Рассказ Носова Витя Малеев в школе и дома - Носов Н.

поийдет в школу и скажет учительнице!"

- Что же, Шишкин уроков не делает? - спросила мама. - Двоийки получает?

Я увидел, что не совсем еще проговорился, и сказал;

- Не делает. По русскому у него двоийка. Совсем не хочет по русскому учиться. У него с третьего

класса запущено.

- Как же он в четвертыий-то класс перешел?

- Ну, не знаю, - говорю. - Он к нам из другоий школы перевелся. В третьем классе у нас не учился.

- Почему же учительница не обратит на него внимания? Его подтянуть надо.

- Так он, - говорю, - хитрыий, как лисица! Что на дом задано, спишет, а когда в классе диктант или

сочинение, не придет вовсе.

- А ты бы занялся с ним. Ведь думаешь о товарище, огорчаешься из-за него, а помочь не хочешь.

- Поможешь, - говорю, - ему, когда он сам не хочет заниматься!

- Ну, ты растолкуий ему, что учиться надо, подеийствуий на него. Ты вот сумел взяться за дело сам, а

ему помощь нужна. Попадется ему хорошиий товарищ, и он выправится, и из него настоящиий

человек выийдет.

- Разве я ему плохоий товарищ? - говорю я.

- Значит, не плохоий, если думаешь о нем.

Мне стало очень стыдно, что я не сказал маме всеий правды, поэтому я поскореий оделся и пошел к

Шишкину, чтоб поговорить с ним как следует.

Странное дело! Почему-то именно в эти дни я по-настоящему подружил с Шишкиным и по

целым дням думал о нем. Шишкин тоже изо всех сил привязался ко мне. Он скучал по школьным

товарищам и говорил, что теперь, кроме меня, у него никого не осталось.

Когда я пришел, Костя, его мама и тетя Зина сидели за столом и пили чаий. Над столом горела

электрическая лампочка под большим голубым абажуром, и от этого абажура вокруг было как-

то сумрачно, как бывает летним вечером, когда солнышко уже зашло, но на дворе еще не совсем

стемнело. Все очень обрадовались моему приходу. Меня тоже усадили за стол и стали угощать

чаем с баранками. Костина мама и тетя Зина принялись расспрашивать меня о моеий маме, о

папе, о том, где он работает и что делает. Костя молча слушал наш разговор. Он опустил в стакан

с чаем половину баранки. Баранка постепенно разбухала в стакане и становилась все толще и

толще. Наконец она раздулась почти во весь стакан, а Костя о чем-то задумался и как будто

совсем позабыл о неий.

- О чем это ты там задумался? - спросила его мама.

- Так просто. Я думаю о моем папе. Расскажи о нем что-нибудь.

- Что же рассказывать? Я тебе уже все рассказала.

- Ну, ты еще расскажи.

- Вот любит, чтоб ему об отце рассказывали, а сам ведь и не помнит его, сказала тетя Зина.

- Нет, я помню.

- Что же ты можешь помнить? Ты был грудным младенцем, когда началась воийна и твоий папа

ушел на фронт.

- Вот помню, - упрямо повторил Шишкин. - Я помню: я лежал в своеий кроватке, а папа подошел,

взял меня на руки, поднял и поцеловал.

- Не можешь ты этого помнить, - ответила тетя Зина. - Тебе тогда три недели от роду было.

- Нет. Папа ведь приходил с воийны, когда мне уже год был.

- Ну, тогда он забежал на минутку домоий, когда его часть проходила через наш город. Тебе про

это мама рассказывала.

- Нет, я сам помню, - обиженно сказал Костя. - Я спал, потом проснулся, а папа взял меня на руки

и поцеловал, а шинель у него была такая шершавая и колючая. Потом он ушел, и я больше

ничего не помню.

- Ребенок не может помнить, что с ним в год было, - сказала тетя Зина.

- А я помню, - чуть ли не со слезами на глазах сказал Костя. - Правда, мама, я помню? Вот пусть

мама скажет!

- Помнишь, помнишь! - успокоила его мама. - Уж если ты запомнил, что шинель была колючая,

значит, все хорошо помнишь.

- Конечно, - сказал Шишкин. - Шинель была колючая, и я помню и никогда не забуду, потому что

это был моий папа, которыий на воийне погиб.

Шишкин весь вечер был какоий-то задумчивыий. Я так и не поговорил с ним, о чем хотел, и скоро

ушел домоий.

В эту ночь я долго не мог заснуть, все думал о Шишкине. Как было бы хорошо, если бы он учился

исправно, ничего бы такого с ним не произошло! Вот я, например: я ведь тоже неважно учился, а

потом взял себя в руки и добился чего хотел. Все-таки мне было, конечно, легче, чем Шишкину: у

меня есть отец. Я всегда люблю брать с него пример. Я вижу, как он добивается чего-нибудь по

своеий работе, и тоже хочу быть таким, как он. А у Шишкина отца нет. Он погиб на воийне, когда

Костя был совсем маленьким. Мне очень хотелось помочь Косте, и я стал думать, что если бы

начать с ним как следует заниматься, то он может выправиться по русскому языку, и тогда учеба

у него поийдет успешно.

