Королевская канарейка (СИ) - Анна Кокарева

произнёс:

— Гарбаг, вот ты бы выжил в том лесу, из которого она вышла? В одиночку, в тех тряпках, что на ней были?

И, имитируя ответ Гарбага:

— Нет, сожрали бы в первый же день. Откуда эта баба там взялась?

Ганконер, снова становясь собой, продолжил:

— Я допросил их и удостоверился, что это ты. Отправил сообщение королю и принцу, а сам оставил отряд и путями духов добрался до того городишки. Кроме нас двоих никто больше не успевал, а надо было торопиться — я ощущал, что твоё пламя готово погаснуть, вместо того, чтобы вспыхнуть в священной роще, как полагается, — помолчал и с чувством добавил, — найти тебя и потерять — это было бы тяжёлым ударом.

— Вы думать, я богиня, и хотеть сжечь костёр? — я решилась уточнить этот животрепещущий вопрос.

И получила простой ответ:

— Да, — лицо колдуна в этот момент стало мечтательным, одухотворённым таким, и, не замечая, как мне поплохело, он вывалил на меня кучу непонятных слов. По отдельности я что-то понимала, а вместе смысл ускользал. Вздохнув, он добавил, — ты поймёшь. Владыка объяснит, я не могу. Твоя свита будет здесь со дня на день, мы ждём их. Я счастлив, что мы вдвоём смогли довезти тебя до гор невредимой, дальше ты будешь в безопасности. Я встречаю вот уже восемьсот двадцать первую зиму — и за всё это время не видел ничего прекраснее твоего пламени.

Угу, восемьсот двадцать первую зиму, стало быть. Совсем мальчишка) Мне хотелось уйти, побыть одной и пережить как-то мысль о своей судьбе, в которой я уверилась наконец. Может, выпить и поплакать. Перед эльфами я плакать не собираюсь, и с достоинством надеюсь встретить смерть. Да, я всего лишь человек, и богиней себя не ощущаю, но такие же, как я, люди, умирали на «Варяге». Распускать сопли перед остроухими не хочу. Вот поразительно — насилие по отношению к женщине для них недопустимо, а сожгут с праздничными лицами! Удивительный народ, конечно. Я вздохнула и повернулась, собираясь уйти, но была остановлена:

— Постой, Блодьювидд… ты спрашивала про рисунки. На теле, — ух, какое сложное у Ганконера стало лицо. И поразительно красивое, всё никак не могу привыкнуть к его фантастической и при этом естественной красоте, — я удивлён, что ты их видишь. Впрочем, в тебе живёт пламя, и от тебя можно ожидать всего. Смотри, я покажу всё, что захочешь, — тут, как мне показалось, он сделал маленькую сомнительную паузу. И снял тунику и рубашку, оставшись в кожаных штанах, как позавчера.

Я подобрала челюсть: такой наглядности не ждала, вполне бы удовлетворилась общим обсуждением. Но Ганконер, повернувшись ко мне, уже показывал самую большую татуировку под левой ключицей:

— Это знак, предотвращающий возможность завладеть моим телом, ревенанта из меня сделать не сможет ни один дух. Я бываю… в разных местах, и приходится принимать меры предосторожности.

— Показывать их — плохо для тебя?

— Я не мёрзну, Блодьювидд, — эльф улыбнулся.

— Плохо другое… плохо для дух, — я мучительно пыталась объяснить.

В нашем мире люди трепетно относились к татуировкам и спрашивать о них было дурным тоном, а уж тут… не вредит ли ему это в эзотерическом смысле? Но со словами было туго. Понимала почти всё, а вот сказать… Но Ганконер понял и просто ответил:

— Тебе можно всё.

Однако. Ах, ну да, богиня же. Похоже, меня ждут интересные развлечения. Мысль о смерти как-то отошла на задний план, и дальше я с увлечением узнавала о предназначении татуировок и всяких интересностях, связанных с этим. Да уж, любя чудеса и ужасы, я встретилась со специалистом по тому и по другому. Слушая страшные магические байки, поймала себя на том, что нажёвываю ежевику, как одна моя знакомая поп-корн во время фильма ужасов. Она меня в своё время удивила, купив перед сеансом ведро этого самого поп-корна, которое по объёму было больше, чем её талия, и как-то оно в неё влезло, и её даже не раздуло; я после кино спецом присмотрелась. Так вот, во время фильма ужасов она ела неравномерно: на особо страшных эпизодах начинала нахрустывать чаще раз в шесть — от ужаса. Вот умора) Я бояться забыла, сидя рядом с ней. А потом мы с ней пошли в Макдональдс, и она там ещё гамбургерами закусывала, пока я пила кофеёк. И была стройна, молодец, да)

Ганконер внушал странную смесь ощущений: было весело и страшно в его присутствии. И увлекательно. Не удивляюсь я, что, даже узнав его, бедные девочки попадались. Зачем он это делает — спросить стеснялась. Хоть и можно мне всё. Сама, по ощущению, была далека от мысли увлечься, не говоря уж о влюбиться, но персонаж крайне интересный. Хотя меня-то он соблазнить не пытается, в отличие от этих бедолаг.

— Блодьювидд! Наконец мы нашли тебя! — радостно сообщили гномки, выкатившиеся из-за поворота тропинки.

Оттуда же спустя несколько секунд появилась толпа гномов. И Леголас. Я воззрилась на него, пытаясь понять, помнит ли он что-нибудь из вчерашнего. Не поняла по лицу ничего — холодное, без тени теплоты, и глаза сузил, как будто не ежевичным соком я обляпана, а кровью; заделалась упырём, и он застал меня на месте преступления над свежевыкопанным трупом. Огляделась вокруг, пытаясь понять, что не так. И вправду ведь виноватым упырём себя почувствовала! А за что? Я богиня, мне можно всё)

Ганконер сказал что-то непонятное, по тону насмешливое, и Леголас, удивительным образом, холодно и враждебно ответив что-то ему, в мою сторону оттаял. Сложные у эльфов отношения, мда.

— Кататься на саночках с горки — такая же старинная народная забава гномов, как и гадания на яблочных семечках, — в учтивости принца сквозила насмешка, — возможно, и в ней Блодьювидд пожелает принять участие?

Что ж, просить вылечить Репку Ганконера я передумала; куст с ягодками уже объеден. А тут саночки и армячок тёплый гостеприимными хозяевами уже приготовлен. И я смогу, наверное, прояснить, осталось ли у эльфа что-нибудь в памяти, кроме семечка, которым я залепила ему в лоб.

— Пожелает. Ганконер, спасибо за ягодки и за чудесные истории. Грейся и выздоравливай, — и я радостно поскакала к гномам.

12. Национальные гнумские забавы

«С кем ты мне изменяешь, память?»

© Великий Нгуен

Испытала восторг, поняв — не помнит. Ведёт себя вежливо, предупредительно и сдержанно, как и не было ничего. Ни тени, ни намёка. У-и-и-и! Всё моё, только моё. Умирать буду — вспомню, как меня, простую крестьянку (лан, не совсем простую, но всё же!) поцеловал эльфийский принц. Грядущая смерть уже не так ужасала. Все