Первая формула - Р. Р. Вирди

только не из чего. Значит, еще пять битов.

Казнь за убийство в Этайнии происходила публично. Однако местные власти проявляли неслыханную щедрость, позволяя преступнику самому выбрать между повешением или обезглавливанием.

Что значит свобода выбора – живи и радуйся.

Голову терять я пока не желал, и приступ ярости пришлось подавить. Это стоило мне немалых усилий, учитывая, что трактирщик совсем расплылся в широкой отталкивающей ухмылке.

– Слишком много просишь и за то, и за другое.

– «Золотой лев» – не какая-нибудь занюханная таверна, – пожал плечами здоровяк. – К нам ходят люди, знающие толк в истинных ценностях. В тавернах они разбираются. И платят за качество.

Хм… Истинные ценности деньгами не измеряются. Любой, кто пересчитывает их на монеты, никогда не испытывал утрат, которые не вернешь ни за серебро, ни за золото, никогда не заключал сделок, которые денежного выражения не имеют.

Я выудил пять савонских медных пенсов и выложил их на стойку. Чтоб ты подавился!

– По курсу каждый из них равен семи битам.

– По сегодняшнему курсу – пяти, – огорошил меня трактирщик, не сделав попытки забрать деньги. – Неужто не слышал?

Заметив, что у меня отвисла челюсть, снизошел до объяснения:

– В Савоне сейчас война. Ну, война не война – стычки на границе с Балдейном. Так или иначе, торговые потоки между ними нарушены. Севинтер и Амир с ними тоже сейчас не торгуют.

Я примолк. Стало быть, мир потихоньку катится в бездну. Правительства творят хаос своими руками, словно их подталкивает невидимая сила.

Темная сила. Тени…

Кивнув, я бросил перед ним еще два пенса. Этайнианские деньги в моем кармане все равно подошли к концу, а ломать копья с этим засранцем я не собирался.

– Так пойдет?

Трактирщик хмыкнул, но монеты забрал и вышел в кухню. Вернулся уже через минуту с деревянным подносом и поставил передо мной обещанные блюда: соленую треску, к которой я особо нежных чувств не питал, теплые кабачки с уже подтаявшим кусочком масла и хлеб с приятной золотистой корочкой. Вдобавок мне в тарелку положили ложку мягкого сыра, напоминавшего густой йогурт. Завершить трапезу была призвана кружка с темной жидкостью.

Ел я так, словно устал и проголодался после долгой дороги – то есть как дикий зверь, разве что звери не пользуются столовыми приборами. В треске было больше соли, чем рыбы, однако блюдо спасал лимонный соус. Вкус сыра не слишком соответствовал его аппетитному запаху. Из всего завтрака пристойной едой я счел лишь кабачки и хлеб. Напиток отдавал чем-то горьковатым и непонятным, и мне не особенно понравился его солодовый привкус.

Судя по всему, «Золотой лев» пытался выехать на заработанной годами репутации, не слишком обращая внимание на кухню.

Доев, я вышел не прощаясь и вновь оказался на улицах Дель Солей.

* * *

Ранним утром город солнечного света оправдывал свое название. Золотые лучи просачивались между высокими зданиями из белого кирпича и камня, купая улицы в сиянии сказочной весны.

Народ уже суетился. Торговцы перекрикивались друг с другом, и над городом висел их звонкий, разгонявший насекомых щебет. Куда ни повернись – везде яркие цвета: наряды, овощи, фрукты… Впрочем, мое внимание сосредоточилось на большом белокаменном дворце, затмевающем своим ослепительным оттенком прочие дома.

На каждый из них наложили отпечаток годы и дожди. Кое-где виднелись царапины и желтые пятна от сырости. Ниже, у фундаментов, пятна становились гуще – судя по всему, виной тому были подвыпившие посетители таверн и прочие гуляки.

Дворец же словно впитал в себя краски легких летних облаков и снежных шапок на далеких горах. Ни пылинки, ни изъяна.

Проход к нему был открыт, однако на пути у меня встали четверо столпившихся под аркой ворот стражников.

Не пастыри – одеты совсем иначе. Слава богу, не придется иметь дело с вооруженными религиозными фанатиками.

Все четверо – в черных стеганых одеждах с горизонтальными серебристыми вставками поперек груди. Штаны тоже черные. Шлемов на охранниках не было, а впрочем – вряд ли они требовались. Длинные копья с широкими плоскими наконечниками заставили бы задуматься любого здравомыслящего человека.

Мое же здравомыслие давно было под вопросом, а с годами разум все больше от него отступал. Приближаясь к черной четверке, я улыбнулся, сделал приветливый жест, и стражники одновременно направили копья в мою сторону.

Будучи бывшим лицедеем, я оценил их безупречную слаженность. Замедлив шаг, обхватил обеими руками посох, оперся на него всем весом и ссутулился, хотя с утра чувствовал себя превосходно, разве что ломило поясницу после долгих часов сна. Словом, выглядел я сейчас на несколько десятков лет старше своего возраста, и боль в спине была очень кстати.

Я заковылял вперед, уныло опустив плечи. Безобидный старик, что с такого взять…

Так или иначе, копья охранники не опустили. Дисциплинированные ребята. За ними мелькнул еще человек в ярко-красном, словно цветущий мак, наряде. На плечах – золотые позументы, спускающиеся на грудь и образующие фигуру льва, протянувшего лапу к солнцу. Волосы уложены в модном у знатных господ стиле: длинные, напомаженные и свободно свисающие до плеч.

Сделав несколько шагов в мою сторону, мак остановился, словно одно его присутствие должно было заставить пришельца поспешить прочь:

– Имя, приглашение, причина, по которой эти замечательные алаброзцы не должны поднять тебя на копья?

Его суровый вид не оставлял сомнений: приказ покончить с нежеланным гостем он отдаст не колеблясь. Буду умничать – точно навлеку на себя неприятности.

Хорошо, скажем правду.

Выпрямляться я не стал, хотя дешевый театральный трюк вряд ли обманул мака. Все же гвардейцы пока не склонны видеть в моей персоне угрозу, а внешний вид нередко имеет огромное значение.

– Я – сказитель. Приглашения не имею, да оно сказителям никогда и не требовалось. Если обратишься к своим господам, они наверняка поведают тебе все, что ты желаешь знать. На последний же твой вопрос отвечу так: когда меня последний раз пытались ткнуть копьем, для нападавшего попытка закончилась плохо.

Угрожать я не собирался, однако дал маку увидеть в моих глазах сталь.

Надо отдать ему должное – он невозмутимо продолжил допрос:

– Я попросил тебя назвать свое имя и род занятий. Ты туг на ухо или просто глуп? Предлагаешь доложить о тебе как о Человеке в красном плаще?

Пришлось обратить его внимание на мой посох.

– Я много лет как отказался от своего имени и посвятил себя одному-единственному делу. По нему меня и признают. Не по имени.

Я свернул ткань разума, однако грани с самого дня пересечения границы Этайнии пребывали в плачевном состоянии. Впрочем, так продолжалось уже давно.

Для представления