Путь к счастью - Роман Свободин

столом тру о джинсы, пытаясь унять нервозность.

— Нет, — смотрит в упор в глаза. Прямой проницательный взгляд.

Я киваю прикусываю губу, задумавшись поворачиваюсь к окну и смотрю на прохожих.

— Я просто знаю, что чувства не проходят по щелчку пальцев, — парирую я. — А вы были долго вместе.

— А я и не говорю, что они прошли у меня по щелчку пальцев. Наверное, спустя полгода после расставания я понял, что всё, я свободен, отпустило, — я поворачиваюсь и смотрю на Рому, он задумчив, в тоже время абсолютно спокоен.

— Ты о ней вспоминаешь ещё? Не жалеешь, что расстались? — такими темпами скоро к кардиологу записываться придётся, пульс словно взбесился.

— А должен? — ухмыляется. — Ира, она для меня в прошлом. Ты знаешь, я как-то пересекался с ней пару месяцев назад, чисто случайно, так вот, у меня ничего не ёкнуло при виде неё, совсем. Не возникло желания подойти, заговорить, да даже банально узнать, как дела. Я понял, что мне всё равно.

Кажется, я могу дышать, пытаюсь не улыбаться слишком счастливой улыбкой, это перебор. Но мне очень хочется, чтобы он смотрел на меня влюбленными глазами, чтобы сума по мне сходил.

Не мог и дня прожить не узнав, как мои дела. Я его хочу себе. Сейчас я это понимаю, словно озарение пришло. Я хочу этого мужика себе. Хочется, как маленькой девочке топать ножкой и кричать «Отдайте мне его. Обещаю любить и хорошо заботиться».

Хочу отношений с ним. Быть для Ромы важным, любимым человеком в его жизни. Тут же понимаю, нужно просить у Юльки губозакаточную машинку на день рождения, многовато мне хочется.

Эх знал бы ты, Рома, какие в моей голове Наполеоновские планы на тебя.

— Ром, а почему вы расстались? Скажи, ты изменял ей да? — теперь его очередь удивляться, глаза такие шокированные сделал.

Он тяжело вздыхает. Но видимо решил прояснить со мной этот момент раз и навсегда.

— Если я в отношениях, я не имею привычки изменять. Я просто не понимаю зачем? Если ты любишь и уважаешь человека, с которым живешь, то измена в принципе не допустима. Если она произошла, нужно расходиться, значит там нет ни того, ни другого. А расстались… всё до банальности просто, я оказался не приделом её мечтаний. Если совсем честно, я не мог дать ей ту жизнь, которую она хотела, зарплата опера не позволяет сильно разбежаться.

Даша собрала вещи и ушла от меня, останавливать её я не стал. Всему есть предел. Я устал от постоянных скандалов, придирок, ультиматумов, шантажа. Эти отношения выматывали меня, но я продолжал за них цепляться. Наверное, я слишком устал бороться за эти отношения. И сейчас я понимаю, что поступил правильно, иногда стоит отпустить, да, может быть больно, никто не спорит, но больные отношения тоже счастья никому не принесут.

— А когда расходились на время изменял? — и тут я вижу смущение на его лице. Ого.

— Когда мы расставались я не считал нужным хранить верность. У меня были женщины. Да и разве можно назвать это изменой? Мы расстались, свободны, кому изменять?

— А сейчас? У тебя никого нет? — осторожно спрашиваю я.

— Нет, — видимо мой красноречивый взгляд о многом ему сказал, так что Рома продолжил. — Чего? Ты мне не веришь? Серьезно? Считаешь, у меня кто-то есть, а я в это время к тебе на свидания катаюсь? — качает головой — Я бы не приглашал тебя на свидание, если бы у меня была девушка.

Улыбаюсь ему. Мне приятно это слышать. Рома берёт меня за руку и гладит ладошку. Перебирает пальчики.

— Ну, что пойдём ещё погуляем? — предлагаю я. Всё было очень вкусно. Но прогулка не помешает, иначе мы с Ромой скоро станем, как два прекрасных колобка.

— Да, не мешало бы пройтись, — говорит он, подзывая к себе официанта.

Видимо традиция у нас будет не одна, стоило нам покинуть кафе, как Матвей буквально сорвался, орал как сирена. До тех пор, пока Рома не взял его на руки. Вот я как чувствовала, что так и будет. Сын тут же успокоился, словно не он минуту назад орал дурниной. Даже улыбаться стал. Хитрец.

Вечер прошёл великолепно, он снова проводил меня до квартиры, дождался пока я отнесу сына в манеж. А после с жадностью и нетерпением накинулся на мои губы.

— Ты ведьма, не могу оторваться от тебя, — говорит с придыханием, тут же набрасываясь с новой страстью на мои губы.

— Возможно, — всё, что мне позволили сказать.

Руки его блуждали по моему телу, изучали, знакомились. А я чувствовала, что горю в его руках.

— Я хочу тебя, Ира, пиздец как хочу, — ох, если бы ты только знал как всё взаимно.

— Рома я…

Чёртов его мобильный.

— Да, слушаю, — говорит тяжело дыша.

— Отвлекаешь, у тебя там что? Пожар? Подождать не может? — с надеждой спрашивает Рома.

— Понял, Илья, скинь мне адрес, я приеду. Нет, в отдел заезжать не буду, сразу на адрес.

— Всё, жду.

— Ира, прости, должен ехать, срочный вызов, без меня никак, — целует в губы, ещё и ещё. Я не могу удержаться и начинаю смеяться, откидываю голову назад, Рома не теряется и переходит с поцелуями на мою самою эрогенную зону, шею. Приятно, ох, как же мне приятно.

— Угу, я понимаю, — а сама наслаждаюсь этими приятностями, мне не хотелось, чтобы Рома останавливался и прекращал эти умопомрачительные ласки. Не хочется отпускать его, понимать. Какая же я лгунья. ПОНИМАЮ Я, ХА-ХА, ТРИ РАЗА.

Закрыв за Ромой дверь, иду в душ. Нужно привести мысли в порядок.

Глава 14

Роман

Выбегаю из подъезда и пулей лечу к машине. Попутно набираю Илью.

— Илья, ещё раз, что там у вас? Подробней давай, — давлю педаль газа. Выруливая по двум сплошным, похер, нужно быть срочно на адресе.

— Поножовщина с любовью, — со смехом выдает брат.

— Это шутка такая? — начинаю злиться.

— Ага, обхохочешься, давай быстрее, — скидываю, прибавляя скорость на максимум, который вообще возможен.

Поднявшись на лифте, увидел картину, подобную той, что бывает, когда показывают какие-нибудь исторические фильмы под титрами: «Здесь была великая резня».

Стены и пол лестничной площадки были залиты кровавыми пятнами. По полу ходил кот, и слизывал свежую, только что пролитую не пойми кем, кровь. Как-то сам возник вопрос: «За что эти придурки пролили столько крови?».

Зашёл в квартиру.

Наши опера Илья и Мурад и участковый Женя уже закончили писать протокол осмотра и беседовали с членами семьи искромсанного крест-накрест хозяина квартиры, который бился в судорогах и слабым голосом умолял: