Черная пелерина - Ноэль Рандон

Торнтон Маккинсли во время первой беседы заметил в серых живых глазах заинтересованность собственной особой. Позже, когда Рандо сознательно в его присутствии сообщил о находке в кабинете убитого двух «неотложек» для трубки, у режиссера возник план.

И теперь он шел на встречу с шефом полиции исполненным наилучших ожиданий. Луизу он проводил в ее комнату, а из своей комнаты он взял присохший ранний «улов».

Инспектор Рандо находился в кабинете Шарля Дюмолена. У двери стоял на страже молодой полицейский. Торнтон попросил доложить по срочному и не терпящему отлагательства делу. И был сразу же принят.

Рандо сидел за столом Дюмолена и перебирал папки. Перед ним стояла чашка черного кофе и высокий стакан с аперитивом. На инспекторе был гражданский костюм, и на фоне кабинета он производил очень домашнее впечатление.

Торнтон поклонился и, перед тем как сесть, положил на стол кирпич вместе с обрывком высохшей бумаги, которой тот был обернут.

— Какого цвета чернилами писал Дюмолен свой сценарий? — прозвучал вопрос инспектора.

— Зелеными, — без колебаний ответил режиссер.

— Итак, по какому поводу вы пришли? — Рандо внимательно смотрел на американца.

— Вот это я нашел на дне моря, недалеко от дома. Садовник утверждает, что из штабеля кирпичей, предназначенных для постройки гаража, один пропал. Мейер — педант.

Инспектор внимательно осмотрел предметы. Торнтон нетерпеливо ждал первого вопроса. Он не сомневался, что по обычаю инспектора вопрос будет оригинальным. И вопрос прозвучал:

— Мистер Маккинсли, вы можете мне рассказать содержание рукописи Шарля Дюмолена?

Торнтон откашлялся и произнес:

— Как вам известно, Дюмолен прочел мне только часть произведения. Окончание он должен был написать в тот день, когда его убили. Детективные произведения имеют ту особенность, что соль всего содержания заключается в развязке.

— И поэтому вы не хотите поделиться со мной известной вам частью фабулы повести Шарля Дюмолена?

Маккинсли широко улыбнулся, демонстрируя великолепные зубы.

— Повторяю, это не имеет абсолютно никакого значения. Ничего из текста не вытекает. Маленький провинциальный городок на юге Франции, любящие супруги, размеренная жизнь…

Теперь в свою очередь рассмеялся инспектор Рандо. Смех в их игре исполнял роль козырей.

— Пусть будет так… А знаете, в первой повести Дюмолена, названной «Пурпурная роза маркизы де Шатогри», я тоже ничего интересного не нашел. Так называемая «черная» роза в вазе рядом с кроватью убитого не кажется мне ключевым моментом для следствия. Хотя, представьте себе, найденные на ней отпечатки пальцев не принадлежат ни одному человеку из живущих в этом доме. Вы не доверяете мне, а я вот делюсь с вами своими секретами.

— Благодарю за то, что вы меня выделяете. Я могу взять реванш, — в ясном взоре по-прежнему видна была готовность рассмеяться.

— Вы что-то можете мне сообщить? — спросил Рандо.

— Да, я сделал некоторое открытие, — сказал Торнтон. Внезапно он подошел к окну, услышав какой-то звук. — Если мы поторопимся, то, может, нам удастся выбраться незамеченными. Сюда направляется комиссар Лепер.

На этот раз они рассмеялись одновременно, и это уже не было игрой, а лишь самым обычным взаимопониманием интеллигентных людей.

— Мистер Маккинсли, у вас зубы из нейлона? Я слыхал, что в Америке элегантные люди вставляют себе нейлоновые челюсти. — Рандо был в хорошем настроении.

— Куда там, я же не кинозвезда! Скромный режиссер кинокомпании «Глоб Пикча Корпорейшн» пользуется собственными зубами.

— Поздравляю. Могу себе представить, каким успехом вы пользуетесь у женщин. Выходим в окно?

— Конечно.

Кирпич и лоскуты «Голоса юга» исчезли в ящике стола.

До того, как Лепер вошел в холл, они преодолели парапет и, как мальчишки, играющие в индейцев, оглядываясь налево и направо, исчезли в зарослях.

Через полчаса инспектор возвратился один в дом на склоне и сказал встреченному на лестнице комиссару:

— Хорошо, что вы здесь, Лепер. Мы должны выполнить небольшое неприятное задание.

Сенсационное известие молнией разнеслось по От-Мюрей: Эдвард Фруассар был арестован.

Гортензия Дюмолен всю ночь не смыкала глаз. Когда Анни принесла завтрак, Гортензия отвернулась к стене, чтобы девушка не заметила на лице хозяйки следов усталости и тревоги. После многочасовых размышлений Гортензия приняла решение. Она решила действовать безотлагательно.

Две таблетки белларгала для успокоения нервов, холодный душ, наконец звонок комиссару Леперу. Комиссар был еще дома, он сам подошел к аппарату. Услышав, что Гортензия хочет с ним увидеться, он вежливо спросил, где он должен ее ожидать: в учреждении или у себя дома. Гортензия желала личной встречи. Она сказала также, что заодно проведает и мадам Сильвию.

