Живая сила. Дневник ликвидатора - Сергей Мирный

Добралась в родной город, пережила войну, вырастила дочерей, и потом меня-карапуза, и моих двоюродных сестер… В ее теплый дом всегда можно зайти, и на столе — всегда! сразу ж! — появится что-то вкусное — бесхитростное и неповторимое…

А вот если б то был дом моей бабушки? — с черными дырами мертвых глазниц… Если б это были мои родные улицы? мой город? без света в ночи… Если даже на миг представить, что не осталось в моем городе ни одной родной, знакомой души, то все равно мне надо: побродить иногда по его тихим окраинным улочкам — выпасть из завихрений бурно несущего потока жизни, подумать… Или наоборот, не думать ни о чем, просто побродить среди родных зданий, улиц, деревьев, набраться духу выгрести из тинистой заводи, куда прибила жизнь… Откуда вышел? Куда идешь?…

Вот лишить человека такой вроде б малости, и до конца своих дней он так и будет — лишенец. Инвалид, у которого ампутировано что-то такое же живое и важное, как рука или нога, хотя и не настолько видимое… Хребет, опора, стержень, который, невидимый, есть — пока стоят мои дома, улицы… и, оказывается, пока в их окнах горит свет…

…Воздух струями рвал с малинового острия сигареты искры, и они — далеко за спиной в темноте — гасли…

Броник — инопланетный метеорит в беспросветной вселенной Чернобыля — пролетал, оставляя за собой быстро тухнущие блестки огня…

Мы доехали до стоянки и, не снимая сапог, улеглись спать в бронике.

Чернобыльский сувенир: Гуляя по Чернобылю в последний раз

ОБЪЯВЛЕНИЕ

ЧЕРНОБЫЛЬСКАЯ ШВЕЙНАЯ ФАБРИКА

ЭВАКУИРОВАНА В Г. ТЕТИЕВ

60 КМ ОТ БЕЛОЙ ЦЕРКВИ.

ВСЕМ РАБОТНИКАМ ФАБРИКИ

ЯВИТЬСЯ В Г. ТЕТИЕВ, ШВЕЙНАЯ Ф-КА

Это большое рукописное объявление-плакат, до того как я его заметил, два месяца провисело на центральной улице Чернобыля, на дощатом заборе покинутой стройки.

Прикреплено оно было огромным количеством железных кнопок. Они были и по краям, и по всему листу, между буквами.

В свой последний заезд в Чернобыль, после разведки, отдав данные в штаб, я прошелся по этому городку, которого, знал, уже не увижу больше никогда, и снял это объявление себе на память. Я давно его присмотрел.

Кнопки от дождей поржавели, порыжели и бурым потекли вниз по бумаге.

Вид у него был как у живого существа, расстрелянного из пулемета.

Воробей

Память выкидывает коленца.

Вот я, например, не помню — были

в Чернобыле воробьи или нет?

По-моему, нет. А может, я их

просто не видел, как нечто

привычное, естественное и потому

незамечающееся? А они были,

чирикали, купались в пыли…

А может… Не знаю.

Короче, если кто-то даст точную

информацию, были там воробьи или нет,

буду благодарен. А то мучаюсь.

Воробьи…

ЧЕРНОБЫЛЬСКИЕ ЭСКИМОСЫ

Трудно себе представить, насколько меняется мир, когда в нем добавляется еще один опасный параметр.

Сергей Мирный. Интервью в передаче «Поверх барьеров», радио «Свобода», 25.09.98

Самые немногословные, или Как воздух

Вы знаете, какое слово (я не имею в виду слов, вообще к делу не относящихся, например, «человеческое достоинство», «горные лыжи» или «ананас»), — какое слово употреблялось в обыденной речи в чернобыле реже всего? Чтоб не сказать — не употреблялось вообще?…

Ни за что не догадаетесь.

Это слово -

РАДИАЦИЯ.

Что, если вдуматься, естественно.

Мы ж не говорим все время «воздух», «воздух», «воздух»? Нет, мы просто: «дышим», «свежо», «холодно» (окружающий воздух имеет низкую температуру), «ветер», «сквозит» (воздух движется), «воняет» (в воздухе есть неприятный запах) и т. д. А о воздухе ничего не говорим, это само собой подразумевается — среда…

Так и в чернобыле: «фонит», «хватаем», «светит», «Сколько?» — «Два». — «Многовато, давай побыстрее», «уровни упали (или поднялись)», «лагерный фон», «броня насосалась пыли», «машина грязная», «сколько за работу записали?»…

…веселенький такой мирок, где это отсутствующее слово — как воздух…

Вот тут меня под локоть толкают и подсказывают:

Оказывается, у эскимосов, для которых снег и все, что с ним связано, — это вопрос жизни и смерти, в языке нет слова «снег». Мягкий пушистый снег — это одно, наст — другое слово, старый подталый снег — третье… А общего слова «снег» у них нет. Оно им без надобности.

