Операция "Немыслимое". - Дмитрий Бондарь

— Вы считаете, что у меня нет шансов в этой борьбе?

— Зак, сир… Вы замечательный бизнесмен и отличный парень, но от этого банка так воняет разведкой, он так прочно врос в тело британской монархии, что все его интересы — это их интересы. И если на первых порах он может играть против вас из-за того, что ему просто понравились ваши активы, то в случае слишком выраженного сопротивления вы получите в противники поистине всемогущего врага. Это стоит тех денег, на которые они хотят наложить лапу? Или, быть может, у вас есть какая-нибудь андоррская спецслужба, сравнимая по мощности с разведслужбами Ее Величества?

— Я понял вас, сэр Фрэнсис. Спасибо за совет. Передавайте привет семье.

— Мне жаль, Зак. Но это будет лучший выход.

Я положил трубку и посмотрел на Луиджи, слушавшего весь разговор по параллельному телефону:

— Слышал?

Он кивнул, вздохнул и напомнил:

— Тогда напрямую нужно идти к padrino — пусть люди из банка скажут, чего хотят? Возможно, удастся откупиться?

Я уже почти был согласен с ним, когда вдруг тренькнул телефон.

По неуничтожимой советской привычке, он был, конечно, красного цвета и имел здоровенную электронную приставку, шифровавшую речь с полусекундной задержкой в мешанину волн, нечитаемую ничем, кроме такой же приставки на другом конце провода. Звонил Серый.

— Привет, старина, — далекий голос моего друга вызвал во мне прилив оптимизма. — Какие дела?

Я прикрыл трубку рукой и показал Луиджи глазами на дверь:

— Лу, принеси нам кофе и проследи, чтобы ближайшие десять минут Долли занималась работой, а не составлением нравоучений для своей непутевой племянницы.

Луиджи понимающе кивнул и вышел.

Я совсем не был уверен в том, что он не пишет все мои разговоры в этом кабинете, но я не имел пока ничего против такого положения вещей. Пишет и пишет. Тем более, что всей прослушкой ныне заведует Том, верный мне, а не Лу. И если мне понадобится, то почистить запись — проблема небольшая.

— Привет, Серый. Ты, конечно, все уже знаешь. Я тебе прямо завидую.

— Не шути так, Зак, — он хохотнул так, словно был изрядно нетрезв. А ведь в Луисвилле сейчас всего лишь чуть-чуть за полдень солнце перевалило. — Постоянное дежавю — не то удовольствие, которое я могу пожелать кому-то.

— И все же.

— Совет нужен?

— Я только собирался тебе позвонить.

— Я знаю. Отдай им все, что они хотят.

Такой совет от Серого был странен. Неужели даже он не видел путей, ведущих к выигрышу?

— Ты всерьез предлагаешь мне сдаться?

— У тебя нет выбора, — он помолчал, — только победить. А к победе ты придешь, сдавшись.

Не иначе, как мой друг начитался Лао Цзы на ночь и теперь решил со всеми говорить китайскими загадками вроде: "кто свободен от знаний, тот никогда не будет болеть".

— Мистер Сфинкс, перестаньте говорить загадками. Сдавшись, я всего лишь потеряю деньги!

— Зак, — он определенно был пьян, — если в твою кладовку пробралась крыса, разве ты не захочешь ее убить?

Кажется, я начал догадываться о сути его предложения.

— Отравить?

— Залей это все варфарином, кумарином, битым кирпичом со стеклами — всем, что подвернется под руку. Ты справишься. Используй их внутреннюю тяжелую бюрократию. А Снайл за тобой подчистит.

В трубке раздались гудки отбоя.

Как просто…

В первых числах ноября, пока специалисты Standard Chartered разбирались с хитромудрыми связями в перекрестном владении акциями, прошли внеочередные собрания акционеров в компаниях, подвергшихся атаке. И если до этого мне было безразлично, кто сидит в Советах Директоров, то теперь там уселись люди Тома — молодые талантливые менеджеры, умеющие выводить подписи на платежках и давить недовольных характером. Как назло оказалось, что все эти компании испытывают жуткие проблемы с "обороткой" и все они были вынуждены прибегнуть к масштабному кредитованию у совершенно не аффилированных с ними банков, большей частью итальянских и андоррских.

В декабре полученные кредиты — в общей сумме около девяти миллиардов — были брошены на обратный выкуп акций, котировки на которые резко рванули вверх, вызвав на биржах в Лондоне и Амстердаме небольшой ажиотаж. Капитализация компаний росла не по дням, а по часам и буквально через день, проводя payback, они были вынуждены требовать увеличения кредитного плеча, что банки, обрадованные ростом актива, разумеется, им с восторгом представляли.

