Семья убийц - Владимир Григорьевич Колычев

Особенно в последнее время.

— Тем более уголовное дело нужно возбуждать!

Кауров наконец вышел из морга, вдохнул полной грудью и стал пьянеть от воздуха необычайной свежести. И щуриться от солнечного света. В морге он почему-то думал, что на дворе беспросветная тьма, а солнце еще только закатывалось за горизонт, световой день пока не закончился. Хотя скоро стемнеет.

— Это вы начальству моему скажите!

— Начальство ваше мы пока оставим в покое. Давайте на место преступления.

— Едем! — глянув на часы, согласилась женщина.

Лес начинался сразу за чертой города, они ехали по довольно-таки сносной бетонке, затем свернули на гравийный проселок, почти сразу же остановились. И по тропинке между кленами, вязами и осинами, через лопухи вошли в лес.

— Здесь вот под кустом лежал.

Кауров провел рукой по своей ноге, сняв со штанины пару колючек. Через лопухи шли, нахватали.

— Вот и я обратила на это внимание, — усмехнулась, глянув на него, Солодкина. — Ни одной колючки!

— Как будто на руках несли, — кивнул Кауров. — Как минимум двое… Или один, но очень сильный.

Рябухин мужчина крупный, Родион мог бы в одиночку вытащить его из машины и, закинув на плечо, отнести в лес. Но спину он бы точно сорвал, и грыжа бы вылезла.

— Привезли на машине, внесли в лес, все очень просто, — вставил слово Дунаев.

— Вопрос, откуда?

Кауров поймал себя на мысли, что смотрит на Солодкину вопросительно и с надеждой. Как будто она могла дать не просто подсказку, а ключ к разгадке преступления.

— Откуда-то из курятника, — усмехнулась она.

— Из курятника?

— Колючек на джинсах не было, а птичий помет на обуви остался. И перышко прилипло.

— Перышко? — нахмурился Кауров.

Он уже жалел о том, что не настоял на осмотре одежды. Смутила его, мягко говоря, капитан Солодкина, на свежий воздух захотелось, к живым людям поближе. А ведь она совсем не страшная, смертельная бледность и пустые глазницы — всего лишь плод сумеречного воображения. Кожа у нее от природы светлая, и глаза черные, и брови цвета вороньего крыла, а слишком резкий контраст и загробная обстановка спровоцировали турбулентность фантазии.

— Маленькое, пуховое.

— Хотите сказать, что потерпевший прятался в курятнике?

— Хочу сказать, что он жил в доме с курятником во дворе. Возможно, заходил в курятник за яйцами.

— Можно выделить ДНК курицы по ее перу, — совершенно серьезным тоном сказал Дунаев. — Обойти все дворы в городе, взять материал у каждой курицы.

Кауров оторопело посмотрел на него. Теоретически такой вариант возможен, но как это будет выглядеть на практике? Воронич, может, и не самый большой городок, но одних курятников в нем сотни две-три.

— Шучу, конечно! — подмигнув, улыбнулся Дунаев.

— Если работы не бояться, можно и обойти, — разочарованно глянула на него Солодкина.

— Ну, работы мы не боимся, — настороженно посмотрел на нее Кауров.

— Судя по перу, это прикарпатская зеленожка, не самая распространенная порода кур, во всяком случае, у нас, — вынимая из пачки сигарету, уверенным тоном произнесла женщина.

— А какие куры отпадают? — с интересом смотрел на нее Дунаев.

— Леггорн, гамбургская, орловская, русская белая, украинская ушанка… Это только яичные породы кур.

— Будем иметь в виду, — кивнул Кауров.

Скорее всего, смерть Рябухина признают насильственной. А вопрос, кто его убил, уже стоит ребром. Рябухина смогли привязать к убийству Мирошниковой. Убивая, он действительно прижимался к жертве, с тела покойного сняли запаховый след, собака указала на образец, взятый с квартиры подозреваемого. А вот в случае с Барковым убийца запаховый след не оставил, доказать виновность Рябухина пока не представляется возможным, оправдать Черепанова может только признание Рябухина. Или тех людей, которые приказали ему убить Баркова. А если Рябухина убили, значит, такие люди существуют. И значит, их нужно искать. Только вот захочет ли Евграфов брать на себя заведомый висяк? Не объединенное пока дело еще не получило серьезный резонанс, Евграфов пока в силах спустить дело на тормозах.

— И еще нужно подумать, у кого из этих женщин, держащих кур, мог остановиться наркоман, находящийся в розыске, — продолжала Солодкина. — Я, например, такого бы к себе не взяла.

— Логично, — поощрительно глянул на нее Кауров.

— И семья с ребенком бы не взяла.

— А веселые вдовушки у вас водятся? — подмигнул женщине Дунаев.

— С них и надо бы начать, — совершенно серьезно сказала она.

— Есть кто-нибудь на примете?

— Есть. Но я не знаю, какие у них куры… Ну так что, ищем или все, отбой? — Солодкина с насмешкой смотрела на Каурова, как будто он отлынивал от работы, а она подгоняла его.

— Ищем!

Так и не смог Родион взять Марину под свою защиту, он отправился сюда, а она уехала домой. И охранять ее там будет муж. Нетрудно догадаться, как. Кауров не мог ни о чем думать, кроме как об этом, ревность душила. И зачем только Марина взбаламутила его жизнь?

Уже давно стемнело, когда они подъехали к бревенчатому дому на южной окраине города, в окнах горел свет, хозяйка откликнулась на лай собаки, вышла на крыльцо. Солодкина зашла во двор, не обращая внимания на пса, завела разговор, но ничего интересного узнать не смогла. И второй адрес отработали вхолостую.

За третьим адресом пришлось ехать к участковому, Солодкина сама зашла к нему в дом, вернулась и велела ехать на другой конец Воронича. И снова бревенчатый дом с резными ставнями и коровьей лепешкой у калитки. Хозяйка вышла к ночным гостям, одетая в кофту поверх светлого сарафана.

Она мало чем напоминала классическую веселую вдовушку или разбитную разведенку. Спокойный взгляд, строгое выражение лица, натруженные руки, от нее слегка пахло навозом, сильнее молоком и дешевым парфюмом. Сначала вечерняя дойка, потом ночное свидание? А почему бы и нет? Женщина еще молодая, в теле, интерес к жизни в самом расцвете.

— Бояркова? — сурово спросила Солодкина.

— Я буду!

— Кто в доме?

— Никого!

— Куры несутся?

— А что им станется?

— Точно дома никого?.. Я ведь пойду, гляну!

— Да смотрите, нет никого!

— Пирогову знаешь?

— Ну допустим!

— У нее как с курами?

— Да нормально, ходила, смотрела.

Кауров даже в темноте заметил, как заискрился взгляд Боярковой, даже щеки, кажется, порозовели. Женщина похорошела, как вянущая роза после дождя.

— На кур смотрела?

— Ну да, — Бояркова отвела взгляд.

Кауров сощурил глаз, с подозрением глядя на нее. Интересно, что ее смутило? Вряд ли куры.

— А чего за ними смотреть?

— А Тася уехала.

— Куда?

— На море. На две недели.

— С кем?

— Сама… Ну, может, и с кем-то, я не знаю.

— А хозяйство на тебя оставила?

— Да какое у нее хозяйство! Куры только да огород… Ну да, на меня оставила… Какой с него огородник?

— С кого с