Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С точки зрения не тематической, а именно романной (композиционная структура, сюжетные пересечения, масштаб событий), «Тишина», думается, стала успешной пробой сил и перед первым военным романом — «Горячий снег» (1969). В военных повестях Бондарев — баталист и психолог — редко выходил за пределы арт-взвода, батареи. В «Горячем снеге» он показывает войну в трех разрезах. Это батарея лейтенанта Дроздовского, штаб армии, которой командует генерал Бессонов, и Ставка Верховного главнокомандующего. Панорама войны (а в основу сюжета положен бой под Сталинградом) таким образом расширяется, с годами и зрелым опытом, новым знанием приходит умение видеть и изображать события мирового значения в исторической перспективе, давать им философское осмысление. Бондарев в «Горячем снеге» — не только писатель-баталист, писатель-психолог, знаток солдатской души, военного быта, это еще и мыслитель. Человек на войне поставлен у него в «контекст» мировых событий, ибо битва под Сталинградом стала поворотным моментом не только второй мировой войны, но и истории.
Разумеется, в романе «Горячий снег» есть бондаревские артиллеристы (я уже назвал лейтенанта Дроздовского), но принципиально новыми для него являются образы генерала Бессонова, члена Военного совета Веснина и, конечно, — Верховного главнокомандующего. И опять-таки не сами по себе образы высокопоставленных военачальников имеют большое значение (хотя образ комиссара Веснина действительно покоряет своею человечностью, большой внутренней правдой), а их роль в философской концепции романа, где сшибка двух миров осмысливается с точки зрения ценности человеческой жизни, борения добра и зла и нравственной правомерности насилия над злом во имя торжества справедливости.
Роман «Берег» (1975) непосредственно предшествует «Выбору» (1980). Героя этого романа Бондарев ввел в писательскую среду. Нельзя, разумеется, при этом отождествлять образ писателя Никитина из «Берега» с его автором, писателем Бондаревым, но, как часто бывает в литературе, многие дорогие автору мысли он доверяет наиболее близкому ему персонажу. И Никитин в романе Бондарева действительно близок автору, это легко почувствовать и понять, читая произведение.
Некоторые критики, анализируя роман «Берег», выделяют из него военные эпизоды, считая их высшим достижением писателя. Надо отдать должное, возникающие в памяти Никитина эпизоды минувшей войны, уже в ее последней фазе, раскрывающие высочайшую— до самопожертвования — человечность советского воина в образе лейтенанта Княжко, относятся к лучшим страницам современной прозы. Но в этом романе, мне думается, нельзя не видеть и остросовременных проблем — поисков путей, которые бы помогли преодолеть вражду и недоверие между людьми, народами и государствами, помогли утвердить веру и надежду людей на лучшее будущее, помогли утвердить социальную справедливость. Эти проблемы находят художественное воплощение в сюжетных перипетиях, связанных с поездкой Никитина в ФРГ, в диалогах, в столкновении характеров и в самих характерах основных персонажей. И надо, видимо, особо отметить, что актуальность у Бондарева ни в какой степени не конъюнктурна, она теснейшим образом связана с фундаментальными (а чаще мы называем их вечными) вопросами человеческого бытия.
Метафорически емкое название дал Юрий Бондарев роману «Выбор» (впрочем, как и всем предыдущим крупным произведениям). Его герой художник Васильев свой главный выбор в жизни сделал. Писателя занимает жизнь Васильева в искусстве, осложненная в последнее время нравственным и творческим кризисом. Это образ сложный, ибо в нем как раз и сосредоточен клубок нравственно-философских идей произведения, в нем и происходит Драма борющейся души, традиционная для русской классической литературы, он и бьется над вопросом: что же есть выбор двадцатого века, в чем он, каков он?..
