Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В воспоминаниях старшего сына Дмитрия Адамовича образ отца тех лет остался таким: «…Несмотря на польские корни, родитель мой не знал этого языка и недолюбливал поляков. Но в чертах его характера часто сквозили доставшиеся от предков нервозность, склонность к азарту, блёстки своеобразного остроумия и, пожалуй, доля легкомыслия…
…Не будучи широко образован, он, тем не менее, производил впечатление достаточно начитанного человека, приветливого, когда не проигрывался в карты по вечерам, и остроумного собеседника. В его кабинете стояли два больших книжных шкафа с произведениями классиков русской литературы и много французских книг. Им выписывались либеральная газета Краевского „Голос“, „Русский инвалид“, журналы „Русская старина“ и „Нива“…
…Священников он не терпел, бывая в храме только на официальных молебнах в царские дни да в великие праздники. Причём всегда выходил из дому, когда колокола начинали бить к достойне…[133]
…После семейного обеда отец не отдыхал, а садился за огромный письменный стол и 2 часа занимался со мною, потом читал сам. Зато вечером, когда самовар и посуда убирались, уже для нас звучали вслух „Вечера на хуторе близ Диканьки“, отрывки из „Кобзаря“ в русском переводе, „Записки охотника“, стихи Некрасова и Никитина…
….Любил ли отец нас, детей? Несомненно! Но бывал и раздражённым, и вспыльчивым. А возмущённый нашей ложью, недобросовестностью и проступками мог и выпороть порядочно…»[134]
Заботы о стариках, детях и нелёгкая материальная сторона быта не содействовали сближению гражданских супругов. После 9 лет совместной жизни что-то разладилось в их отношениях. Ревностно отдаваясь службе и, видимо, не находя в семейных утешениях желаемого, Виктор Михайлович всё чаще и чаще восполнял остроту ощущений, так необходимую всякому военному человеку, игрой в карты! Смена настроений от проигрышей и карточных долгов не добавляла мира в семье[135]. Чашу терпения и обид жены-учительницы переполнила фривольная сцена с участием Виктора Михайловича и молодой, красивой и энергичной кухарки Марфы, произошедшая, как позже отметила в своих воспоминаниях будущая писательница, на её глазах в их доме.
Оставив малолетних сыновей Дмитрия и Бориса на попечение мужа, а дочь Марию на руках матери, Надежда Александровна летом 1876 года вернулась в Москву и нашла в себе силы начать самостоятельную жизнь. Ей было совсем не до любви, когда та сама нашла её. Но небеса, как известно, ничего не дают даром…
Казанские гимназисты
К середине 1875 года Филимон Степанович очень преуспел в делах, выбившись в элиту городского купечества. На присоединённых к основному участку владениях фактически был поставлен новый стабильно развивающийся кожевенный завод. Имелись все отделения полного цикла производства: подготовительное, зольное, обеззоливания, дубильное, сушильное, отделовочное. В семи деревянных корпусах, в том числе и двухэтажных, работали — корьерезная машина, 13 корьевых мельниц, 4 винтовых пресса, водоподъёмный насос, 2 промывательных барабана, действовавших посредством конного привода, стояли 256 громадных чанов и 4 котла.
Годовая выделка только белой юфти и подошвенных соковых кож достигла 40 000 и 10 000 соответственно на общую сумму в 450 000 рублей. И все эти результаты были достигнуты 51-летним кожевенником без всякой помощи со стороны почти взрослых сыновей, трём из которых он уготовил Императорский Московский университет! Едва ли они догадывались об этом, спеша из Казани домой на каникулы и подъезжая в тарантасах к Тюмени в конце июня 1875 года.
Легче всего учение далось младшему Александру, первому из братьев державшему 10-дневный выпускной экзамен и в 17 лет получившему гимназический аттестат со средним баллом 4,33[136], при этом была отмечена его большая любознательность в математике. Не без трудностей окончил курс в 1876 году и 21-летний Фёдор, выдержав испытания во 2-ой Казанской гимназии со средним баллом 3,67[137]. Труднее всех к выпуску шёл Григорий, закончивший в 1877 году курс в 3-ей Казанской гимназии со средним баллом 3,44[138].
Причины, по которым один из богатейших купцов Тюмени избрал университет, и именно Москву, для продолжения образования наследников его дела, видятся следующими: тщеславное желание отца удивить и потрясти город своим поступком; престиж Московского университета, старейшего в империи; возможность присмотра за сыновьями со стороны бывшего тюменца Н. М Чукмалдина, с 1874 года 1-й гильдии московского купца, многим обязанного их отцу. Вероятно, эти 3 фактора и склонили чашу весов к Москве, несмотря на относительную близость к Тюмени Казанского университета.
Жребий первому войти в храм науки выпал Александру, будущему действительному статскому советнику! Этот 4-й классный чин государственной службы по табели о рангах соответствовал в армейской иерархии званию генерал-майора и по Указу Сената от 1856 года давал его обладателю право на получение потомственного дворянства.
В 1876–77 годах присоединились к брату и стали студентами Фёдор и Григорий. Гордый успехами сыновей и горячо поддерживая идею об учреждении Сибирского университета, Филимон Степанович вместе с городским головой Глазуновым устраивают подписку средств на его будущее строительство[139].
Новое искушение
Впервые в жизни Надежда Александровна оказалась предоставленной самой себе в огромной Москве без всяких средств существования. Что творилось в её душе? Как найти ту дверь, распахнув которую окажешься на пороге новой жизни, придающей смысл самой сущности бытия? Не дети, а сильная воля заставляла «собирать хворост» в надежде, что огонь всё-таки придёт с неба!
Сняв комнату в доходном доме на Молчановке, она уже в августе привезла к себе 9-летнего Дмитрия и определила его в подготовительный класс гимназии. Литературные переводы с французского, немецкого, а потом и английского в крупнейшем в России нотном издательстве П. И. Юргенсона, в небольших газетах, частные уроки для детей состоятельных московских семей воскресили угасшие надежды…
Вскоре ей удалось получить место репетитора в среде студентов Московского университета, желающих самостоятельно совершенствовать свои познания во французском языке. Атмосфера бурлящей мужской студенческой среды отвлекала от одиночества и была весьма кстати для «свободной» учительницы в расцвете бальзаковского возраста.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- На боевых рубежах - Роман Григорьевич Уманский - Биографии и Мемуары
- Изверг своего отечества, или Жизнь потомственного дворянина, первого русского анархиста Михаила Бакунина - Астра - Биографии и Мемуары
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Воспоминания о моем отце П.А. Столыпине - Мария фон Бок - Биографии и Мемуары
- Освоение Сибири в XVII веке - Николай Никитин - Биографии и Мемуары
- Ибсен. Путь художника - Бьёрн Хеммер - Биографии и Мемуары
- Первое российское плавание вокруг света - Иван Крузенштерн - Биографии и Мемуары
- Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков - Александр Иванович Яковлев - Биографии и Мемуары / Прочая религиозная литература
- Чужие края. Воспоминания - Перл Бак - Биографии и Мемуары
- Сын человеческий. Об отце Александре Мене - Андрей Тавров - Биографии и Мемуары