Я б ему... дала - Мария Сергеевна Коваленко

ломало без такой концентрации кислорода.

Загруженный под завязку делами и уверенно списавший Дашу в сновидения, я даже забыл, что когда-то хотел построить рядом с усадьбой курорт. После моего отъезда Левданский для всех замолчал окончательно. Телефон он не брал, отправленные документы не высылал. Ушел в глухую оборону еще сильнее, чем до моей поездки.

«Старик сорвался», – констатировал Марат, и, задуренный другими вопросами, я не стал разбираться в причинах.

Некогда было сразу после возвращения. Не до того оказалось через месяц, когда из усадьбы ни с чем вернулся брат.

Электронная папка с проектом курорта перекочевала в архив, и скоро я бы забыл, наверное, и о ней. Не первая! Но в один из дней, спустя три с половиной месяца после поездки в усадьбу, на телефон Марата пришло сообщение. Не для него, для меня. От Левданского. С таким содержанием, из-за которого я не раздумывая приказал Аглае отменить все дела и сам сел за руль.

* * *

В тридцать, когда заболел отец, меня не было дома. Я не знал. Оторвавшийся от рода сын оказался недостоин такой новости. Мама не пожелала отправить даже СМС. Дядька, которому моя фирма по очень хорошей цене строила торговый центр, молчал.

Лишь брат, плюнув на все запреты, приехал и рассказал о беде. О скорой смерти сообщил тоже брат. Он позвонил сразу, как отцу стало хуже. А потом сам открыл дверь старого дома и позволил проститься.

Жаль, прощения я тогда не получил. Даже на смертном одре отец остался верен себе.

«Предал», «ушел», «недостоин». И ни разу «сын».

В общем, нового в его словах для меня не было. Болезнь убила тело, но ничего не смогла сделать с характером. Отец верил в свою правду. Я в свою. Яблочко от яблоньки упало недалеко.

Может, именно это и помогло пережить его уход. Горевать не получалось. Злость и работа отнимали все силы и время. Мне было хреново, но терпимо. Не хуже, чем тогда, когда ушел из дома. И точно лучше, чем ощущал бы себя, останься я рядом играть роль послушного сына.

Не вчера это случилось. Пять лет пошло. Но сейчас, когда ехал в районную больницу к почти незнакомому мне старику, накрыло, как тогда. Словно спешу не к чудаковатому Антону Павловичу, который вдруг затребовал меня к себе в больницу, а к отцу.

Непрощенная доля, видимо, сказывалась. Не отпускала и годы спустя.

В больнице чувство дежавю только усилилось. Здесь не пахло цветами и освежителем воздуха, как в частной отцовской клинике. Вместо одноразового халата мне выдали несвежие бахилы. А вместо молодой медсестрички в коротком белом халатике пожилая санитарка черенком деревянной швабры указала, где найти врача.

Все было иное, и только за грудиной ныло, как тогда.

Врач оказался профессионалом. Он не стал дурить голову вопросами о родстве, не предложил сделать пожертвование, а сразу рассказал о состоянии старика. Как близкому родственнику, каких у того не осталось.

Рассказ получился недолгим. Сука-судьба все же имеет плохое чувство юмора. Иногда она повторяется слишком сильно, не оставляя никакого маневра для фантазии.

«Рак», «четвертая стадия», «ничего не можем сделать» – я уже слышал эти слова. Тогда был уверен, что в первый и последний раз. Но только молния не бьёт в одно место дважды.

– Он давно знал? – я не стал спрашивать, можно ли переиграть старуху с косой. Все эти бессмысленные панические вопросы в моей жизни уже были. Горькие ответы на них – тоже.

– Мы наблюдаем его год. Как только заподозрили онкологию, сразу отправили в Питер. Там подтвердить удалось довольно рано, но у Антона Павловича такая форма...

– «...рабочих методик лечения ещё не придумали», – проклятая фраза как преследовала меня.

– Да.

– И сколько ему осталось?

– Антон Павлович боец. Он уже пережил все наши сроки. Живое чудо. К сожалению, даже у чудес есть свой предел.

– Он просил меня приехать срочно, – закрыв глаза, я вспомнил текст СМС: «Дорогой Дамир, нам нужно встретиться как можно скорее. Пожалуйста, приезжайте в районную больницу. Она у нас одна. Буду Вас ждать. Левданский».

– Лимит чудес, – пожал плечами немолодой доктор и с тяжёлым вздохом вернулся к стопке бумаг на своем столе.

Больше выяснить у него ничего не удалось, да, в общем, и не нужно было. Пришел черед узнавать у самого Левданского, зачем я здесь и почему именно сейчас.

С этими мыслями я покинул ординаторскую, нашел палату Антона Павловича и успел взяться за ручку.

Остановило видение. Вернее, не видение, а вполне реальное создание. С длинным хвостом, небрежно перекинутым через плечо, в туфлях-лодочках, которые отлично смотрелись на стройных ножках, и в платье, обычном, темно-синем, чуть ниже колена, без декольте, без разреза, но идеально обтягивающем высокую грудь и талию.

Знакомое видение. То самое, из сладких снов. Вот только одна деталь была новой. Слишком новой и хорошо заметной.

«Что?!»

Челюсть сама отъехала вниз.

«Какого?..»

Чувствуя, как пропустил удар под дых, я убрал руку с несчастной дверной ручки. Сощурил до боли глаза и, выждав пару секунд, снова посмотрел на приближающуюся к палате молодую женщину.

Не показалось.

Глава 17. Князь во плоти. Одна штука

Дарья.

Всю дорогу от дома до больницы я не могла сосредоточиться ни на чем, кроме болезни милого старика Левданского.

Его кухарка плакала, рассказывая мне, что хозяин совсем плох и ждёт меня в больнице. Она всхлипывала, прерывалась, и от слов веяло такой болью, что я даже не стала интересоваться, как удалось найти мой номер.

Вероятно, сработало правило маленького городка – общие знакомые есть у каждого. Может, было что-то еще. Без разницы. Главное, что Антон Павлович очень хотел повидаться и боялся не успеть.

Отказаться я, конечно же, не могла. Пусть на часах было почти восемь вечера, пусть позади остался тяжелый рабочий день, а кушать хотелось, как после недели