Я путешествую одна - Самюэль Бьорк

Пожилой мужчина окинул их скептическим взглядом. Посмотрел на фотографию Мии в документе, пока доедал последний кусок своего бутерброда.

– И что же? – сказал он, ковыряясь пальцем в зубах.

– Мы ищем человека по имени Рогер Баккен, – сказала Анетте.

– Баккен, ммм… – протянул мужчина и немного полистал книгу перед собой.

– Рогер Баккен, – сказала Миа нетерпеливо. – Около сорока пяти лет, большая татуировка орла на шее.

– А, этот, – сказал он, продолжая ковыряться в зубах. – Тогда вы опоздали.

– Что вы имеете в виду?

Худой слегка ухмыльнулся. Казалось, ему нравится вставлять им палки в колеса. Не очень-то он дружит с полицией.

– Отбросил коньки месяц назад.

– Коньки?

– Смерть. Капут. Самоубийство, – сказал худой мужчина и уселся на стул за стойкой.

– Вы шутите? – раздраженно сказала Миа. – У вас тут все законно, кстати говоря? Ни у кого нет ничего запрещенного в комнатах, а? Здесь же запрещены наркотики?

Старик снова встал и уже намного более вежливо и услужливо ответил:

– Нет, это правда. Он совершил самоубийство, спрыгнул с крыши прямо на асфальт. Если мы говорим об одном и том же человеке.

– Рогер Баккен. Около сорока пяти лет. Татуировка на шее.

– Да, это наш Рогер, – кивнул мужчина. – Трагическая история, но, к сожалению, такое не в первый раз здесь случается. Такова жизнь. Для этих парней, по крайней мере.

– Как это случилось? – спросила Анетте.

– Выпрыгнул с балкона общей комнаты на десятом этаже.

– Там у вас есть балкон? Как это возможно?

Он пожал плечами.

– А что мы можем сделать? Заколотить окна? У людей есть право решать, что делать со своей жизнью, пусть это и идет вразрез с желаниями общества, вам так не кажется?

Миа притворилась, что не заметила сарказма.

– Мы можем осмотреть его комнату?

– Извините, но там уже занято. Люди в очереди стоят, чтобы попасть сюда, у нас листы ожидания на много месяцев вперед.

– У него была семья? Кто-то забирал его вещи?

– Неа. Мы обратились в полицию, и кто-то пришел и забрал его тело. Мало у кого тут есть семьи. А если и есть, то знать их не хотят.

– У вас до сих пор хранятся его вещи?

– В коробке в подвале, насколько я знаю.

– Спасибо, – сказала Миа нетерпеливо.

– Всегда пожалуйста, – сказал старик.

Миа постучала пальцами по стойке. Она уже и забыла, каково это – работать полицейским в столице. Быть человеком во внешнем мире. Она скучала по своему дому. По острову. По виду на море.

Пойдем, Миа, пойдем.

– Это было спасибо авансом, – сказал она наконец.

– Чего?

– За то, что вы сейчас пойдете и принесете нам его вещи, чтобы нам не тратить на это весь день.

Худой злобно кивнул и потрусил к себе в заднюю комнату.

– Жалкий мерзавец, – пробормотала Миа.

– Ты немного не в форме? – спросила Анетте.

– Что ты имеешь в виду?

– Переживать из-за таких людишкек – это на тебя не похоже.

– Плохо спала ночью.

В этот момент дверь открылась, и вошел Мунк.

– Что у нас тут? – выдохнул он, подойдя к стойке.

– Плохие новости.

– Что?

– Рогер Баккен совершил самоубийство месяц назад, – вздохнула Анетте.

– До исчезновения Паулине?

Миа кивнула.

– Черт бы его побрал, – выругался Холгер.

У него зазвонил телефон. Он несколько секунд смотрел на дисплей, прежде чем решил ответить. Худой старик снова вынырнул из задней комнаты, держа в руках коробку.

– Вот, это все что у него было.

Он поставил коробку перед ними на стойку.

– Там внутри есть телефон? Или компьютер?

Худой пожал плечами.

– Я не смотрел.

Миа вынула визитку из кармана и положила перед ним.

– Мы забираем это с собой. Позвоните мне, если у вас будут вопросы.

– Но какого черта?!

Анетте и Миа развернулись одновременно, удивленные внезапным выкриком Мунка по телефону. Он положил трубку и вернулся к ним с окаменевшим лицом.

– У вас тут все? – спросил он и кивнул в сторону стойки.

– Ага.

– Мы забираем это с собой.

– С кем ты говорил? – полюбопытствовала Миа.

– С семейным адвокатом.

– Что-то случилось?

– Мне надо отъехать, встретимся в офисе.

Холгер Мунк убрал телефон в карман и открыл дверь перед коллегами.

