Если однажды жизнь отнимет тебя у меня... - Тьерри Коэн

— Ты меня узнаешь?

Он отрицательно покачал головой.

— О господи! — горестно вздохнула женщина.

— А меня, папа? — спросил другой голос.

С другой стороны к кровати подошла девушка с крашеными черными волосами. Мрачный тусклый цвет. И таким же обведены карие глаза. Пирсинг оттягивал нижнюю губу.

— Ты же знаешь, кто я, правда? — продолжала она настаивать.

Габриэль снова отрицательно покачал головой.

— Это Элоди, наша дочь, — сообщила женщина.

Он опять отрицательно покачал головой.

— Да что это за идиотизм! — взорвалась девчонка. — Может, дело в лекарствах?

Мать положила руку на плечо Элоди — ласковый приказ утихомириться.

И обе застыли, молча, словно дожидались чуда.

Габриэль предпочел не участвовать в этой сцене и сделал вид, что заснул.

Он слышал, как они тихонько между собой разговаривали.

— Успокойся, пожалуйста, — просила мать. — Это шок. Он пройдет.

— Пройдет? А ты откуда знаешь?

— Во всяком случае, мы можем только ждать. У нас нет другого выхода.

— Мне ждать нечего, я пошла!

Девчонка ушла, женщина еще какое-то время посидела возле того, кого считала своим мужем. Габриэль слышал, как она потихоньку плачет, но нисколько ей не посочувствовал.

Он хотел, чтобы она как можно скорее ушла и оставила его одного.

* * *

Клара открыла глаза и увидела рядом с кроватью Люка. Что он здесь делает? Голова была тяжелой, сознание плыло, и она прикрыла глаза, полагая, что видит сон.

Что за прихоть воображения привела в ее сон приятеля Габриэля? Он же снится ей. Да, он ей снится, если только… Внезапно сердце ее тоскливо сжалось, и она, желая ему помочь, освободить, впустила воспоминания. И будто открыла шлюз: они хлынули беспорядочным потоком, перемешивая обрывки фраз, картины, лица. Заработал адский стробоскоп, торопливо кромсая все подряд.

Клара в ужасе открыла глаза. Открыла не у себя в постели, а в больнице.

И тогда она все поняла.

— Габриэль! — позвала она, но как-то глухо, тускло.

Тоскливое лицо Люка встревожило ее еще больше.

— Где Габриэль? — спросила она.

— В соседней палате, — тихо ответил он.

Значит, он жив! Она успокоилась, но только на секунду. Опечаленное лицо друга говорило совсем другое.

— Как он?

Люка не ответил.

— Скажи, очень тебя прошу!

— Он… Он в коме.

— В коме?

Через несколько секунд Клара уже знала, что такое кома, и поняла, что жизнь Габриэля на волоске.

— Но… Он же выйдет из нее, — пролепетала она.

Люка пожал плечами, затрудняясь ответить.

— Исследования не закончены, нужно подождать.

Люка говорил неправду. Клара поняла это по тому, как он отвел взгляд. Она хотела его расспросить подробнее, но перед глазами все поплыло, а внутри стало пусто, будто ее выпили. Она опустила веки, спасаясь от нахлынувшей безнадежности.

Перед ней возникло лицо Габриэля, он улыбался ей огорченно и ласково.

Она хотела позвать его, кинуться в объятия, но все потонуло в навалившейся усталости.

* * *

Профессор Атали изучал результаты анализов.

— Гематома селезенки, — сообщил практикант, который принес эти результаты. — Положение пока стабильное, но нельзя исключить кровоизлияния в самое ближайшее время.

— Да, я вижу, — кивнул хирург. — Будем держать ее под наблюдением и, если понадобится, удалим селезенку, чтобы избежать разрыва.

— Да, конечно. Но… хирургическое вмешательство рискованно.

Хирургическое светило посмотрел на юного коллегу с особым вниманием.

— По какой же причине?

Практикант подтолкнул ему карту. Профессор досмотрел результаты анализов до конца.

— Черт! — выругался он.

Положил карту на стол и задумался. Случай этой пациентки был особым. Профессор и сам не знал, почему он был ему небезразличен. Он приучил себя обходиться без лишних чувств, работая с пациентами. Но судьба Клары Астье почему-то его трогала.

— Она знает? — уточнил он.

— Понятия не имею. Она отказывается с нами разговаривать.

День второй

16

Габриэль вынырнул из сна, не сохранив о нем никаких воспоминаний. В глубоком сне нуждалось израненное тело, а его душа, обитательница чужеродной оболочки, не извлекла из него никакой пользы.

