Путешествие на восток - Евгения Бабина

Глядя на недоуменные взгляды друзей, Степка пояснил:

— Людвиг Ван Бетховен, перед тем как писать очередную музыку — выливал себе на башку ведро холодной воды. Он считал, что это стимулирует мозговую деятельность…

— А может быть… Я, кажется, придумал, — подал голос Федор.

— Вот это прогресс: Федька что-то придумал! Что ты хочешь сказать?

— Можно попробовать сделать следующим образом… — начал, было, Федор.

В этот момент в комнату заглянула мама Ларисы и Насти.

— Ребятки, не пора ли по домам. Хватит вам уже тут секретничать! Лариса с Настей ещё и уроков, наверное, не готовили.

— Ладно! Завтра у меня собираемся, там Федька и расскажет, что он придумал, — предложил Нафаня.

16

— Вас, молодой человек, вызывают к директору, — первое, что сообщил физик, заходя в класс и обращаясь к Нафане. — Предвидя вопросы, сразу отвечу, так как сейчас у вас физика, меня попросили это передать по-пут-но. Ну, а зачем вас вызывают, я не знаю!..

— Меня вызывают? — удивился Нафаня.

— А кого же ещё. Я же ясно выразился: ВАС!

— За что?

— Что значит за что? Вы уже себя виноватым чувствуете? В наше время в таких случаях спрашивали зачем, а не за что. Эх, время было… Дети были, как дети, а сейчас отличники и те хулиганы, — вздохнул Юрий Васильевич и приготовился начать урок.

— А как же физика? — сопротивлялся Нафаня, который интуитивно побаивался этого неожиданного вызова.

— Физика никуда не убежит. Вы и так всё знаете… Тем более что новой темы пока не будет, а к середине урока, я надеюсь, Вас уже отпустят.

Нафаня переглянулся со Степаном. Тот также был в полном недоумении, и подсказать что-либо не мог. Пришлось идти.

Директор, Михаил Васильевич, отличался чрезвычайной строгостью. Наверное, в школе не было ученика, который бы его хоть немного не боялся… Даже отличники-ботаники, к которым вообще трудно придраться, и те опасались…

Сейчас в кабинете, кроме директора присутствовала завуч Татьяна Владимировна и еще какая-то женщина с добрым лицом.

— Итак, молодой человек, — начал сурово говорить Михаил Васильевич. — Что скажете?

— Я не виноват, — на всякий случай выпалил Нафаня.

— В чем вы не виноваты? — с металлом в голосе спросил директор.

— Во всём! — не моргнув глазом, отреагировал тот.

— Вот вам, пожалуйста, — обращаясь к женщине с добрым лицом, произнес директор. — Он не виноват!

«Что же им от меня нужно?» — размышлял про себя Нафани. Больше всего сейчас он хотел вернуться в класс, на физику.

За дело взялась завуч. Она решила пояснить Нафане, что же от него хотят:

— Эта женщина, ее зовут Наталья Станиславовна, утверждает, что ты спас её маленького сына, когда тот выпал из окна…

Татьяна Владимировна сделала паузу. Все, в том числе и Нафаня, продолжали молчать.

Наконец, завуч продолжила.

— Так вот! Наталья Станиславовна очень долго тебя искала. Целых полгода. Она обошла множество школ, опросила невероятное количество народа, пока не попала к нам. По всем приметам выходит, что этим благодетелем, который с места происшествия скрылся, был ты… Она ищет спасителя своего ребенка, чтобы отблагодарить его. История невероятная, и мы, признаться, в ней ещё пока многого не понимаем. А ты что на это скажешь?

— Кто, я? Я никого не спасал. А где это было? С какого этажа он упал? — выпалил целую серию вопросов Нафаня, чтобы хоть как-то выиграть время и сосредоточиться.

— С седьмого, — ответила молчавшая до этого Наталья Станиславовна.

— С седьмого? — в один голос выпалили и Нафаня, и директор, и завуч. Причем, если Нафаня просто хорошо сыграл удивление, то для директора с завучем ответ бедной визитерши в самом деле был совсем неожиданным… Кто в подобное поверит? Нужно совсем с головой не дружить, чтобы сказать такое…

— Да, с седьмого! — упавшим голосом подтвердила Наталья Станиславовна, сама понимая, как нелепо это звучит.

Школьные начальники многозначительно переглянулись.

— Вот видите! — Нафаня как бы с сожалением посмотрел на директора, мол, здесь всё и так ясно. И добавил, — Я здесь вообще ни при чем!

Ему было ужасно жалко эту женщину, но не признаваться же, в самом деле… Тогда и про браслет придется рассказывать. Нафаня вопросительно посмотрел на директора:

— Я могу идти?

