FIASCO. Исповедь трейдера с Уолл-Стрит - Фрэнк Партной

Когда продавцы вернулись из заведения уже заполночь, я попытался завлечь кого-нибудь на покер: мне хотелось оказать услугу самым состоятельным менеджерам и немного «освободить» их от только что полученных премиальных. Тут я набрел на группу продавцов из Калифорнии, которые от души веселились в вестибюле. От избытка энергии они буквально лезли друг на друга, скакали по плюшевым диванам и время от времени таскали друг друга на закорках. Когда я предложил сыграть в покер, они взорвались от восторга и кто-то попробовал залезть на меня. Я, признаться, небольшой поклонник подобных развлечений, особенно если «мешок» весит больше 230 фунтов.

Меня спас служащий отеля, который сообщил, что Питер Карчес, начальник отдела купли-продажи, потребовал, чтобы мы разошлись по номерам. Карчес был персоной уважаемой, и все повиновались. Но когда мы шли по коридору, кто-то из калифорнийцев сказал, что у него есть новая колода и две бутылки виски, так что мы рванули к нему. Некоторое время мы играли впятером, но несколько сотен достались только мне одному, что было, в общем-то неудивительно. Один из них не мог оторваться от программы «Playboy»: он буквально прилип к телевизору и громко смаковал происходящее; другой похвалялся тем, сколько клиенток ему удалось затащить в постель, а двое остальных увлеченно поносили своих жен. За игрой они почти не следили. Я, в свою очередь, вежливо слушал, время от времени поддакивал и продолжал сдавать. Я думал, что буду мучиться угрызениями совести, раздевая этих ребят, но не почувствовал решительно ничего.

Наутро все стали разъезжаться, и многие улетели на ранних рейсах, а я задержался, чтобы сыграть партию в гольф. Накануне я договаривался насчет гольфа с разными людьми и не сомневался, что легко найду компаньонов. Но когда я зашел в павильон, там было пусто. Я немного подождал, а потом решил сыграть в одиночку.

На площадке я тоже никого не обнаружил, что для воскресенья было довольно странно; но в конце-то концов, подумалось мне, играю я прилично и никогда не прочь провести время с самим собой. После нескольких лунок я заметил у себя за спиной целый караван гольфовых картов: десятки машинок цепью кружились вокруг группы игроков. Я подумал, что, может, это какие-то знаменитости, и подвел свой карт поближе к ним.

Но происходило там вот что. Сеть ресторанов «Hooters» устроила коллективную вылазку на гольф при участии своих самых хорошеньких официанток. Каждый из господ мог приобрести себе партнершу (а это были сплошь очаровательные и весьма откровенно одетые девицы лет двадцати, выбранные, несомненно, по тем параметрам, которые призваны улучшать общий имидж фирмы) на «аукционе». Мне стало понятно, почему я никого не нашел в павильоне: мои возможные партнеры заметили девочек раньше и теперь пялились на них, окружив всю сцену сплошным кольцом картов наподобие «продавцов облигаций с Дикого Запада». Я посмеялся и отправился к четвертой лунке заканчивать свою партию.

По мере того как весь 1994 год моя группа делала на PLUS хорошие деньги, мной все больше овладевало желание на собственном опыте узнать, что это такое — «ободрать» кого-нибудь. В First Boston мне не доводилось ни «обдирать», ни тем более «взрывать». И вот теперь, воочию наблюдая моргановскую деятельность, я почувствовал к ней несомненный вкус. Страшила и прочие всячески одобряли мои намерения.

Стремление «разбить клиента вдребезги» в Morgan Stanley культивировалось всемерно, и неудивительно, что я быстро подцепил эту лихорадку. Здесь ею болели все, а в первую очередь — умудренные нехорошим опытом старшие управляющие. Мои боссы были завзятыми стрелками по тарелочкам и регулярно повышали свое искусство в частных стрелковых клубах; на выходные они устраивали охотничьи вылазки, а кроме того выезжали на сафари в разные места Африки и Южной Америки. Когда они кричали: «Бросай!» — несомненно, перед их умственным взором возникал клиент, летящий по воздуху.

Инстинкт убийства пронизывал весь Morgan Stanley снизу доверху. Главным стрелком был сам Джон Мак по прозвищу Макки-Нож, весьма неординарный президент нашей фирмы. Он имел грозную репутацию лидера, который живет дракой. Крупный, атлетически сложенный Мак, бывшая футбольная звезда из небольшого городка в Северной Каролине, неизменно производил внушительное впечатление — с ружьем или без него.

Мак был суров, но справедлив — особенно по отношению к трейдерам и продавцам. В прошлом он возглавлял отдел купли-продажи и, говорят, прознав, что какой-нибудь отдел покушается на его владения, приказывал перекрывать вход в торговый зал. Если Мак замечал недопустимое, с его точки зрения, баловство или разгильдяйство (а таковым считалось даже чтение «Wall Street Journal» в 8 утра), он говорил: «Да, парень, вот ты и опять на улице».