Идя по городу, она поймала несколько любопытствующих взглядов. В дворике перед домом комиссара бегал вприпрыжку маленький щенок. Он подкатился к ногам Гортензии, держа в зубах какую-то импровизированную игрушку и радостно повизгивая. Одновременно послышался голос мадам Сильвии, которая, увидев в окно гостью, звала:

— Прошу, прошу, дорогая мадам Гортензия. Сейчас будет чай. Гастон, ко мне! Боже мой, что этот пес опять притащил? С тех пор, как Селестина болеет, за ним некому смотреть. Тащит мусор со всей округи. Вчера я обнаружила во дворе дохлую крысу.

— У него прилипла к носу липучка для мух, — сказала Гортензия, приподнимая щенка за толстый загривок.

Комиссар Лепер кланялся, стоя в открытой двери.

— Такие вот у нас заботы, Селестина болеет, — жаловался он, провожая мадам Дюмолен в свою комнату.

Комнатка была небольшой, она не имела ничего общего с женской атмосферой спальни, где на каждом шагу видно было торжество поэтической натуры сестры комиссара. Тут же все было иначе: интерьер носил явные признаки мужского начала, что отражало взгляды самого владельца. Белые стены до потолка украшало огнестрельное оружие разнообразной формы и калибров. Большинство добропорядочных граждан От-Мюрей в часы досуга занимались коллекционированием. Комиссар Лепер не отставал от всех и даже, можно так сказать, давал фору местным собирателям, хотя бы уже весомостью «товара». По сравнению с детской страстью мсье Матло к собиранию конфетных коробок, по сравнению с деликатной и отдающей стариной охотой к собиранию бабочек Котара-младшего — арбалеты, кремневые пистолеты и ружья комиссара говорили сами за себя. Привязанность комиссара к предметам столь реальным, хотя и не пригодным к использованию согласно принципам коллекционирования, но все-таки связанным идейно с профессией собирателя — целиком подходила к неординарному положению Лепера в От-Мюрей.

Кресла были достаточно жесткими, находясь в гармонии со стенами. Один только комиссар был мягким здесь. Он предложил Гортензии садиться, занял место напротив и по достоинству оценил зрелую красоту мадам Дюмолен, сопоставляя нынешние достоинства вдовы писателя с найденной в старых письмах фотографией.

«Великолепная женщина», — подумал комиссар.

Тем временем Гортензия, собравшись с духом, сказала:

— Я пришла к вам по делу, очень для меня деликатному. Я рассчитываю на вашу симпатию и понимание, — она слабо улыбнулась.

— Слушаю, дорогая мадам Гортензия, — комиссар подался вперед своим мощным корпусом.

— Видите ли, я хотела бы прежде всего сообщить, что Эдвард Фруассар невиновен…

Комиссар выпрямился.

— Арест еще не доказательство чьей-либо вины. Он производится тогда, когда улики слишком серьезны. У мсье Фруассара нет алиби, — сказал он обиженно.

— Произошло недоразумение, — продолжала Гортензия. — Может, я неверно выразилась… не столько недоразумение, сколько неправильная постановка всего дела. Ну, точнее выражаясь, мы не сообщили при допросах всех деталей…

— Мы — это кто?

— Я и Эдвард Фруассар.

— Вот как. Я слушаю дальше.

— Собственно, мы сообщили факты, не соответствующие истине…

— Как это понимать? Сознательное введение в заблуждение полиции? — несказанно удивился комиссар.

— Да. В некотором смысле это так. Дорогой мсье Лепер, я обращаюсь к вашей дружбе, к вашему пониманию… Я очень была привязана к своему мужу, высоко его ценила… Но поймите меня правильно, Эдвард — это дело чувств, еще юношеских. И вот когда он появился, чувства ожили. Вы наверняка слышали: несколько лет назад я хотела оставить Шарля. Но вышло по-другому, до развода дело не дошло. Однако с тех пор осталась обида и подозрительность. Я решила скрыть от Дюмолена свою встречу с Фруассаром, мы встречались с ним наедине. В понедельник вечером я выехала на автомобиле на прогулку, как я всегда делаю. Я подождала за городом. Когда Фруассар пришел, мы поехали вместе в апельсиновую рощу вблизи Лебуа. Нам хотелось побыть наедине. Никто нас не видел. Возвратились мы почти в двенадцать ночи. Шел проливной дождь, поэтому я подъехала под самый парк. Он вышел и под дождем побежал в дом. Я подождала четверть часа и въехала через холл. Дождь закончился, все уже вернулись. А потом обнаружилось, что Шарль мертв. — Последнее сообщение она произнесла бесстрастно, как будто говоря: «обнаружилось, что у Шарля болит горло». — Эдвард Фруассар вышел из моего автомобиля без пяти минут двенадцать. По известным причинам я поглядела на часы. И он сразу же побежал в дом. Анни открыла ему дверь.