Угнетенное состояние, в котором мы застаем Васильева, все время приходит в противоречие с эпикурейски-праздничным разливом жизни за стенами мастерской, квартиры, гостиницы, Бондарев рисует ее щедрою кистью и с наслаждением. Пожалуй, он не упускает ни одного подходящего случая, чтобы показать торжество этой внешней и общей для всех жизни. И особое место в этой живописной панораме занимает Замоскворечье, которое у Бондарева прекрасно в любое время года. Он пишет его с таким лирическим самозабвением, с такою ностальгической верностью, будто впервые объясняется в любви. Мы помним Замоскворечье по роману «Тишина», помним с его тихими переулками, обжигающим декабрьским морозом, инеем, солнцем, сверкающим чистейшей белизной снега… Мы увидели его тревожной, опасной осенью 1941 года. Теперь же, сопровождая Илью Рамзииа, своего друга детства, к матери, Васильев до сладостной истомы вспоминает, как здесь, в Вишняковском переулке, перед войной, весенними утрами тепло, сладко пахло новоиспеченным хлебом из булочной, какие были уютные зеленые дворики, столетние липы, какая тополиная метель бушевала в конце июня…
Высокое доверие к жизни, ее заданному, изначальному, естественному ходу Бондарев выказывает в любых, самых порою драматических обстоятельствах, достигая художественного эффекта его контрастностью, несоответствием событиям, которые изображает. Так не раз было в его военных повестях, в романе «Горячий снег», в романе «Берег», так — особенно эмоционально и пластически выразительно — выписана картина, предшествующая необычно напряженному и драматическому эпизоду в «Выборе», «роковому часу», картина выгаданного артиллеристами опасного «перемирия» с противником.
Эйфория этого короткого «перемирия» прерывается гибельным хаосом ночного боя, окружением, позором отступления оставшихся в живых…
Юрий Бондарев еще «Тишиною» решительно опроверг тех критиков, которые прикрепили к нему бирку «военный писатель». Он вышел за пределы военной темы эстетически вооруженным и теперь уже показал, что ему как художнику подвластно отображение разнообразного опыта, разнообразных сфер человеческого бытия, человеческого духа. И в «Выборе» есть прекрасно написанный военный эпизод, но все же роман написан не о войне, здесь скрещиваются два совершенно несхожих характера в поисках истины — нравственной, философской, жизненной. Автор романа все время подводит читателя к мысли о бескомпромиссности выбора и ответственности за его последствия и в то же время показывает, какие невероятные сложности — внешние и внутренние — встают перед человеком, делающим этот выбор в жизни. Конечно, военный эпизод имеет огромное значение и для понимания характеров главных персонажей и для понимания сложности выбора.
Илья Рамзин — новый тип в галерее бондаревских персонажей. Он привлекает внимание не только сам по себе, но еще, во многом, и как антипод Васильева. Они и показаны автором в трех временных отрезках практически рядом — в юности, на войне и в пору зрелости, когда приходит время подводить жизненные итоги. Илья в юности был более предприимчив, напорист, решителен, уверен в себе, ему как бы от природы предназначалась роль лидера, он культивирует в себе физическую выносливость, силу, грубоватое мужское достоинство. Володя Васильев, как правило, находится в тени, но он натура более тонкая, чувствительная, менее приспособленная к жизни.
Собственно, эти же черты характера обоих проявляются и на войне — властная
- Братство, скрепленное кровью - Александр Фадеев - Русская классическая проза
- Два измерения... - Сергей Алексеевич Баруздин - Русская классическая проза
- Зияющие высоты - Александр Александрович Зиновьев - Русская классическая проза
- Вакцина от злокачественной дружбы - Марина Яблочкова - Поэзия / Психология / Русская классическая проза
- Щедрый буге - Камиль Зиганшин - Русская классическая проза
- Монахиня - Елена Руденко - Русская классическая проза
- Последняя исповедь - Елена Руденко - Русская классическая проза
- Краткая история колонизации Луны - Антон Седнин - Альтернативная история / Научная Фантастика / Русская классическая проза
- Щенки и псы Войны - Сергей Щербаков - Русская классическая проза
- Двенадцать разбитых сердец, или Уехал восточный экспресс - Бруно Бабушкин - Русская классическая проза / Прочий юмор / Юмористическая фантастика