…такие вот веселенькие чернобыльские эскимосы…

Разговоры о будущем на стоянке радиационной разведки в городе Чернобыль летом 1986 года

— Нам теперь эта радиация по фиг будет! Дома все с ума сходят — «радиация!», «радиация!»… А нам — тут! — по барабану…

А другой, улыбнувшись смущенно, как бы сам себе удивляясь:

— А я тепер, мабуть, i борщ дома мiрятиму…

— I жiнцi пiд спiдницею… — тут же вставил кто-то.

— Ну що ж, це таке дiлo…[36] — умудрен но ответил первый.

Разговор быстро перешел на предметы приятные…

А я задумался:

А действительно, как мы будем реагировать на повышенные уровни радиации — потом?

Ведь то, что с нами тут происходит, это ж явно ненормально…

Какой потом будет «выброс» — сверхреакция на это?

И в какую сторону?

Полное пренебрежение? — «А-а, по фиг, видали мы эту радиацию…»

Или наоборот — сверхчувствительность? — трястись будем при одном упоминании?…

Без респиратора

Из трех возможных путей поступления радионуклидов в организм (вдыхание, заглатывание с водой и пищей, проникновение через повреждения кожного покрова) наиболее опасно вдыхание загрязненного воздуха.

Сивинцев Ю.В. Насколько опасно облучение: Радиация и человек. 2-е издание, перераб. и доп. Москва: ИздАТ, 1991. С. 52, 55–56.

Я забыл респиратор.

Обнаружил я это уже у ПУСО «Лелев» (здесь мы всегда надеваем респираторы, едучи из Чернобыля на разведку к АЭС): привычно полез рукой в куртку, в карман — а там ничего нет…

Ощупываю все карманы на себе, пересматриваю содержимое полевой сумки до дна… Нет.

— Коля, респиратора запасного нет?

— А твой где?

— Доперекладывался! Из ватника — в куртку, из куртки — в ватник… А ватник в лагере оставил. День сегодня, смотрю, жаркий…

— В бардачке у меня запасной респиратор-«лепесток» есть…

Ф-фух!.. Как я мог об этом забыть! С Колей — надежно…

Роюсь перед собой в бардачке, официальное название которого — «перчаточный ящик». Во всех без исключения автотранспортных средствах он всегда забит массой всяких наинужнейших предметов, так что прозвище свое получил не случайно[37]…

— Коля, тут респиратора нет.

— Поищи.

Роюсь опять.

Есть.

Вытягиваю.

Ношеный.

Второй…

Тоже надеванный.

Рассматриваю оба пользованных…

Кто и где их носил — непонятно. Сколько на них — неизвестно… Внятный мазок серой пыли на одном…

— Нету, Коль. Только старые — пользованные…

Коля поворачивается от руля:

— Возвращаться? На стоянке у кого возьмем запасной?…

— Да все наши уже разъехались, — вставляет Петро. — В сам Чернобыль? В штаб?

— Буду там бегать по штабу рыскать?…

— Ну так что? — Коля смотрит вопрошающе…

…«За всю жизнь из вдыхаемого человеком воздуха нос удаляет 5 кг пыли».

И на идеально чистую плоскость насыпается аккуратный, по-школьному правильный конус пыли; на нем появляется надпись — крупно и четко, как в букваре для первоклашек:

«5 кг»

8-й класс средней школы. В затемненном кабинете биологии мы смотрим черно-белый учебный фильм по анатомии человека.

Ворсинки-реснички, которыми устлана поверхность «носового хода», за жизнь человека задерживают и отфильтровывают из вдыхаемого им воздуха, не давая проникнуть в легкие, 5 кг пыли…

— Ну так что?…

— Поехали. Вперед. — И я плотно сжимаю губы.

И держу их плотно сжатыми все время, пока мы ездим по маршруту разведки Стройплощадка.

Открывая только по необходимости — для коротких указаний, где остановиться и померять. Дышу через нос. Брезгливо…

…На стоянке после этой разведки мы, как обычно, пошли через дорогу в Сельхозтехнику, там из кирпичной стены гаража торчит кран-вентиль. Жаркий денек…

Умылся, прополоскал рот, горло… Из ноздрей повыковыривал сухие пластинки… Хм, темноватые от пыли.