желтом прямоугольнике светящегося окна хотя бы мельком увидеть скользящую быструю тень. Он стоял холодными зимними вечерами, пока снежная заметь наметала на его плечах сугробики. Вдруг она выйдет, мечтал он, и тогда…