Хрущев - Уильям Таубман

Если бы Хрущев серьезно отнесся к советам Микояна, возможно, кризиса бы не случилось. По крайней мере он был бы готов к тому, что произошло. Следовало бы ему проконсультироваться и с Добрыниным и Трояновским, которые много знали о Соединенных Штатах, — однако он не сделал и этого. Вместо того чтобы тщательно взвесить и обсудить все контраргументы, Хрущев поведал о своем плане небольшой группе советников: членам Президиума Микояну и Козлову, Малиновскому, Громыко, а также командующему ракетными войсками маршалу Бирюзову. Изложив свою мысль, Хрущев задал Малиновскому гипотетический вопрос: «Предположим, в ста сорока километрах от наших берегов лежит остров, который нам нужно захватить и подчинить себе, несмотря ни на какое сопротивление. Мы можем использовать любое оружие, кроме ядерного. Сколько времени нам на это потребуется?» Четыре-пять дней, самое большее — неделя, ответил Малиновский. «Вот видите! — воскликнул Хрущев. — Что же нам делать [чтобы помочь Кубе]? В любом случае, мы просто не успеем отправить помощь на другой конец света. А после драки кулаками не машут». И вопрос был закрыт.

Если у Малиновского и имелись какие-то сомнения, он их не высказывал. Что касается Бирюзова — с какой стати он стал бы возражать, если Хрущев предлагал ему нацелить ракеты средней дальности на США? Микоян повторил свои возражения, но Хрущев их отмел: «Пусть сперва маршал Бирюзов и другие специалисты рассмотрят возможность разместить ракеты на Кубе так, чтобы об этом не пронюхали американцы, а потом пусть они передадут лично Фиделю послание с вопросом, согласен ли он». Микоян был уверен, что по обоим вопросам ответ Бирюзова будет отрицательным48.

В октябре 1959 года на Кубу прибыл советский журналист Александр Алексеев — высокий человек в очках. На самом деле Алексеев был разведчиком. Зная испанский язык и хорошо понимая психологию латиноамериканцев, он скоро сошелся с Фиделем и Эрнесто (Че) Геварой куда ближе, чем советский посол Сергей Кудрявцев — чопорный дипломат, не выходивший на улицу без целой армии телохранителей. В начале мая Алексеева вызвали домой, в Москву. 7 мая, перед встречей с Хрущевым, ему объявили, что хотят назначить его послом на Кубе: неудивительно, что после такого посула Алексеев готов был выполнить любое распоряжение начальства. На первой встрече Хрущев о ракетах не заговаривал. Вместо этого он засыпал Алексеева общими вопросами о Кубе и ее правительстве; несколько раз во время разговора он снимал телефонную трубку и приказывал обеспечить Кубу той или иной помощью. Алексеев был приятно удивлен большими познаниями Хрущева о Кубе и его теплыми чувствами к Кастро: по его словам, «не успевал я рот открыть, а он уже угадывал, что я хочу сказать»49.

Несколько дней спустя советники Хрущева собрались в том же составе, но на этот раз — еще и с Шарафом Рашидовым, кандидатом в члены Президиума и первым секретарем ЦК компартии Узбекистана, который уже не раз ездил по странам третьего мира, демонстрируя собственным примером, как преобразилась Средняя Азия при социализме. Алексеев и Микоян изложили свои взгляды на кубинскую ситуацию: Хрущев не раз прерывал их, подчеркивая, какой опасности подвергается Кастро. И вдруг задал Алексееву вопрос, от которого тот «остолбенел»: что скажет Кастро, если СССР предложит разместить на Кубе ядерные ракеты?

Алексеев, не подумав, выпалил, что Кастро не согласится — не захочет отталкивать от себя другие латиноамериканские страны. Малиновский возразил: если республиканская Испания в 1930-х не стеснялась принимать помощь от СССР, «с какой стати революционная Куба будет упускать такой случай»?

Не позволяя разгореться спору, Хрущев начал пространную речь в защиту своей идеи. Американцы планируют полномасштабную военную интервенцию на Кубу. Сдержать их можно только ядерными ракетами. Операцию нужно проводить в секрете, поскольку в США идет избирательная кампания. Как только ракеты будут размещены и готовы к бою, СССР сможет разговаривать со Штатами на равных. Прагматичные американцы едва ли станут особенно возмущаться — не возмущался же СССР, когда они разместили свои ракеты в Турции и Италии! И затем, так и не дав Президиуму обсудить свое предложение, Хрущев объявил, что Алексеев, Бирюзов и Рашидов полетят на Кубу, чтобы «объяснить Фиделю Кастро нашу позицию»50.

Сам Хрущев вместе с Громыко тем временем отправился в недельную поездку по Болгарии. Но и там, вспоминал он позднее, мысли о Кубе «неотвязно сверлили мозг»51. И произнесенные в Болгарии речи — полные упоминаний об американских ракетах в Турции, о несговорчивости Запада и о том, что пора заставить Вашингтон разговаривать с Москвой на равных, — вполне это подтверждают; а по раздражительности Хрущева во время этой поездки легко судить, как он мучился, не имея возможности поделиться обуревающими его мыслями с лидером болгарской компартии Тодором Живковым52.

20 мая, по дороге в Москву, Хрущев обсудил свой план с министром иностранных дел. Он настаивал, что размещение ракет необходимо, и хотел только услышать мнение Громыко. Тот прекрасно понимал, что, если станет возражать, Хрущев может «вспылить» — знаменательное признание, само по себе показывающее, как мало склонен был Хрущев слушать от подчиненных неприятные истины. Однако Громыко, если верить его воспоминаниям, все же воспротивился: «…Завоз на Кубу наших ядерных ракет вызовет в Соединенных Штатах политический взрыв. В этом я абсолютно уверен…» Против ожидания, Хрущев не вспылил. »Вместе с тем я ощутил определенно, что свою позицию он не собирается изменять»53.

На следующий день состоялось заседание Совета обороны СССР. Председателем этого высшего военно-гражданского органа страны был сам Хрущев, членами — секретари КПСС Козлов и Брежнев, члены Президиума Микоян и Косыгин (занимавший также должность первого заместителя председателя Совета министров), а также Малиновский, его первый заместитель маршал Андрей Гречко и генерал Алексей Епишев, начальник Главного политического управления Советской Армии. Присутствовал также генерал-полковник Семен Иванов из Генерального штаба — он выполнял обязанности секретаря. Предполагалось, что встреча будет посвящена докладам военных о том, что происходило в армии, пока Хрущев был в Болгарии. Однако Иванов вернулся в Министерство обороны «в таком волнении», в каком его помощник, генерал Анатолий Грибков, никогда его не видел. «Еще в дверях он протянул мне несколько листков бумаги и закричал: „Анатолий Иванович, вот это немедленно переписать начисто! От руки! Никаких машинисток!“»

Из сверхсекретных записей Иванова, по рассказу Грибкова, следовало, что «наша верховная власть решила разместить на Кубе ракеты малой и средней дальности…». Решение было еще не окончательным — требовалось одобрение Совета обороны и Президиума ЦК. К их объединенному заседанию 24 мая от Грибкова требовалось вчерне подготовить детальный план «создания, транспортировки и поддержки военного отряда, аналогичного по составу и функциям (если не по размерам) [советским военным силам], размещенным в Восточной и Центральной Европе».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});