— Конечно, конечно… Ты свободен, — Михаил Васильевич отпустил Нафаню. Зачем же его здесь держать, когда и так все понятно: очевидно, что женщина просто немного не в себе.

Когда Нафаня, весь покрывшийся испариной от пережитого волнения, вновь появился на физике, то на вопросительный взгляд друзей он только махнул рукой. Потом, мол, всё расскажу. Признаться, он немного устал от этих бурно развивающихся тянущихся бесконечной чередой событий…

«Может быть, действительно, я, как магнит, притягиваю к себе разные приключения и неприятности?» — думал Нафаня.

Поделившись на перемене с друзьям, о том, что произошло у директора, Нафаня, с надеждой посмотрел на Степку: что он скажет…Тот только покачал головой. Типа: я же предупреждал!..

— Молодец! Ты мужественно держался, — похвалил его Федор.

— Да! Ничего в этом мире не проходит бесследно. Казалось бы, найти тебя было совершенно невозможно! А она нашла… — Лариса посмотрела на Нафаню и продолжила, — Ну ничего, сейчас ее директор с завучем разубедят, что спасителем был ты. Все обойдется! Хорошо ещё, что газету, где была описана вся история спасения мальчика, наше начальство, скорее всего, не читало! Так что и этой женщине они не очень-то поверили.

Пора было идти на физкультуру. Пожалуй, это был единственный урок, на котором Нафаня на время расставался с браслетом. С тех пор как однажды он воспользовался им на канате, Нафаня, чтобы не поддаваться соблазну, всегда оставлял браслет в раздевалке в своих вещах. Он делал так ещё и потому, что Финик обычно ругался, когда видел на уроке у детей какие-то украшения.

И в этот раз всё было, как всегда. Нафаня отправился в спортзал, сняв браслет. Но надо ж было такому случиться: он нечаянно налетел на Жмота. При этом, опять же случайно, саданул его локтем по уху… Тот, отличавшийся вспыльчивым характером, не долго думая, врезал Нафане в ответ, также попав в ухо. Тут уже не выдержал несправедливости Нафаня… Хотя, пожалуй, он был самым безобидным мальчиком в классе, но не стоять же, сложа руки, когда тебя, извините, лупит какой-то балбес… Завязалась маленькая потасовка. Хорошо что, рядом оказался Федор, который, как каменная стена, втиснулся между драчунами и прошипел, глядя на Жмота:

— Еще одно движение, и я из тебя, Никита, ёжика сделаю!

Жмот, не отличавшийся особой смелостью, да и сообразительностью также, удивленно спросил:

— Почему ёжика?..

— Ну мне всё равно кого… Могу, если хочешь, и кенгуру! Хотя нет! Там кармашек долго делать придется. Лучше уж ёжика, так легче, — меланхолично отвечал Федор. И добавил, — Умный ты, как блоха на аркане!..

Причем здесь блоха?..

Подоспевшему физруку разнимать уже было некого. Но пищи для разговоров ему дали на всю оставшуюся часть урока. Каких только аналогичных случаев он не припомнил:

— В одной школе, также начали драку два мальчика! В помощь одному из них подоспел друг, одноклассник… Вскоре, глядя как двое бьются с одним, на подмогу этому одному ринулся четвертый… Не справедливо же, двое на одного… И так один за другим, подключались новые участники… Через какое-то время дрался уже весь класс! В суматохе один из учеников споткнулся и упал — насмерть! В итоге весь класс посадили в колонию для несовершеннолетних…

— И девочек? — ужаснулась Настя.

— И девочек! — подтвердил Финик.

— А их то за что?

— За драку, не оказание медицинской помощи, и за то, что не остановили убийц…

— Как же он так, насмерть? Такой не прочный? — удивился кто-то из учеников.

— Он, если мне память не изменяет, со второго этажа упал… — внес подробность учитель…

В полной задумчивости, возвращаясь с физ-ры, и уже подходя к классу, где должен быть следующий урок, Нафаня вдруг резко остановился. Он понял, что ему чего-то не хватает…

— Что случилось? — буквально налетев на затормозившего Нафаню, спросил Степан.

Нафаня молчал.

— Что ты молчишь как до трех летнего возраста Альберт Эйнштейн, создатель теории относительности?..

— Чего это он так долго молчал? — заинтересовался Федор.

— Да! Представьте себе: один из самых выдающихся ученых всех времен ни слова не говорил до трех лет! Не мог научиться! — радостно пояснил Степка, как будто оттого, что Эйнштейн в младенчестве не говорил, ему лично было легче…

— Правда, уже в 12 лет он разбирался в Евклидовой геометрии… — несколько сожалея, и справедливости ради, уточнил Степан.

— Браслет! — прошептал побледневший Нафаня, держась за запястье.