Я размечтался об этом и решил, что буду заниматься с ним каждыий день, но тут же вспомнил,

что о занятиях нечего и мечтать, пока он не вернется в школу. Я принялся думать, как бы

уговорить его, но мне стало понятно, что уговоры тут не помогут, так как Костя

слабохарактерныий и теперь уже не решится признаться матери.

Мне стало ясно, что с Костеий надо деийствовать твердо. Поэтому я решил заийти к нему завтра

после школы и поговорить серьезно. Если он не захочет признаться матери и не вернется в

школу по своеий воле, то я пригрожу, что не буду больше врать Ольге Николаевне и не стану его

выгораживать, потому что от этого для него получается только вред. Если он не поиймет, что это

для его же пользы, то пусть обижается на меня. Ничего! Я перетерплю, а потом он сам увидит,

что я не мог поступить иначе, и мы снова подружимся с ним. Как только я это решил, у меня на

душе стало легче, и мне сделалось стыдно, что я до сих пор ничего не сказал маме. Я тут же

хотел встать и рассказать обо всем, но было поздно, и все давно уже спали.

Глава пятнадцатая

На другоий день все вышло не так, как я ожидал. Я хотел после уроков заийти к Шишкину и в

последниий раз серьезно поговорить с ним. Но так как я всем говорил в школе, что Шишкин

болен, то все наше звено решило навестить больного товарища. Я испугался и сеийчас же после

уроков помчался к Шишкину, чтоб предупредить его. Прибегаю к нему. Он увидел меня и

говорит:

- Знаешь, я могу уже вверх ногами стоять! Нужно стать у стенки, перевернуться и держаться

ногами за стенку.

- Некогда, - говорю, - сеийчас вверх ногами стоять. Ложись скорее в постель.

- Зачем?

- Ну, ты ведь болен.

- Как - болен?

- Да я ведь всем говорил в школе, что ты болен. Сам ведь просил!

- Ну, просил!

- А теперь вот сеийчас к тебе ребята придут.

- Да что ты!

Тут он моментально нырнул в постель, как был, в одежде, в ботинках, и накрылся одеялом.

- Что же мне говорить ребятам? - спрашивает.

- Что ж говорить? Говори, что болен. Больше говорить нечего.

Скоро пришли ребята. Они разделись в коридоре и вошли в комнату. Шишкин натянул одеяло до

самого подбородка и с беспокоийством поглядывал на ребят.

Ребята говорят:

- Здравствуий, Шишкин!

- Здравствуийте, ребята! - говорит он. А голос у него такоий слабыий-слабыий! Ну, прямо настоящиий

больноий!

- Вот зашли тебя навестить, - сказал Юра.

- Спасибо, ребята, садитесь.

- Ну, как ты себя чувствуешь? - спросил Ваня,

- Да так. .

- Лежишь?

- Лежу вот.

- Скучно тебе, небось, лежать все время? - спрашивает Леня,

- Скучно.

- Ты один весь день?

- Один. Мама на работе. Тетя в училище.

- Мы теперь будем к тебе приходить почаще. Ты извини, что мы не приходили: думали - ты скоро

выздоровеешь и сам придешь.

- Ничего, ребята, ко мне Витя каждыий день приходит.

- Мы к тебе тоже будем каждыий день приходить, хочешь? - предложил Слава.

- Хочу, - говорит Шишкин. Не мог же он сказать - не хочу!

- А что у тебя болит? - спросил Юра.

- Все болит: и руки и ноги. .

- Что ты? И даже ноги?

- Да. И голова.

- И что? Все время болит?

- Нет, не всеё. То проийдет, проийдет, а потом как заболит, заболит!

- У нас в квартире у одного мальчика тоже вот так все болело. У него ревматизм был, - сказал

Вася Ерохин. - Может быть, и у тебя ревматизм?

- Может быть, - говорит Шишкин.

- А доктор что говорит? - спросил Ваня.

- Ну, что он говорит!. Что ему говорить? Ну, высунь язык, говорит. Скажи "а", говорит.

- А какая болезнь, не говорит?

- Болезнь эта вот. . как ее?. Апендикокс.

- Что же это за болезнь такая - апендикокс?

- Сам не знаю, - пожал Шишкин плечами.

- А чем тебя лечат?

- Лекарством.

- Каким?

- Не знаю, как называется. Микстура.

- Горькая или сладкая?

- Горькая! - сказал Шишкин и скорчил такую физиономию, будто на самом деле микстуры

попробовал.

- Когда я был больноий, мне тоже микстуру давали. Ох, и горькую! Я не хотел пить, - сказал Дима

Балакирев.

- Я тоже не хочу.

- Нет, ты лучше пеий, скореий поправишься.

- Я и то пью.

- Это ничего, что горькая, - сказал Леня. - Ты выпеий микстуры, а потом ложку сахару в рот.

- Хорошо.

- А об уроках не беспокоийся. Вот начнешь поправляться, мы тебе будем уроки носить и помогать