24

Лукас сидел на велосипеде, вдыхая прекрасный весенний воздух. Сегодня он в замечательном настроении, встал рано, выполнил свои обязанности – утренняя молитва и домашние дела. Он был ответственен за чистоту прихода и очень ценил эту работу. Называть молитву обязанностью, конечно же, ошибочно. Утренняя молитва – это радость. Иногда он начинал ее сразу после пробуждения, еще лежа в постели, хотя и знал, что нужно сначала сделать утренние процедуры и приготовить завтрак. Он просто не мог ждать. Чувствовал, что так и должно быть. Говорить с Богом. Что это должно быть первым, что он сделает, когда откроет глаза. Все молитвы он всегда начинал с благодарностей. Он благодарил Бога за заботу о близких. О пасторе Симоне. Обо всех, кто живет в лесу. Иногда он думал, что надо бы включить в благодарность и свою старую семью, но, честно говоря, не мог вспомнить их лица. Родная семья от него отказалась, а приемная особенно не волновалась о нем, но он не держал зла ни на кого из них. Почему он должен злиться? Прости их, Отец, они не ведают, что творят. Это всегда было предельно понятно Лукасу. Если бы он не рос так, как рос, он бы не оказался в том летнем лагере и не получил бы возможность обрести полное счастье вместе с Богом и пастором Симоном. Лукас улыбнулся и налег на педали. Почему он должен быть чем-то недоволен? На то нет никаких причин. Жизнь совершенна. Идеальна. Он немного посмеялся про себя и пробормотал небольшую молитву. Спасибо, Господи, за птиц на деревьях и за эту красивую дорогу. Спасибо, Господи, за весну и за другие времена года. Спасибо, Господи, что ты дал мне важную роль, что ты послал мне пастора Симона. Каждый день я просыпаюсь с радостью и засыпаю с радостью. Последнюю фразу он сказал громко, снова ощутив тепло и свет, разливающиеся по телу. Какая-то машина проехала мимо него по Маридалсвейен, очень близко, – один из этих нечестивых несчастных людей, не имеющих направления в жизни и всегда опаздывающих. Лукас чуть не упал с велосипеда, но даже не обратил на это внимания. Давно уже он не тратил сил на безбожников. На людей нижней касты. Не было никакого смысла. Вначале он жалел их, ведь у них не было такого счастья, но потом перестал. Каждый сам выбирает свою жизнь. Ключ к счастью лежит в твоих руках, нужно только разглядеть его, – говорил обычно пастор Симон. Это одна из любимых цитат Лукаса – он никогда не мог наслушаться проповедей пастора. Никто не причинит тебе зла, если ты не позволишь этого. Ты всегда должен делать то, что, по-твоему, ты сделать не в силах. Горе – это цветок, не живущий без воды. Ты сам решаешь, умрет он или нет. Лукас снова улыбнулся про себя. У пастора было много таких изречений. У него есть прямая связь с Богом, это не шутка, Лукас видел это своими глазами. Много раз. Очень часто. Он видел Бога в комнате. Спасибо, Господи, за очищение. Спасибо, Господи, за прекрасные дикие цветы на окраине дороги. Спасибо, Господи, за шептунов. Спасибо, Господи, за крикунов. Спасибо, Господи, что делаешь мою жизнь совершенной.

Лукас слез с велосипеда, поставил его на подножку и присел на камень. Обычно они встречались в разных местах, и этот маленький съезд был одним из таких мест. Не то чтобы они встречались так часто, это, наверное, был, м-м-м, да, восьмой раз. Женщина в машине. Последний раз она приезжала несколько недель назад. Обычно она просто приезжала, опускала стекло и передавала ему конверт, почти ничего не говоря. В последний раз было немного иначе: она вышла из машины, закурила и немного поговорила с Лукасом, не о чем-то серьезном – о погоде и все такое. Он не знал, сколько ей лет, наверное, около тридцати пяти, она всегда была красиво одета, в сапожках, пальто или красивых куртках, очень ярко красила губы и очень мило улыбалась. У нее были длинные темные волосы, прямой нос и всегда солнечные очки, в независимости от того, было ли солнечно. Женщина была вовсе не из посвященных, это Лукас понял сразу. Достаточно посмотреть на ее одежду. Помада, и сапожки, и солнечные очки, и даже сигареты – в Библии она была бы шлюхой, но, как говорит пастор Симон, иногда путь к свету лежит через кромешную тьму. В какой-то степени они даже сочетались, Лукас и эта женщина. Оба курьеры. Посланные вместе Богом, Богу. Он встал, потянулся, пнул камень в кусты. Что-то напевал про себя. Он начал напевать недавно, негромко, только тихие мелодии, словно небольшая мелодичная месса. М-м-м-м-м-м. Он посмотрел на выглянувшее солнце. Увидел, как белка перепрыгнула с одного дерева на другое. Спасибо, Господи, за белок и всех других животных, которыми ты нас благословил. Осенью Лукасу исполнится двадцать семь, но он чувствовал себя намного младше. Как будто времени не существует. У него нет возраста. У Бога нет возраста. У времени нет ни начала, ни конца. Это для новичков. Для тех, кто пользуется часами и телефонами и спешит, чтобы успеть. Вечность уже началась. Он хорошо помнил, как пастор Симон сказал это впервые, это было на третьей встрече в палатке в том лагере, после того как Лукас освободился и нашел Бога. Вечность уже началась. Он снова тихонько запел и посмотрел на деревья. Наверху кричала сойка. Из глубины леса был слышен стук дятла. В субботу он видел сову, она сидела на крыше дома. Lux Domus. Многие не любят сов, относятся к ним как к предвестникам неприятностей, но Лукас знал лучше. Выходные оказались такими же замечательными, как он и ожидал, даже еще лучше. Нильс хорошо сделал свою работу наверху, в лесу. Там теперь настоящий рай.