Пробиться в президенты стоило Маку немалой борьбы, и за свое место он держался. Несколько лет назад он устроил дворцовый переворот и сверг Роберта Грин-хилла, когда тот катался на лыжах, развлекая клиентов. Грин-хилл был далеко не слабак и имел крепкую группу сторонников, которую называли «племя Давидово». Но после упорной схватки Мак победил, а сторонники Грин-хилла рассеялись как секта из Уэйко в штате Техас.

Мак был харизматической личностью — наводившей ужас, но при этом чертовски обаятельной. Один менеджер из Morgan Stanley назвал его лучшим из всех известных ему продавцов. Мак часто устраивал в группах неформальные завтраки с рядовыми сотрудниками, а у себя в кабинете держал две прозрачные банки с конфетами и автомат со жвачкой, чтобы коллеги не стеснялись зайти поболтать. Мака равно боготворили за способность произносить патетические панегирики фирме и увлекательно травить байки в каком-нибудь закутке. Его речи проникали в сердца даже самых черствых менеджеров. Мак мог и подначить, и прикрикнуть, но никто не сомневался, что ему по силам решить любой вопрос. Когда доверительные управляющие собственностью светской дамы Дорис Дьюк искали посредника, чтобы прекратить скандал (ходили даже слухи о каком-то убийстве) вокруг недвижимости на 1,2 миллиарда, к кому они обратились? Правильно, к Джону Маку.

Стремление Мака к мировому господству было неудержимо, но именно оно и приносило банку деньги. За несколько месяцев ГПП сделала на PLUS такие суммы, которых в First Boston я и представить бы не смог. Премиальные подскочили соответственно, и уже сотни сотрудников получали «куски». Два сопредседателя банка имели больше пяти миллионов долларов в год (а в последние времена и по десять) — при том, что состояние каждого перевалило за 100 миллионов. Менеджеры по производным получали миллионы, и каждый в нашей группе (не исключая меня) имел доход с шестью нулями. А сотрудники First Boston все еще маялись по очередям со своими чеками.

Десять лет прошло с тех пор, как Morgan Stanley вступил на новый путь, и в 1990-х новая агрессивная фирма стала первой звездой инвестиционного небосклона. На финансовой сцене банк (находившийся неподалеку от главных бродвейских театров) забрал себе все главные роли, одновременно выступая в двух амплуа — дисциплинированного «венецианского купца» и алчного Шейлока. Что до First Boston, то он находился на полмили восточнее, боролся за место под солнцем и играл роль шута Гоббо.

Агрессивный настрой оказался для меня новостью. Раньше я не чувствовал в себе милитаристской жилки, да и First Boston даже перед стажерами не демонстрировал никакой воинственности. Продавцы из First Boston могли, конечно, облапошить клиента, но никогда всерьез не обсуждали способы «подстрелить», «взорвать» или «ободрать». В Morgan Stanley, напротив, культивировалась чисто дикарская жестокость, и я просто поражался, насколько быстро это свирепое кредо овладевало людьми.

Глава 5

FIASCO

Вторник 12 апреля 1994 года запомнится в мире производных как несчастливый день: именно в этот день появились сообщения о первых крупных потерях на производных бумагах. Мы в ШП были настолько горды своими недавними успехами, что поначалу даже и не заметили этого события.

Сообщения гласили, что компания Gibson Greetings, Inc. из Цинциннати, третий в США производитель поздравительных открыток, потеряла 20 миллионов долларов на сделке с Bankers Trust, которая называлась «неформальный процентный своп». Gibson намекала на эти потери еще месяц назад, когда довольно спокойно объявила об утрате трех миллионов.

Взрывная волна пробежала по всему финансовому миру. Старший финансовый управляющий Gibson Уильям Флаэрти всячески старался замять скандал: «Мы, — заявлял он, — считаем этот эпизод совершенно второстепенным и впредь комментировать его не будем». Но фондовый рынок отреагировал иначе: акции Gibson упали на 8% по сравнению с 12 апреля. Юрисконсульты компании из Taft Stettinius & Hollister со своей стороны заявляли, что изучают детали сделки, но комментариев тоже дать не могут. Энтони Уэйнрайт, один из управляющих Gibson, высказывался в том духе, что свопы были якобы незаконными, а главный управляющий Бенджамин Соттайл утверждал в пресс-релизе: «Компания больше не должна попадать в такое положение — Bankers Trust соблазнил нас на сомнительное дело. Теперь мы рассматриваем только безукоризненные варианты». Ходили слухи, что Gibson собирается подать на ВТ в суд.