Standard Chartered бросилась в бой, потратив на выкуп пяти процентов бумаг столько же, сколько до того потратила на покупку десяти процентов. И котировки устремились еще выше, порождая в прессе многочисленные комментарии о "новом золотом веке".

Рос размер предоставленного кредита, росла цена бумаг, достигнув тройной величины, росла стоимость пакета, имевшегося у меня в руках. Параллельно компаниями были выпущены полугодовые облигации, и все полученные по закрытой подписке деньги опять брошены в скупку собственных бумаг на открытом рынке.

Когда Малкольм Шона прислал мне сводку, что Standard Chartered овладела сорока процентами бумаг, приобретенных за двадцать два миллиарда долларов, я выбросил на рынок свои бумаги и все, что удалось собрать в ходе "обратного выкупа". По инерции еще полдня их покупали, но потом предложение превысило спрос и все покатилось обратно. А на рынок сбрасывались все новые и новые их порции, жадно скупаемые Standard Chartered. К концу декабря, перед самым Рождеством, они получили вожделенные контрольные пакеты компаний, обошедшиеся им совокупно почти в сорок миллиардов. При начальной капитализации в семь. Но общий долг компаний по полученным у банков кредитам приблизился еще к тридцати миллиардам. Отношение "стоимость акций к прибыли" выросло до пятидесяти, гарантируя окупаемость вложенных средств ровно к тому времени, когда на горе начнут свистеть раки.

Несколько своевременных статей в профильных изданиях с полным анализом экономического состояния новоприобретенных Standard Chartered предприятий, десяток телевизионных репортажей ввергли рынки в уныние и обрушили рыночные оценки злополучных контор в преисподнюю. Банк попытался отыграть назад, но теперь за бумаги компаний, отягощенных сумасшедшими долгами, никто не желал выкладывать даже ржавый дайм. Он сбрасывал акции, и они дешевели еще больше, переводя фирмы, очень прибыльные еще три месяца назад в разряд аутсайдеров рынка.

Что ж, я не гордый, я был согласен взять и аутсайдеров.

И проблемы начались у Standard Chartered, обретшей внезапно не прибыльные заводы и фабрики, а огромные долги — оживились люди из Lloyd, к ним подключился Gyperbore Trust, зашевелились конкуренты из HSBC и Barings; на начавшуюся вакханалию слетелись падальщики из Quantum — Роджерс со своей обычной идиотской бабочкой и Сорос, трясущий перед телекамерами хищным носом.

К апрелю 1989 года с банком, насчитывавшим трехсотлетнюю историю, было покончено — большая часть его отделений и филиалов перешла в другие руки. Я стал богаче еще на двадцать миллиардов, Серый со Снайлом обзавелись банком, который выпускает гонконгские доллары, Barings достался сингапурский филиал SC, а Сорос и Роджерс, принявшие участие в вакханалии уже ближе к самому концу, поимели обширное паблисити и стали на время главными звездами телеэкранов.

Standard Chartered не исчез совершенно, он был только расчленен на части, отбросил, как ящерица хвост, чтобы сохранить основное, избавился от того, что не мог бы удержать ни при каких фокусах, но и этого оказалось достаточно, чтобы он оказался исключен из списка мировых титанов банкинга. Против неудавшихся жертв банком были поданы судебные иски, ведь оставить ситуацию просто так у него не было никакой возможности. Однако Тери Филдман из Slaughter and Maу заверил меня, что бояться нечего и наши позиции тверды и прочны как никогда. Этот рыжий пройдоха с годовым партнерским доходом в десяток миллионов фунтов знал о чем говорил и если бы не был уверен в своих словах, никогда бы не оказался среди сотрудников Slaughter and Maу.

Функции банка для межбанковских операций были перехвачены RBS с HSBC. Тери Филдман считал, что в случае серьезного судебного разбирательства они станут нашими союзниками — чтобы не отдавать завоеванное таким трудом. И я с ним был согласен.

А Стэнли Горобца, с которого и началась эта история, говорят, видели под мостом Кью, где, как известно любому кокни, кучкуются все представители лондонского отребья, исповедующие убеждения, близкие к социал-коммунистическим. Сообщали, что он известен среди маргинальной публики непримиримым отношением к биржевым спекулянтам и, благодаря своим пламенным речам, быстро стал у бездомных признанным лидером. Это позволило ему обзавестись личной картонной коробкой для укрытия в дождливые лондонские ночи. Такие люди нигде не пропадут и за него я не волновался.

Моя большая игра почти закончилась и мир стоял на пороге новых событий — теперь его будущее решалось на востоке, в России, где за время нашего сражения произошло немало нового. Да и весь мир стремительно менялся, утрачивая последние черты патриархальности, превращаясь из статически устойчивой системы в динамически-неравновесную.