Габриэля мучил вопрос, сколько времени прошло после аварии.

Высокий, полный мужчина в мешковатом костюме, войдя к нему в бокс, уселся возле кровати и холодно на него посмотрел.

— Инспектор Панигони, — представился он. — Ваше самочувствие позволяет отвечать на мои вопросы?

Мужчина был мало похож на полицейского. Добродушное круглое лицо, полнота, темные масленые глаза, мягкие движения свидетельствовали о жизнелюбии, почти что располагали к нему, но говорил он жестко.

— Экспертиза установила наличие у вас в крови значительного количества алкоголя. На этом основании, учитывая трагические последствия автокатастрофы, вы находитесь под следствием.

Габриэль принял сообщение с полным спокойствием.

Инспектор ждал ответа, но пострадавший остался безучастным.

— Я советую вам помогать следствию. В противном случае я буду вынужден требовать вашего ареста, как только вы выпишетесь из больницы.

Тюрьма. Угроза подействовала. Оказавшись в тюрьме, он не сможет ничем помочь Кларе.

— Я вас слушаю, — сказал он и удивился голосу, которым говорил: это был голос его убийцы.

— Расскажите мне, как произошло столкновение.

В мозгу Габриэля затеснились картинки — неотчетливые, беспорядочные, лихорадочные.

У него появилось искушение рассказать о них, сделав достоянием лихача-водителя, но он не позволил себе этого. Он и дальше должен разыгрывать амнезию, иначе как объяснишь полное незнание жизни человека, в чье тело теперь вселилась твоя душа?

— Я ничего не помню, — сказал Габриэль.

Панигони посмотрел на него с неприязнью.

— Так-таки ничего? Неужели?

— Свет фар. Потом потерял сознание.

— Амнезия не послужит для вас оправданием, — объявил инспектор, глядя на него с подозрением.

— Я не пытаюсь защититься. Я знаю, что виноват.

Полицейский разгладил галстук и поправил воротник рубашки.

— Очень хорошо. Я подожду. Вернемся к разговору позже.

— Могу я задать вам один вопрос, инспектор?

Инспектор разрешил, слегка кивнув.

— Какой сегодня день?

Панигони внимательно посмотрел на лежащего, словно бы прикидывая, не вовлекает ли подследственный его в свою игру.

— Понедельник.

Габриэль мгновенно подсчитал: два дня! После несчастного случая прошло два дня!

— В машине была женщина, — осторожно проговорил он.

— Да, — подтвердил инспектор. — Память к вам вернулась?

— Нет. Помню только ее испуганное лицо перед столкновением.

— Она была со своим женихом, — прибавил Панигони.

— И… как она?

— Более или менее благополучно. Физически, я имею в виду. Психологически она в тяжелом состоянии.

— Что это значит?

— Подавлена, отказывается говорить, есть.

Инспектор пристально наблюдал за лежащим. Его вопросы, взволнованное лицо плохо вязались с типичным поведением любящих выпить лихачей.

— Состояние здоровья ее жениха, похоже, вас волнует меньше.

— Нет… Он…

— Он в предсмертной коме, — объявил Панигони и закрыл за собой дверь.

Габриэль остался один и постарался обдумать полученную информацию.

Клара в отчаянии и начала свой путь к смерти.

Сам он еще не умер. Тело его еще где-то здесь, в ожидании души, готовой к переходу.

* * *

Дени и Лоррен вышли из реанимационной палаты на цыпочках, словно боялись разбудить сына. Трудно было сказать, кто из них кого поддерживал, оба походили на тени, шаги их были слабыми, неверными.

Рокот аппаратов в ритме вздохов и выдохов был мрачным фоном их свидания. Приглушенный свет рисовал на стенах и на полу странные, тревожные арабески из теней. Позади них на кровати лежало тело Габриэля, хрупкий кораблик, поддерживаемый на плаву усилиями врачей.

Лоррен хотела вернуться, чтобы еще раз взглянуть на сына, словно надеясь на прощальный взмах или виня себя, что оставляет своего ребенка угасать в одиночестве. Но Дени не позволил ей.

* * *

До встречи с Габриэлем Клара всего лишь существовала, скользя по поверхности жизни. Габриэль создал из нее женщину, любящую женщину. Он разбудил в ней желание жить, и жить счастливо. Он стал ее настоящим, ее будущим, отцом детей, которых ей хотелось родить, мужем, с которым ей легко было бы преодолевать годы, с которым все вокруг становилось осмысленным и драгоценным. Он мог бы справиться и с ее прошлым.